У «Волчьего логова» (Документальная повесть) - Кугай Петр Трофимович. Страница 36

Снова послышалась стрельба. Фашисты прибавили шагу, и офицер оказался впереди Петра, а ефрейтор рядом. Довгань выхватил пистолет и трижды успел выстрелить в офицера и лишь потом в растерявшегося ефрейтора. Офицера убил сразу. Раненый ефрейтор скатился в канаву и начал отстреливаться. Там его достал Гриша из своей СВТ.

В селе поднялась пальба. Не мешкая, Петро, Оля и Гриша с Игорем, которые вышли из своей засады, забрали оружие убитых и быстро направились к околице, где был назначен сбор. Они пробегали мимо дома, где жили младшие командиры охраны. Именно сюда направился за самогоном третий гитлеровец. Петро вздрогнул, едва не споткнувшись об него. Собаковод лежал мертвый у самой калитки.

Потом уже хлопцы узнали, как все началось. Когда посланный офицером гитлеровец подходил к дому, его собака учуяла чужих людей и бросилась на них. Это лежали в засаде Владик Муржинский и Леня Толстихин. Владик выстрелил в собаку, а потом они с Леней прикончили и ее хозяина. Именно их выстрелы и послужили сигналом к началу операции. Партизаны, окружившие казарму, ожидали сигнала. Вот и решили, что это их командир расправился с бароном Вилли.

Хлопцы из основной группы ворвались в казарму, уничтожили охрану, захватили пирамиду с оружием и всю, какая там была, одежду. Открыв ворота лагеря, объявили пленным, что они свободны.

…Сергей Волынец слышал выстрелы, которые гремели в глубине села, потом стали доноситься со стороны лагеря и казармы. Сергей напрягся, пытаясь представить себе картину боя, и услыхал, что прямо на него, отстреливаясь, бегут какие-то люди. Вот топот ближе. Он уже слышит тяжелое дыхание и в свете луны видит двух тяжело бегущих людей. Они в нижних рубашках.

Сергею Волынцу очень недоставало партизанского опыта. Выйдя из тени дерева прямо на залитую лунным светом дорогу, он поднял винтовку и крикнул:

— Стой! Кто идет?

Вместо ответа раздался выстрел. Единственный выстрел.

Легче других было Оле. Она плакала не стесняясь. Радость удачной операции моментально выветрилась. Хлопцы, еще минуту назад горячо обсуждавшие перипетии боя, возбужденные, радостные, враз сникли. Это были смертельно усталые люди, которые тащили на себе оружие, боеприпасы, большие узлы с одеждой и продуктами. Самым тяжелым грузом были носилки из двух винтовок, на которых лежало тело убитого товарища.

На следующее утро поделили оружие. Теперь каждый или почти каждый партизан был вооружен. Оле Слободянюк отдали взятый у офицера никелированный браунинг с запасной обоймой. Она носила его в своем ридикюльчике, где хранила принадлежности девичьего туалета. Оля Слободянюк без малейших скидок делила с парнями самые суровые тяготы партизанской жизни. Она единственная из девушек, которая вышла с первой группой в февральский лес, спала в снегу. Но при всем при том она при любых обстоятельствах следила за своей внешностью. Зеркальце всегда держала при себе. Вместе с браунингом.

Минуло несколько дней. Партизанский отряд преследовали фашисты. Одному раненому бойцу стало совсем плохо. Чтобы спасти ему жизнь, надо было немедленно раздобыть лекарства. Игорь Коцюбинский решил пойти за ними в Калиновку.

— Как же ты пойдешь? — спрашивали его товарищи. — Кругом фашисты.

— Ножками. С аусвайсом. Дай только пистолет, потому что с винтовкой… сами понимаете…

— На. Иди, — согласился Довгань.

Игорь взял пистолет, сунул его за пазуху и сразу же пропал между деревьями.

Однако через полчаса вернулся.

— Немцы! — крикнул он, подходя к лагерю.

Отряд всполошился. Заспанные люди первым делом хватались за оружие, а потом вспоминали, что надо бы надеть сапоги…

Довгань дождался, пока люди поднимутся, приведут себя в порядок, тогда сказал:

— Будем отступать. Раненого на носилки…

— Почему? — не скрывая своего недоумения, спросил Игорь. — У нас теперь оружие! Мы им так по зубам надаем!

— А потом? Сколько у тебя патронов? — И сам же ответил: — На час боя. А потом? Нет уж… — Петро повысил голос, чтобы все слышали, — мы будем стрелять тогда, когда мы вздумаем, а не тогда, когда этого немцам хочется.

Отряд, который отходил в направлении Супрунова, прикрывали Гриша Гуменчук и Сидоренко. Впереди шел Коцюбинский. И вдруг ударил пулемет. На головы партизанам посыпались сучья.

— Раз-зойдись! — крикнул Довгань.

К нему подбежал Коцюбинский, потом еще несколько бойцов. Посоветовавшись, решили отходить в Кармелюков яр. Быстро, почти бегом, все направились вслед за Гришей и Игорем, которые хорошо знали лес.

Но как ни пытались партизаны уклониться от стычки с врагом, им довелось принять бой. Не прошли они и двух километров, как передние увидали… спины солдат, осторожно идущих цепью в том же направлении, в каком двигался отряд. Повернуть назад партизаны не могли, это значило бы оказаться между двух огней. А тут хоть есть преимущество — партизаны фашистов видели, а те их нет.

Несколько дружных залпов, и путь отряду расчищен. Прорвав цепь, бойцы, не ввязываясь в бой, оторвались от преследователей.

Только к вечеру отряд добрался до Кармелюкова яра. Провели тревожную ночь. Раненому с каждым часом становилось хуже. Его нога вздулась, он метался в жару.

Утром Игорь попытался сходить за доктором в Каменогорку. Но вернулся ни с чем.

— Из лесу нельзя выйти. Вдоль дороги от Гущинец и, очевидно, до самой Уладовки фашистские посты, — сказал он.

Гриша, который вернулся из разведки, рассказал, что и со стороны Мизякова и Супрунова сплошной заслон гитлеровцев. Правда, в самом лесу их нет, но на всех дорогах вокруг леса посты, подводы, даже окопы для пулеметных гнезд вблизи перекрестков роют.

На следующий день группа во главе с Игорем и Лукашевичем решила прорваться в село Бруслинов, чтобы достать лекарства и продуктов. Все запасы были на исходе. Но к обеду хлопцы вернулись, так и не сумев прорваться через заслоны, которые блокировали лес.

А есть уже было нечего. Если делить по полсухаря на брата в день, то хватит на три дня…

Время шло. У раненого началась гангрена. Судя по всему, получил воспаление легких Гриша. Открылась рана на ноге у Довганя. И тогда в село Гущинцы, где была участковая больница, попросилась идти Оля. Причем решила идти средь бела дня, в открытую.

Она незаметно вышла из леса на павловскую дорогу, но не пересекла ее, а пошла по ней в сторону патрулей. Пройдя метров сто, свернула в сельскую улицу. И ее никто не остановил! Патрульным не пришло в голову, что это партизанка, а не девушка из ближайшего села.

Врач тут был один. По всем болезням. Дождавшись своей очереди, Оля вошла в кабинет. Медсестра пропустила ее, закрыла дверь.

— А что привело сюда вас? — спросил врач, почему-то морщась. Очевидно, он и сам был нездоров.

Вместо того чтобы ответить врачу, Оля повернулась к сестре и сказала:

— Оставьте, пожалуйста, нас вдвоем.

— Извините, но в этом кабинете распоряжаюсь я.

— Да, я знаю, — ответила Оля и, глядя на сестру, продолжала: — Однако в ваших же интересах попросить сестру выйти. Вопрос очень личный и касается вас.

Сестра сама, не ожидая распоряжения врача, молча вышла и плотно прикрыла дверь. Оля поставила на стол ридикюльчик, открыла его и… вытащила браунинг. Одним движением щелкнула затвором и сказала:

— Я партизанка. Нам очень нужны медикаменты. Как можно больше.

Врач от неожиданности отшатнулся, встал со стула. Но, взяв себя в руки и пытаясь быть спокойным, спросил:

— А если не дам?

— Возьму сама. А вас придется…

— Вы этого не сделаете. Вас ведь обязательно схватят и повесят.

— Если я вот так пришла к вам, значит, другого выхода не было.

— Хорошо. Я дам вам медикаменты. Но не думаете ли вы, что я их держу в этом ящике стола? Мне все равно надо будет отсюда выйти. А войти обратно я могу или с лекарствами, или… с немцами.

— Если честно — то я верю, что вы советский человек. Ну а на всякий случай… В Гущинцах нет второй больницы. Нет тут и второго врача. Товарищи знают, куда я пошла.