Дети Спящего Ворона. Книга первая (СИ) - Аэзида Марина. Страница 28
– Воин, тут повязки вот у мне. Перевяжу дай.
Виэльди не стал противиться: радует, что имперцы хоть о чем-то позаботились. Женщина промыла рану, приложила к кровоточащему рассечению сложенную в несколько слоев мягкую ткань, затем обычным шерстяным полотном начала туго перематывать бедро. Какой-то отрок увел Беркута, а лекарша забормотала:
– Мы же не... не мы это. Жизнь вели тут просто, они пришагать и кричали и все другое делать...
– Можешь говорить на своем языке, – сказал Виэльди на шахензийском.
– О! Как хорошо! – обрадовалась женщина и затараторила: – Мы здесь просто жили! Велением императора – да снизойдет на него благословение великого Гшарха, – нас сюда отправили: тех, у кого долги перед ростовщиками, тех, кому наказание за что-то грозило. Мы-то никого не трогали, но потом пришли воины из наших. Разграбили какое-то селение, снасильничали и убили дочь... как это называется? – старосты. Они уехали, а расплачиваться нам пришлось... Ох, если б не вы, и не знаю, что бы с нами сделали!
– Ничего хорошего, – бросил Виэльди, и перед глазами возник привязанный к столбу труп.
Женщина наконец закончила перевязку, он коротко поблагодарил ее и, прихрамывая, двинулся к остальным воинам.
Похоронив убитых и разместив раненых в главном доме, талмериды собрались ехать в столицу Нирии. Пленных крестьян отпустили. Все равно выкуп за них не получить – не от кого. Убивать тем более ни к чему: может, хотя бы половина из них в следующем году начнет возделывать землю, а не подастся в разбойники.
– В седло-то взберешься? – подначил Инмо.
– Если нет, ты поможешь, – усмехнулся Виэльди.
В столице княжества все было из дерева: добротные дома и подгнивающие хижины, сараи и заборы, даже мостовые. Интересно, сколько раз город сгорал? Если заполыхает хоть один дом, даже на окраине, это обернется бедой для всей столицы.
Нирийцы, стоявшие в воротах, после недолгих расспросов пропустили талмеридов, и теперь двое из стражников ехали впереди отряда, показывая путь к дворцу правителя.
Горожане, судя по всему, узнавали в чужих всадниках «псов императора» и не просто уходили с дороги – разбегались. Мужчины при этом бросали злобные взгляды, а женщины опускали головы и надвигали платки чуть ли не на глаза. Можно подумать, тадмериды вот прямо сейчас спрыгнут с коней и ринутся насиловать местных дев! Смешно. Хотя и понятно: уже, наверное, в третьем поколении матери пугают детишек не только хитрой нечистью, крадущей непослушных мальчиков и девочек, но и свирепыми степняками, которые вплетают в волосы глаза убитых врагов.
Виэльди завидел юную девицу, которая, казалось, от страха даже убежать не могла и стояла, широко распахнув глаза и прижав ладошки ко рту. Он не выдержал, направил коня на нее, оскалился и рявкнул:
– Бу-у!
Девица завизжала, подобрала подол и ринулась прочь. Виэльди запрокинул голову и рассмеялся, настолько забавно это было..
Дворец князя, как и все здесь, тоже был деревянным. Высокий, увенчанный остроконечной крышей, украшенный тонкой, как кружева, резьбой, он взмывал к ярко-синему небу, а белое облако, если смотреть под определенным углом, казалось насаженным на флюгер.
Один из сопровождающих нирийцев велел подождать у входа, а сам приблизился к стражникам у входа. О чем они говорили, Виэльди не слышал, но спустя несколько мгновений нириец вернулся и сказал:
– Ты можешь войти, рин-каудихо[1], а твои люди пусть ждут снаружи.
– Нет. Четверо моих воинов войдут со мной. Остальные побудут здесь. – На лице нирийца отразилось сомнение, он явно не знал, что делать. Ладно, Виэльди подскажет: – Иди и передай князю: нас будет пятеро. Если же он не согласится... мы вернемся потом, и нас будет куда больше.
Нириец кивнул и ушел, вернулся спустя полчаса или меньше.
– Ты можешь войти, рин-каудихо, – проворчал он. – С теми четырьмя воинами, которых выбрал.
Он выбрал риехото, Деда-говоруна, еще одного бывалого воина и... Сарэнди: уж очень просящим взглядом смотрел приятель.
Князь принял их в большой и полупустой зале: вдоль стен стояли длинные скамьи, а между ними огромное кресло. В нем сухонький старичок в синих шелковых одеждах и громоздком золотом венце казался едва ли не ребенком. Правда, сам Гриар, видать, не понимал, как нелепо выглядит со стороны, и вздернув подбородок, взирал на гостей, будто сокол на грызунов. За его спиной, обнажив мечи, стояли четыре стражника. Князь не потрудился встать навстречу талмеридам, зато небрежно взмахнул рукой и, словно делая одолжение, прошелестел:
– Зачем пришли? Я готов выслушать, но пусть говорит только рин-каудихо.
Да уж, отец не врал, называя Гриара заносчивым стариканом.
Виэльди шагнул вперед.
– Я рин-каудихо. Я буду говорить, но сначала спрошу: почему твои воины не утихомирили твоих крестьян? Почему это пришлось делать нам?
– А я не заставлял, – хмыкнул старик. – Эти крестьяне только считаются Нирскими, а на самом деле... Все подати с них давно забирает Империя.
– Поэтому ты решил не вмешиваться?
– Ну да. Пусть имперцы сами разбираются. Ну и вы, степняки, тоже.
– То есть это не твои крестьяне?
– Мои, да не совсем... – князь вцепился пальцами в подлокотники кресла.
– Ты не берешь с них подати?
– Беру! – Гриар резко вскинул голову и сощурился. – Но мне достаются крохи! Капля в море! Можно внимания не обращать. Остальное имперцы забирают.
– И все же ты берешь эти крохи...
– Ну да. Хоть что-то, – фыркнул князь. – Но не на меня же крестьяне разгневались. Не я виноват, что имперцы такие жадные: разграбили чернь и довели до бунта.
– Но ты и не думал утихомиривать этот бунт... Значит, готов отказаться от мятежных земель, отдать их нам или имперцам?
– Вот еще! – князь вскочил с кресла. – Ни частички Нирских земель ни вам, ни имперцам не достанется!
– Тогда вернемся к началу беседы: почему не следишь за ними? А подати тем не менее берешь... – Виэльди склонил голову набок и надвинулся на Гриара.
Тот отступил и снова рухнул в кресло.
– Да какие это подати?! Ерунда!
– Почему же не отменил их? Крестьянам любая мелочь помогла бы, и, кто знает, вдруг мятеж тогда не вспыхнул?
– То есть имперцам позволено брать с моих людей все, а мне – ничего?!
– Для начала реши – твои это люди или нет. Если нет, отдай мятежные земли. Если да – следи за ними и не доводи до бунта. Помогай, когда нужно. У нас главы кланов помогают своим людям в неудачные годы, не гнушаются...
– Да какие у вас неудачные годы? – проскрежетал князь. – Вы не сеете, только грабите!
– Не без этого. Однако среди нас есть простые скотоводы, не воины, и когда случается падеж скота, главы кланов не только не берут с них подати, а даже помогают. Но подумай вот о чем: большая часть окраинных поселений сожжена или покинута, поля вытоптаны или тоже сожжены. Как думаешь, велик будет урожай на следующий год?
– Нет, и что? Обойдусь, – князь снова поднялся с кресла. – Нирийцы от него все равно мало что видели.
– А куда пойдут имперцы, если не найдут, где... грабить? Я скажу: они двинутся вглубь твоего княжества, а будешь сопротивляться, тебя просто обезглавят. Ты хочешь этого?
Гриар растерялся, но ненадолго. Запыхтел, сжал кулаки, затем ткнул указательным пальцем в грудь Виэльди и прошипел:
– Ты... Ты... как смеешь! Я не желаю выслушивать поучения какого-то... мальчишки!
– Не желаешь, а придется! – ухмыльнулся Виэльди и сомкнул пальцы на шее князя.
Стражники пытались помешать, но ведь и талмериды не просто так все это время находились за спиной рин-каудихо. Теперь нирийцы и талмериды, обнажив мечи, стояли друг напротив друга: если кто дернется, то завяжется схватка, а она никому не нужна.
Виэльди разжал пальцы, пихнул князя в кресло и процедил, склонившись над ним:
– Если еще хоть раз в Талмериду придет известие о мятежах в твоем княжестве, мы приедем снова. И нас будет так много, что мы возьмем твою столицу, убьем тебя и твоих сыновей! А потом кто-то – может, и я! – женится на твоей вдове... Она же тебе во внучки годится, правда? Так что и мне, мальчишке, подойдет!