Сталин (Предтеча национальной революции) - Дмитриевский Сергей Васильевич. Страница 43

Так было положено оформленное начало всемогущему впоследствии политбюро, могущему перенять на свое разрешение «любой вопрос». При Ленине, конечно, политбюро было чисто совещательным, подготовительно-исполнительным органом. Правил Ленин.

Насчет секретаря ЦК Ленин говорил: «Только коллегиальные решения ЦК проводились в жизнь секретарем». Иначе и быть не могло. Тогдашние секретари — Крестинский, Серебряков, Стасова — чисто технические работники — ни на что иное и не были способны.

В первое политбюро вошли: Ленин, Сталин, Троцкий, Каменев. Кандидатами были: Бухарин, Зиновьев. Калинин. «Для связи» в политбюро, как и в оргбюро, входил секретарь, Крестинский. В первое оргбюро вошли: Сталин, Белобородов, Серебряков, Стасова и Крестинский.

Ленин, однако, скоро почувствовал трудность положения, когда в партийном аппарате не было человека достаточно сильного и ответственного, который мог бы сосредоточить в своих руках все возраставшую работу. Перед партией — с момента окончания Гражданской войны особенно — ставились все более широкие и сложные задачи.

Технические работники, сидевшие в секретариате ЦК, справиться с этими задачами сколько-нибудь самостоятельно не могли. За каждой мелочью обращались к Ленину. Ему приходилось все больше нагружаться. К тому же эти люди — тоже в силу своей несамостоятельности — все время находились под влияниями других, главным образом, Троцкого. Ленин не мог полностью им доверять.

Вопрос о настоящем помощнике, который мог бы и заменять Ленина в его отсутствие, — Ленин все чаще уезжал отдыхать в деревню — становился все острее.

Такой помощник выдвигался сам собой: Сталин. Будучи одновременно членом политбюро и оргбюро, он уже и сейчас зачастую фактически выполнял функции ответственного руководителя партийного аппарата, стремясь облегчить и разгрузить Ленина. Он был вне каких бы то ни было сторонних, чуждых большевизму влияний. Линия его как будто никогда и ни в чем с ленинской не расходилась. По всем основным вопросам он выступал вместе с Лениным, часто предвосхищал его мысли.

…В 1920 г. Ленин вырабатывает набросок «тезисов по национальному и колониальному вопросам» для второго съезда Коминтерна. Это — один из основных вопросов революции. Ленин рассылает свой набросок для отзыва всем членам политбюро. Сталин на южном фронте. Он пишет Ленину:

«У меня нет в данный момент возможности высказаться о тезисах подробно и обстоятельно (времени нет), но об одном пробеле в тезисах могу высказаться коротко. Я говорю об отсутствии в тезисах упоминания о конфедерации как об одной из переходных форм сближения трудящихся разных наций. Для наций, входящих в состав старой России, наш (советский) тип федерации можно и нужно считать целесообразным, как путь к интернациональному единству. Мотивы известны: эти национальности либо не имели в прошлом своей государственности, либо потеряли ее давно, ввиду чего советский (централизованный) тип федерации прививается к ним без особых трений. Нельзя сказать то же самое о тех национальностях, которые не входили в состав старой России, существовали как самостоятельные образования, развили свою собственную государственность и которые, если они станут советскими, вынуждены будут силой вещей стать в те или иные государственные отношения (связи) к советской России. Например, будущая советская Германия, Польша, Венгрия, Финляндия. Едва ли эти народности, имеющие свою государственность, свое войско, свои финансы, едва ли они, став советскими, согласятся сразу на федеративную связь с советской Россией типа башкирской или украинской (в своих тезисах Вы делаете разницу между башкирским и украинским типом федеративной связи, но на самом деле этой разницы нет, или она так мала, что равняется нулю): ибо федерацию советского типа они рассматривали бы как форму умаления их государственной самостоятельности, как покушение на последнюю».

«Я не сомневаюсь, что для этих национальностей наиболее приемлемой формой сближения была бы конфедерация (союз самостоятельных государств). Я уже не говорю об отсталых национальностях, напр., о Персии, Турции, по отношению к которым или для которых советский тип федерации и вообще федерация были бы еще более неприемлемы».

«Исходя из этих соображений, я думаю, что в известный пункт Ваших тезисов о переходных формах сближения трудящихся разных наций необходимо внести (наряду с федерацией) конфедерацию. Такая поправка придала бы тезисам больше эластичности, обогатила бы их еще одной переходной формой сближения трудящихся разных наций и облегчила бы национальностям, не входившим в состав России, государственное сближение с советской Россией».

Это письмо было предвосхищением будущих планов сталинского красного империализма — и созданной им впоследствии гуттаперчевой формы «Союза советских республик» — вместо «Российской федеративной республики». Ленин не принял тогда поправки Сталина. Не потому, что сам он был чужд идеям красного империализма. Наоборот. Он был горячим приверженцем их. Весь поход на Польшу, на котором особенно настаивал Ленин, был не чем иным, как попыткой попробовать крепость красного штыка на теле Европы. Попытка кончилась неудачей. Но от идеи европейского похода Ленин долго не мог отказаться — и накапливал силы…

Получив письмо Сталина, он только сделал пометку на полях своих тезисов: «Конфедерация (Сталин)» — и поставил вопросительный знак. Очевидно, что-то в этом предложении было ему не по нутру. Не было ли ему тяжело отказаться от слова: «Россия»? «Союз советских республик» Сталин создал уже, когда Ленина не стало.

Но по этому письму Ленин лишний раз убеждался, что у Сталина в основных вопросах советского строительства была самостоятельная и глубокая мысль. И в общих линиях она сходилась с его собственной.

…В 1921 г. хозяйственные вопросы стали во главу угла. Нужен был план предстоящего хозяйствования. Таковой Ленин видел в выработанном по его поручению «Плане электрификации России». Насколько сильно он им тогда увлекался, видно из того, что он говорил: «Коммунизм это есть советская власть плюс электрификация». По существу, этот план был предвосхищением предстоящей индустриализации России.

Но план встретил самое резкое противодействие в среде советских сановников. Ленин был возмущен.

— Позор один, — говорил он. — Литераторы не пропагандируют уже выработанного плана, а пишут тезисы и пустые рассуждения о том, как подойти к выработке плана! Сановники ставят ударение чисто бюрократически на необходимости «утвердить» план, понимая под этим не вынесение конкретных заданий (построить то-то и тогда-то, купить то-то за границей и т. п.), а нечто совершенно путанное, вроде разработки нового плана! Все это показывает неумение работать, господство интеллигентского и бюрократического самомнения над настоящим делом. Насмешки над фантастичностью плана обнаруживают самомнение невежества.

И вот приходит письмо больного Сталина.

«Товарищ Ленин, — пишет он. — Последние три дня я имел возможность прочесть сборник „План электрификации России“. Болезнь помогла (нет худа без добра). Превосходная, хорошо составленная книга. Мастерской набросок действительно единого и действительно государственного хозяйственного плана без кавычек. Единственная в наше время марксистская попытка подведения под советскую надстройку хозяйственно отсталой России действительно реальной и единственно возможной при нынешних условиях технически производственной базы. Помните прошлогодний „план“ Троцкого „хозяйственного возрождения“ России на основе массового применения к обломкам довоенной промышленности труда неквалифицированной крестьянско-рабочей массы (трудовые армии). Какое убожество, какая отсталость в сравнении с планом ГОЭЛРО! [9] А чего стоят десятки „единых планов“, появляющихся то и дело в нашей печати на позор нам, — детский лепет приготовишек. Или еще: обывательский „реализм“ (на самом деле маниловщина) Рыкова, все еще „критикующего“ ГОЭЛРО и по уши погрязшего в рутине…