Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна. Страница 64

Поскольку никакого иного ума у Костика под рукой не оказалось, кроме его собственного, то приходилось справляться самому. А педагогическое гуманитарное образование необходимых знаний не давало. Более того, изрядно вредило, потому как классическая литература (в особенности русская) воспевала чувства светлые, изысканные и возвышенные, сиречь в повседневной жизни никоим образом не применимые. А требовался не просто ум, рассудительность и хватка, но специализированные знания. Вот тогда-то Костик, насмешив всех кур в округе (как выяснилось, смеялись куры зря), отправился учиться на экономиста, да не на какое-нибудь там заочное отделение, а на самое что ни на есть дневное, однако же без отрыва от производства. Хлопот прибавилось, лекции, конспекты, курсовые… ни одной работы он не заказал за деньги. Все делал сам, даже пресловутый английский с дурацкими тестами на трех страницах. Над ним потешались все: начиная от приятелей, которые все в толк не могли взять — на кой черт успешному бизнесмену, которому и без того деньги мешками сами собой в карман сыплются, еще и какое-то там университетское образование, и заканчивая сокурсниками. Ну, согласитесь, не всякий день увидишь, как на каком-нибудь семинарском занятии рядом с тобой пыхтит дяденька тридцати пяти лет. Водку пить и ходить по баням с голыми девочками стало и вовсе некогда. Вот тогда-то прежние друзья и отпали, а новых Костик так и не сумел себе завести. Да при его положении все больше попадались не друзья и приятели, а люди, которым был нужен его толстый кошелек. И потому Константин Николаевич Демидов выбирал себе друзей осмотрительно и осторожно.

Костик еще и потому был Штука, что собственным принципам не изменял. Однажды решив бросить пить, он и в самом деле не пил… ну, почти. Мало этого, частенько, когда позволяло время, тягал железки или наматывал километры на беговой дорожке и при этом успевал работать по восемнадцать часов в день.

Кое-кто откровенно удивлялся: да как же вообще можно получать удовольствие от жизни, если не пить, не курить, не гулять… как в том старом анекдоте про коммуниста, которого вызывают на партком и спрашивают:

— Ты ради партии можешь бросить курить?

— Могу.

— А пить?

— Могу.

— А по бабам гулять?

— Могу.

— А жизнь отдать?

— А на хрена мне такая жизнь?

Но если бы эти кое-кто получше знали Костика, то поняли бы, что этот аристократ и гурман умел найти наслаждение во всем, даже в плохой погоде. Он любил повторять слова Асадова: «Кто умеет в буднях быть счастливым, тот и впрямь счастливый человек!»

И Костик, как ни странно, был счастлив. Он находил удовольствие во всем: в том, как под его руководством разоренный завод начинал давать качественную продукцию и становился на ноги, в том, что почти каждый год он поднимал зарплату рабочим; в бесконечных поездках по стране в поисках новых связей и заказчиков, в рутине бухгалтерского дела… И в то же время умел Костик красиво отдыхать. Он наслаждался тонким ароматом вина, неторопливо выпитым за обедом, запахом хорошего мужского одеколона, тонкой и радостной музыкой Моцарта, строками великой классической поэзии… бесхитростными и грубоватыми страницами современного боевика…

Костик любил литературу. Не что-то отдельно взятое, а вообще всю. Он читал много и запоем. За день мог одолеть толстенный детектив, за вечер прочитать фантастический боевик, ему нравился сам процесс чтения и впитывания информации. Книг он скупал много и часто, и делал это по двум причинам. Во-первых, отрешившись от привычных развлечений, его ум требовал некой отдушины. Поскольку ни теннис, ни охота, ни рыбалка с ее водкой и банями, его не привлекали, а казино и ночные клубы он считал местами общего пользования, то чтение оставалось одним из самых доступных и безобидных. Во-вторых, получив два высших образования, Костик считал себя обязанным и дальше развивать ум и эрудицию. Книги, в особенности хорошие, давали и то, и другое. И при всем при этом он хранил завидную верность классической литературе.

Конечно, он нисколько не презирал всякого, кто не читал Кафку, Пастернака или Сартра, поскольку, будучи далеко не дураком, он прекрасно понимал: во-первых, не каждому в жизни выпадает шанс приобщиться к подобному высокому искусству. Во-вторых, люди по сути своей разные. Кому-то милее провода, штырьки, чипы, платы… кому-то нехитрая игра в подкидного и забивание козла вечером после работы с друзьями под пиво и сакраментальную воблу. Кого-то хлебом не корми — дай поохотиться за грибами с лукошком наперевес. Иной жизни сей фанат грибного дела для себя не мыслит. А есть такие, кто от телевизора оторваться не в состоянии. Костик понимал, что в обществе нужны все: глупые, умные, пофигисты, параноики, трудоголики, тунеядцы… да что перечислять, стоило только повнимательней посмотреть вокруг. Такого понасмотришься!

Сам же Костик знал наизусть стихи Набокова и Асадова, Окуджавы и Высоцкого он мог декламировать их часами. Он их даже не учил, просто имея феноменальную зрительную память, он с легкостью ребенка запоминал все, что ему казалось интересным.

Одним словом, был Костик Штука эстетом и интеллектуалом. И того же требовал от всех своих подчиненных. Попасть к нему на работу было почти невозможно. И не только потому, что Штука отличался изрядной подозрительностью и проверял каждого, даже взятого по протекции. А уж по протекции тем более. В его загородном доме были всюду установлены скрытые камеры, иногда в самых неожиданных местах. Из своего кабинета он мог следить за всем, что происходит в доме и за его пределами без особого труда. Он знал про своих подчиненных все. Он знал, например, что Алексей когда-то был отличным гонщиком, потом попал в аварию, провалялся по больницам полгода: поврежденный позвоночник, полная неподвижность. Медленное и страшное умирание. Жена его бросила. Зачем молодой и привлекательной женщине связывать судьбу с полутрупом? И вот тут-то, то ли от горя, то ли от злости в нем словно бы проснулось второе дыхание. Превозмогая боль, делал ежедневные упражнения, занимался, в кровь изгрызая себе губы. По ночам кричал от кошмаров, и через год пошел. Сам. На костылях.

Набившая оскомину история, одна из множества, которые случаются по всему миру. Но тот, кто пережил подобное, знает, что это настоящий подвиг, и совершить его способен тот, кто изнутри переплавил себя и собственный характер. Теперь у Алексея другая жена, ребенок, он счастлив и вновь за рулем.

А вот Борис когда-то пил, запойно, страшно. От него ушла жена, забрав двух детей. Просто сбежала, не оставив даже адреса. После того, как он бросил профессиональный бокс и превратился в круглый ноль без палочки, этому сильному физически человеку не хватило элементарной силы воли и мужества. А потом, когда очнулся, пришел в себя, оказалось, что еще и подсел на наркотики.

Но в какой-то момент, внезапно осознав, что происходит, просто бросил. «Завязал», как говорят. Включил силу воли, когда-то сделавшую из обычного паренька чемпиона по боксу. И поезд жизни, постукивая колесами на стыках, перешел на другую колею. Через год к Борису вернулась жена с детьми.

Странно, но все, кто окружал Костика, были людьми далеко не простой судьбы. Вот хоть бы взять Петровича. Старику почти девяносто, а он еще крепок и бодр. Всю семью в войну потерял, пока партизанил, немцы двух дочек в Германию угнали, а жену расстреляли. Он до сих пор себе этого простить не может. Уж сколько лет прошло, а он так и не женился — бобылем живет.

И за всех них Костик ощущал ответственность, точно это были не просто его подчиненные, нанятые им для работы, а близкие и понятные ему люди, которые никогда его не подведут и костьми лягут в случае надобности. Костик только надеялся, что такой надобности не возникнет. Еще бы разобраться с теми, кто стоит за Конявиным, и подуськивают этого урода, как шавку… впрочем, потом появится еще кто-нибудь, какой-нибудь другой «Конявин», который станет палки в колеса вставлять. Костик, хоть и не был рьяным верующим, однако же где-то глубоко в душе был убежден — и такие подонки нужны, иначе заснет общество, перестанет существовать, и заглохнет инстинкт самосохранения у людей. Он и теперь-то дремлет. Гляди — совсем заснет, вечным сном. Тогда и катастрофы никакие не помогут, потому, как мертвого, сколько ни буди — не добудишься.