Сталин (Предтеча национальной революции) - Дмитриевский Сергей Васильевич. Страница 42

На Кронштадт были немедленно двинуты все лучшие части Красной армии. Туда был отправлен Троцкий. Но и он был растерян в эти дни, не знал, что делать, не был способен к решительным действиям. Тогда Ленин направил туда как основную силу человека, который никогда не знал растерянности и нерешительности: Сталина. С ним отправился Ворошилов. Общее руководство операциями было поручено Тухачевскому. Сталин не оспаривал, впрочем, первенства Троцкого. Не хотел отнимать у него сомнительные лавры подавления этого мятежа. Он предпочитал, как всегда, быть организатором карательной экспедиции, оставаясь в тени.

По льду, под снегом, одетые в белые халаты, были поведены на штурм Кронштадта собранные силы. Лед уже подтаял — и в Кронштадте не ожидали возможности такого наступления. Наступающие были замечены только тогда, когда они подошли к самому почти Кронштадту. Заревели пушки фортов, застучали пулеметы. Взрывался, проваливался лед. Вместе с ним уходили под воду красные солдаты. Шедшие сзади делали обход — шли дальше. Им тоже некуда было возвращаться. Красная артиллерия, по приказу Сталина, била по льду за их спиной. Они были отрезаны. Или вперед, где, может быть, победа — или верная смерть!

Кронштадт был взят. Сталин переехал туда — и с методической жестокостью начал расправу. Часть восставших успела уйти в Финляндию.

Но из оставшихся были пощажены немногие. Были расстреляны даже многие из тех коммунистов, что сидели в тюрьме мятежников: за нерешительность, за то, что сдались. В подавлении Кронштадтского восстания Сталин проявил себя тем, что он есть: человеком, которому ничего и никого не жалко, которого ничто не трогает. Он холодно, спокойно, расчетливо беспощаден.

…Кронштадт привел к нэпу. Ленин резко изменил всю политику власти, от военного коммунизма пошел на соглашение с крестьянством, на поощрение частной собственности, частной инициативы, частного и свободного товарооборота… Из этого экономического либерализма, естественно, должен был родиться и либерализм политический. Ленин это предвидел и на это шел.

— Военный коммунизм, — говорил он, — был вынужден войной и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетариата политикой.

— Мы рассчитывали, — признавался он, — поднятые волной энтузиазма, разбудившей народный энтузиазм сначала общеполитический, потом военный, мы рассчитывали осуществить непосредственно на этом энтузиазме столь же великие экономические задачи. Мы рассчитывали — или, может быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достаточного расчета — непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку.

— Не на энтузиазме непосредственно, а при помощи энтузиазма, рожденного великой революцией, на личном расчете, на личной заинтересованности, на хозяйственном расчете потрудитесь построить сначала прочные мостки, ведущие в мелкокрестьянской стране через государственный капитализм [8] к социализму; иначе вы не пойдете к коммунизму, иначе вы не подведете десятки и десятки миллионов людей к коммунизму. Так сказала нам жизнь. Так сказал нам объективный ход развития революции.

— Есть только два пути в данный момент, — говорил тогда Ленин.

— Либо не пытаться запретить и запереть развитие капитализма. Это единственно возможная и единственно разумная политика.

— Либо попытаться запретить, запереть совершенно всякое развитие частного, негосударственного обмена, т. е. торговли, т. е. капитализма, неизбежное при существовании миллионов мелких собственников. Такая политика была бы глупостью и самоубийством той партии, которая испробовала бы ее. Глупостью, ибо эта политика экономически невозможна. Самоубийством, ибо партии, пробующие подобную политику, терпят неминуемый крах. Нечего греха таить, кое-кто из коммунистов «помышлением, словом и делом» грешил, впадая в такую политику. Постараемся от таких ошибок исправиться. Непременно надо от них исправиться, иначе совсем плохо будет…

Одним из тех, кто «грешил» именно такой политикой, был Сталин. Режим насилия, принуждения, режим казармы, рабочего дома, колониальной плантации был ближе всего его узкой и властной душе. Но он подчинился Ленину. Слепо, как и всегда, пошел за ним. Долгое время проводил его политику. Пока не стал властителем сам. Тогда он вернулся, правда, в изменившейся обстановке, на путь военного коммунизма.

Еще более хмуро, чем Сталин, восприняли ленинский переход к новой экономической политике некоторые из «молодых», которым в дальнейшем выпало на долю играть большую роль в судьбах страны. Молотов не переставал говорить:

— Военный коммунизм — это вовсе не так плохо… Хорошее было время… Пожалуй, самое лучшее время революции!..

Отрицательно отнеслись к нэпу и многие слои коммунистической молодежи. Вот комсомолец Грачев, вернувшись после нескольких лет фронта, фронтовой «коммуны», после пребывания в немецком концентрационном лагере, куда он был интернирован с конницей Гая, описывает свои переживания:

«…Я воротился уже при нэпе, — пишет он другу. — Противное, надо тебе сказать, было время. Приехал я как раз в тот момент, когда на смену рыночной мелкой рознице, на смену жалкому подпольному спекулянтику и легальному торгашу суровой эпохи военного коммунизма пришел европейский торговец в коверкоте, заседающий в огромных магазинах с зеркальными стеклами, ни дать ни взять солидные торговые дома довоенного времени!.. Ты себе представить не можешь, как было досадно смотреть на новые, нагло крикливые, свежевыкрашенные вывески магазинов, на зеркальные стекла с окороками, свежей клубникой и ананасами, лицезреть шелестящих шелками дам, слышать томную музыку из раскрытых окон залитых огнями ресторанов и прочих мест увеселения… Признаюсь, я не раз помышлял, что партия пустила на слом всю свою октябрьскую работу и не раз порывался уйти из комсомола. Тем более что я не один, много тогда ушло…»

Так настроенная молодежь в дальнейшем на некоторое время легко подпала под влияние радикальных фраз Троцкого. А еще позже она составила гвардию Сталина, пошедшего «на последний штурм капитализма».

Часть IV

ВЛАСТЬ

В марте 1919 г. умирает Свердлов — первый чиновник партии и государства: секретарь Центрального комитета и председатель советского ЦИК’а. Для Ленина это была громадная потеря: фактически Свердлов был его личным секретарем и помощником, причем поистине незаменимым. Его основным свойством было то, что он не имел собственного лица. Он был зато блестящим комиссионером чужих идей — и еще более изумительным по точности и твердости выполнителем чужих организационных, практических планов. Он освобождал Ленина от всей черной — подготовительной и исполнительной — работы.

Должность Председателя ЦИК’а была замещена скоро и легко. На это декоративное кресло посадили добродушного, честного, импонирующего массам своей простотой и «рабоче-крестьянской» внешностью, но по существу ничтожного Калинина.

В партийном же аппарате были произведены более сложные перемены.

— Так уметь объединить в себе одном организационную и политическую работу, как это умел делать Свердлов, — говорил Ленин на съезде партии в 1920 году, — не умел никто, и нам пришлось попытаться заменить его работу работой коллегии. Работа ЦК велась двумя выбранными на пленуме ЦК коллегиями, организационным бюро и политическим бюро, причем для согласования и последовательности решений того и другого учреждения секретарь входил в оба бюро. Дело сложилось так, что главной задачей оргбюро было распределение партийных сил, а задачей политбюро — политические вопросы. Само собой разумеется, что это разделение до известной степени искусственно, понятно, что никакой политики нельзя провести, не выражая ее в назначении и перемещении. Следовательно, всякий организационный вопрос принимает политическое значение, и у нас установилось на практике, что достаточно заявки одного члена ЦК, чтобы любой вопрос, в силу тех или иных соображений, рассматривался как вопрос политический…