Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна. Страница 45
Тот торопливо принялся перечислять, описывая во всех подробностях. Не забыл упомянуть и машину, служебную, которой пользовался по разрешению самого Конявина.
Павел все это передавал собеседнику на другом конце связи, когда список иссяк, парень коротко кивнул:
— Так… так… есть? Гони сюда. С Комлюком? Пусть Константин Николаевич решает.
Вернулся голубоглазый с еще одной кружкой кофе. Геннадий от такого обслуживания чувствовал себя почти счастливым. Вот еще бы позвонить…
— А можно я позвоню? Ниночке?
Павел убрал мобильник в карман и лишь коротко дернул головой:
— Извини, друг. Нельзя. Пока Константин Николаевич не прибудет, пока все не прояснится, никаких звонков. Конявин и так нам кучу неприятностей доставил. Так что, не обессудь. Борис за тобой пока приглядит, а у меня дела. Ты только не вздумай что-нибудь отколоть. Боря, парень хоть и смирный, но сюрпризов не любит. А во дворе Пачо-террорист бегает. Тебе с ним лучше не встречаться, уж поверь мне.
— Пачо-террарист? — не поверил собственным ушам Гена. Услужливое воображение тут же нарисовало бородатого дядьку в чалме и засаленном халате, крест-накрест перепоясанного пулеметной лентой — фильмов про басмачей в детстве насмотрелся. — Это кто?
— Это кавказская овчарка.
Геннадию сразу представилась кавказская овчарка, крест-накрест перепоясанная… а потом он вспомнил мохнатого кобеля у ворот.
— А почему террорист-то? — удивился младший менеджер.
— А потому, что от тех, кто с ним пообщается, остаются только клочки, — улыбчиво и с охотой пояснил Павел. — Как от террориста с поясом шахида. Так, ладно, ребята. Я вас оставляю. Мне пора, — он деловито хлопнул себя по коленям и поднялся с кресла. — Не скучайте. Скоро буду.
Скучать не пришлось. Сначала немногословный Борис поволок Геннадия завтракать. Затем, плотно откушав, решили на пару чем-нибудь заняться.
— Ну, хочешь, книжку почитай, что ли, — лениво предложил Борис, встряхивая перед носом увесистым томом. — Я вот читаю. Мне нравится.
Хлопкова чтиво — «Маятник Фуко» Умберто Эко — не заинтересовало. Философия вообще не была его коньком. Его больше привлекал бильярд. Он поскреб затылок и только задумчиво протянул:
— Н-да…
— А что, книжка хорошая, умеет человек писать, — сразу же заступился за произведение Борис.
Они сидели в небольшой комнате с двумя диванами и книжными полками. Насколько Геннадий успел заметить, имелась здесь литература сугубо профессионального толка: про оружие, руководство по рукопашному бою, несколько книг о телохранителях, о науке выживания, по собаководству и прочая, и прочая, и прочая.
— Что-то я здесь классики не вижу, — заметил младший менеджер, удобно развалившись на диване. Диван был мягкий, упругий, и хотя до хозяйского не дотягивал, но все же поваляться на нем так и хотелось.
— Классику мы у Константина Николаевича из библиотеки берем, — охотно пояснил Борис, усаживаясь напротив.
— А он — не против?
Конявин о Костике говорил много, и все, что говорил, литературным языком назвать было трудновато. Поэтому в воображении Геннадий рисовал Штуку чем-то вроде зэковского пахана на выезде. Он по наивности своей полагал, что у такого человека и телохранители должны быть соответствующие — громилы, навроде шкафов с антресолями. А громилы, к его изумлению, оказались интеллектуалами, классику читают, русский язык знают прилично, изъясняются, как культурные люди, и это уж совсем не вязалось с образом «пахана», который до сего дня устойчиво занимал место в голове младшего менеджера.
— Против? Да ты что! Он только рад. У него все телохранители, между прочим, с высшим образованием. Даже кто и был без, заставил пойти учиться. Мы-то тут в основном, его дом да прилегающую территорию охраняем, а вот Мишане и Игорьку пришлось языки учить. Константин Николаевич ведь частенько за рубежом бывает, ну, само собой, у него свои переводчики и синхронисты имеются, но телохранителям тоже не помешает. Мало ли какая ситуация возникнет. А вдруг какая-нибудь шайка прямо у них под носом будет договариваться, а они и знать не знают.
Борис аккуратно отложил книгу и криво усмехнулся.
— Мишаня у нас три языка знает, а Игорь — два.
— Ничего себе! — только и сумел выдавить Гена. Он озадаченно почесал затылок. Это уж ни в какие рамки не лезет. — Телохранители — полиглоты. Твою мать, прямо как у президента!
— Смотря у какого, — вновь усмехнулся Борис. — Если у нашего только. У американского телохранители все-таки нашим не чета, — он с гордостью расправил плечи.
— Понятно. А эта комната — для телохранителей?
— Ну конечно, так тебя туда и пустили! — кривая ухмылка Бориса стала еще шире. — Это просто комната для отдыха. Здесь и прислуга может отдохнуть, если надо.
Геннадий заелозил на диване. Ничего себе! Если бы Конявин своим подчиненным такие условия создавал, от него бы люди не бежали. Впрочем, Конявин — человек из другого теста. Его только прибыль интересует. Станет он заниматься образованием телохранителей, как же! Он в свою гвардию каких-то отморозков набирает. Хлопков до сих пор помнил, как один из телохранителей весьма чувствительно врезал ему под ребра, так, забавы ради. А когда он скрючился от боли, все трое ржали, как жеребцы. Им, вишь, смешно стало. Пошутили. Добрые дяденьки.
— Я смотрю, вы своего шефа как китайского императора охраняете, — с нескрываемым уважением бросил Хлопков.
Кривая ухмылка сползла с лица Бориса.
— Во-первых, никогда не называй Константина Николаевича шефом. Во-вторых, охраняем лучше. В то время профессиональных телохранителей не было. Сейчас служба охраны работает куда эффективней. Уж можешь мне поверить.
— Ну да, у президентов вон какая охрана, — произнес Геннадий. — Думаю, не один раз им приходилось под пули кидаться.
— Не тот телохранитель хорош, который клиента от пули спас, а тот, который не дал врагу выстрелить. Понял?
Хлопков сообразил, что ляпнул глупость. Не стоило вообще затрагивать эту тему. И в самом деле: ну что он — младший менеджер — может соображать в охранном деле?
— А охраняем мы Константина Николаевича с такой бдительностью потому, что он — клиент повышенного риска.
— Как это?
— А так. Бизнесмен крупного масштаба. Не всем его деятельность нравится. Некоторые, как твой Конявин, норовят палки в колеса вставить. Хотя, если честно, твой Конявин, по сравнению с Константином Николаевичем, что твоя Моська против слона. Так, пешка разменная в чужой игре.
— Вы его всегда так… уважительно называете? По имени-отчеству?
— Всегда, — решительно отбрил Борис.
Заработала рация, висевшая у Бориса на поясе.
— Пошел на второй обход.
— С богом, Петрович.
— Тунгуса не кормили?
— Кормили, — отозвался Борис.
— Тогда лады. Я его с собой возьму. А то в прошлый раз хулиганы у западной стороны через забор какой-то дряни накидали, все кусты потравили, пакостники. Поймаю, ноги повыдергиваю.
— Бери. Только с цепи не спускай. А то знаю я тебя, так и норовишь на волю выпустить.
— Эх, мне бы этого Тунгуса да в сорок втором, я бы немцам-то…
— Ладно, Петрович, держи меня на связи, но эфир не засоряй.
— Лады.
Борис отключил рацию и вновь повесил на пояс.
— А кто этот Петрович? — Геннадию стало любопытно. — Ему уж, наверное, лет восемьдесят, если воевал? Чего же такого… пожилого человека на такой опасной должности держите?
Борис только улыбнулся.
— Петрович-то? Да он нас всех вместе взятых стоит. И не восемьдесят ему уже, а почти все девяносто. Он Великую Отечественную от звонка до звонка прошел. В Берлине побывал. Он — снайпер. У него до сих пор зрение такое, что со ста метров в монету попадает. Да и на слух он стреляет — дай Бог каждому. Ему цены нет. А старик он еще крепкий, правда, на склероз последнее время жаловаться стал, — Борис снова усмехнулся. — А работает здесь потому, что пенсия не слишком большая, он же к регулярным войскам только в конце войны присоединился. А потом что-то у него там не заладилось, то ли документы потеряли, то ли перепутали что… — Борис сокрушенно развел руками, — не признали его ветераном войны, а по инстанциям бегать, да доказывать — не по нему это. Гордый.