Маффин (ЛП) - "Mahsa". Страница 85

Болезненно поморщившись, я посмотрел на него сквозь полуопущенные веки. Его гнев больше не веселил. На самом деле, все его прошлые угрозы ни разу не выливались в подобную демонстрацию. Он ударил меня, но, несмотря на отсутствие ощутимого вреда, я не горел желанием снова испытывать свою удачу. Пришлось отступить, пока я ещё мог стоять; на коленях вымаливать у него пощаду было и вовсе не с руки. Показывая, что всё понял, я нерешительно кивнул.

— Хорошо, — хрипло сказал он.

Увидев, что пистолет переместился обратно на его колени, я с облегчением вздохнул. Винченцо дёрнул меня за руку, поближе к столу.

— А теперь, прибери-ка тут всё, — приказал он, указывая на беспорядок.

— Чт…

— Шевели поршнями!

Я окинул взглядом загаженную столешницу: фишки для покера, пивные бутылки, игральные карты, две пепельницы и грязные пластиковые контейнеры. Вздохнув, я неохотно взял в одну руку пепельницу, а другой подхватил за горлышко сразу две бутылки. Несколько раз перед глазами мелькнул образ тупого блестящего предмета вдребезги разбивающегося о голову Марио, но, вспомнив его быстрые отточенные рефлексы, я понял, что ничего у меня не выйдет.

Пока шел на кухню, в голове роились тёмные мыслишки. А ведь я мог убить гада: подождать, пока он заснёт, и придушить, положив на лицо подушку, или подсыпать крысиного яда в его кофе. Ладно, кого я обманываю — я прекрасно знал, что не способен отнять жизнь. Но мечтать-то мне никто не запрещал. Так или иначе Винченцо ждала справедливая месть.

От кровожадных мыслей меня отвлёк грохот и разразившаяся вслед за ним виртуозная ругань. Застыв на секунду, я с опаской выглянул за порог кухни. В тот же миг от мстительных планов не осталось и следа.

При виде этого надоедливого сукиного сына меня накрыла мощная волна жалости. Он был абсолютно… беспомощен. Опираясь на костыль, Винченцо балансировал, схватившись за край стола. Здоровая нога подгибалась, но он упорно пытался дотянуться до второго костыля, который упал на пол. И чем больше он старался, тем невыполнимее становилась эта задача.

Сейчас путь на свободу был открыт: шансы на то, что он меня пристрелит стремились у нулю. Но вопреки здравому смыслу, я подошёл к калеке и протянул ему подобранный с пола костыль. Злобно рыкнув, он выдернул его из моей руки, сунул под мышку и заковылял к дивану. Я тут же посмотрел на пистолет, который он положил на край стола. Протянув руку, я провёл по стволу до рукоятки и остановился, чтобы погладить её шероховатую поверхность. Пальцы согнулись сами собой, обхватывая тусклый металл.

Он был тяжёлым. Тяжелее, чем я думал, и холодным, как пресс-папье, в которое, с помощью красок и цветных наклеек, я превратил кусок кирпича в третьем классе младшей школы. Больше я не думал о том, чтобы использовать пистолет по назначению — мысли о мести рассеялись, как утренний туман. Я отнёс оружие хозяину и положил ему на колени, возвращая чуть было не повернувшееся спиной чувство превосходства.

В эту минуту мы очень хорошо понимали друг друга. Я видел её, видел уязвимость, которую Винченцо так отчаянно пытался скрыть. И всё равно злобный итальяшка в любой момент готов был броситься на меня, не выдержав полного сочувствия взгляда. Собственная беспомощность бесила его, и я мог это понять. Я чувствовал, как сильна его гордость, и знал, что он может превратить мою жизнь в ад, стоит мне хоть раз проявить жалость. В конце концов, я вёл себя точно так же. Вот какая невероятная схожесть была между нами. Но в то же время меня грызло чувство вины. Тоненький злобный голосок как заведённый твердил, что Винченцо стал таким из-за меня. Останься я тогда в лодке, и взрыв прогремел бы в положенное ему время.

— На что уставился? Я сказал — иди убирай! — прервал он короткую паузу.

Винченцо снова принялся размахивать пистолетом, но на сей раз эти действия не произвели на меня никакого впечатления. Больше я его не боялся. Время тирании подошло к концу.

— …Ладно, — пробормотал я.

Винченцо включил телек, а я вернулся к столу и из чистого любопытства перевернул карты Эшера. «Стрит-флеш»*. Я даже не удивился.

Собрав колоду, я вытряхнул пепельницы, выбросил бутылки и убрал остатки еды. По иронии судьбы, в конце концов мне всё же пришлось стать дворецким.

Роль домохозяйки была явно не для меня, но помогал я с удовольствием, нытьё и скулёж оставив на потом. Я решил ему подыграть. На какое-то время мы стали няньками друг для друга, и если кто-нибудь ворвётся в квартиру, я смогу убежать, пока изувеченное чудовище будет палить из пистолета. Не сомневаюсь, что даже в таком жалком состоянии — без глаза, на костылях — Винченцо завалит любого. Что-что, а это, похоже, получалось у него лучше всего.

Так, наверное, отстойно в самых элементарных вещах зависеть от тупого подростка, которого ты вдобавок ненавидишь всей душой. И быть абсолютно беспомощным тоже. Интересно, мне и в ванную придётся его сопровождать? Скорее всего до моего появления ему помогала медсестра или Алрик. Хоть и странно было представлять, как немецкий бугай, насвистывая под нос, трёт Винченцо спинку.

— ГУМБА! — грозно позвал он.

Подняв голову, я поймал взглядом его отражение в экране телевизора. Сквозь рекламную картинку смутно проступали тёмные кудри.

— Чего?

— Сваргань пожевать.

Блин, да он нарывается!

— Я только что притащил фунтов десять китайской жратвы, — сердито пробурчал я.

— Мне расхотелось. Приготовь ещё чего-нибудь.

Спрятав нос в обтянутых перчатками ладонях, я потёр лицо и резко выдохнул. Нет, ему меня не достать. Ни за что не буду злиться на этого жалкого хромоножку.

— Не умею я.

— Ты ж в долбанной забегаловке работаешь, разве нет? — спросил Марио, повернув голову.

— В ресторане вообще-то. И там я не готовлю, — сделав паузу, я задумчиво пожевал губу. — Если хочешь, могу сделать десерт, а со всем остальным мудохайся сам.

— Какой десерт? — выгнув бровь, спросил он.

— Кексы, — пожал я плечами, — булочки с корицей, печенье, — всё, что мне самому нравилось.

Когда-то моим первым «кулинарным шедевром» стали яблочные кексы, но я не собирался их печь. Во-первых, вряд ли здесь найдутся все необходимые ингредиенты; а во-вторых, очень сомневаюсь, что он будет есть приторные, напичканные сахаром сладости.

— Фу, — проворчал он, подтверждая мою догадку. Отвернувшись, Винченцо принялся бездумно переключать каналы. — Мда, пользы от тебя, как от козла молока.

— Дай угадаю — тебе бы сейчас макарошек. Да чтоб масла побольше, — усмехнулся я.

— Фонтан заткни.

Пожав плечами, я пропустил его злобное рычание мимо ушей.

— Здесь есть телефон? — спросил я.

— Нет, а мобильник я тебе не дам, даже не проси. Сутенёру своему звякнешь как-нибудь в другой раз.

Прыснув, я с трудом отогнал образ Эшера, разодетого в сутенёрский наряд. Бля, да я по-любому не собирался ему звонить.

— Вообще-то, я хотел звякнуть на работу, — и Анне. — Им наверняка интересно, куда я про…

— Без сопливых разобрались, так что захлопни свою хлеборезку и дай мне спокойно посмотреть шоу, — сказал он, переключая канал.

Вот засранец! Ну и ладно, спорить с ним я не собирался.

Спрятавшись в собственном малюсеньком мирке, Винченцо продолжил игнорировать моё присутствие. Я ещё раз обвёл комнату усталым взглядом: я что, действительно решил здесь остаться с Марио и компанией?

Чувство вины, как оказалось, весьма мощная эмоция.

Отвернувшись от Винченцо, я посмотрел в окно — холодный воздух растрепал волосы, бросив на щёки чёрные пряди. За распахнутыми створками виднелись пустые железнодорожные пути. Оконные занавески трепетали под ветром из стороны в сторону, словно запрещая мне что-то, как красный сигнал семафора. Кинув на Винченцо быстрый взгляд, я последовал за безмолвным зовом любопытства. Меня тянуло в коридор. Там обнаружились четыре двери: одна слева, две справа и последняя — в самом конце. К первой справа кто-то прилепил жёлтый стикер.