Брачная охота на главу тайной канцелярии (СИ) - Невестина Ксюра. Страница 28

Наконец скольжение остановилось. Мне было смешно, потому что я привыкла: сейчас встану и поду домой мыться и греться у батареи. Если все равно будет холодно, включу обогреватель. Но дома здесь не было, как не было и обогревателя в той часовенке.

— Вставай! — приказал Ведас. — Дождь усиливается, а мы еще не дошли!

Можно было кричать. Нас все равно никто не услышит. Дождь разыгрывался не на шутку, и ветер солидарно взвился настолько сильный, что сбивал с ног. Но теперь никто и ничто не испортит мне настроения. Я буду гореть, как звезда на новогодней елке, только бы поддержать Ведаса. Я вижу, как ему тяжело.

Больше не буду звать его по фамилии, когда мы наедине. Все то, что мы прошли с ним вместе и еще пройдем до тех пор, пока не выберемся из ловушки старика-портальщика, сделало нас достаточно близкими знакомыми, чтобы не хамски не язвить друг другу, выплевывая фамилии друг друга, как ругательства.

— Прорвемся, — тяжело пробормотала я, поднимаясь сначала на колени, а потом на ноги. И не через такое проходили. Хуже, чем дтп с последующим «отпуском» в реанимации, со мной все равно ничего не произойдет.

Мы все-таки смогли добраться до часовенки. Я с неприязнью смотрела на заброшенное заросшее кладбище, пока Ведас ломал дверь. Прости нас, господи, мы не вандалы. Нам нужны твои помощь и покровительство. Наконец дверь скрипнула и поддалась. Ее даже с петель снимать не пришлось. А есть ли у местных дверей петли?

Ведас вошел первым, и я за ним. Дверь оказалась настолько тяжелой, что в одиночку ее закрыть не смогла. Мы фактически прикрыли ее, вставив в проем, и заперли горизонтальной доской, как в фильмах про средневековую Европу. И как я вляпалась во все это? Только я, наверное, и могла. Еще и Ведаса за собой потянула…

Первое, что бросилось мне в глаза, даже не убогость обстановки. Кроме алтаря в маленьком, квадратных метров в шесть, помещении не было ровным счетом ничего. Зато было холодно. Гораздо холоднее, чем на улице. Камень стен и пола не хранил тепла и преграждал ему путь днем.

— Здесь лучше, чем я думал, — невзначай сказал Ведас и стянул с себя промокшую насквозь и испачканную в грязи куртку.

Я бы тоже могла раздеться, но боялась заболеть. Мы оказались промокшими до нитки, испачканными в земляной грязи в холодном помещении, где в лучшем случае есть градусов десять-тринадцать. Не выше. Не так страшны вражеские маги, как бытовые тяжести. А если один из нас к утру сляжет с ангиной или орз? Как нам тогда поступить? Как выбираться из ловушки?

— Магией совсем нельзя пользоваться? — жалобно спросила я. — В мокрой одежде в холодном помещении… заболеть на раз-два!

— Не смей! — закричал Дрок. — Отсидимся и свалим на твоем летуне. Надо придумать, как быстро совершить призыв и успеть уйти от преследования. Моя девочка недостаточно быстрая для погони. Твой… Мотя… единственный шанс без обращения к нему…

«К нему?» К старику-портальщику? Слава богу, он поумнел и больше не рвется лезть к предателю! Тот скорее всего натравил на нас королевских цепных псов, если он вообще вошел в портал перед нами. А ведь мог спрятаться где-нибудь поблизости! Ведаса же спутал активный портал, и мы, по общей глупости, вошли в него, не проверив!

— Мотя? — я подтянула рукав куртки и рукав рубашки одновременно и посмотрела на татуировку. Попыталась позвать мотыля мысленно, но в ответ только глухое сопение. — Он выдохся на эвакуации. И я понятия не имею, как долго он еще будет спать.

— Тогда нам ничего не остается, кроме как ждать, — подвел итог Ведас. — Отвернись, я хоть рубашку выжму.

Я не могла упустить такой удачный момент и подколоть его. А что? Хороший способ разрядить обстановку!

— Стесняешься меня, Ведассс? — его имя я прошептала, прислонив указательный палец к губам в жесте «сохраняйте тишину».

— В обморок не упадешь, пансионерочка? — усмехнулся он в ответ, поняв, к чему я клоню. Нам нужно было немного сбросить напряжение, и удачная шутливая беседа была как нельзя лучше.

Да ладно? Неужели он поддержит начатую мной игру? Когда Ведас начал медленно расстегивать пуговицы, хитро глядя на меня исподлобья, я не выдержала. Нет, я не закрыла глаза и не отвернулась. Я прилегла на ступеньки алтаря и стала легонько отстукивать ритмичную мелодию. Раздеваться на показ? Только с музыкой!

Ведас моей идеи не заценил. Он, передернувшись, повернулся ко мне спиной. От игривого настроения у нас обоих не осталось и следа. Ему, по всей видимости, не понравилось «музыкальное» сопровождение, а мне — шрамы, которыми была испещрена его спина.

Я встала и украдкой подошла к нему. Эти шрамы — материальные воспоминания о плене у королевских погончих? Мне стало тошно и мерзко от того, что с ним могли делать моральные уроды, что на спине не осталось ни одного живого кусочка. Мне было страшно прикоснуться к испещренной шрамами коже в страхе принести еще больше боли. Хотя это было глупо. Раны зажили, прикосновения к шрамам приносят только душевную боль, ностальгическую.

Поворот его головы я почувствовала всем телом, и решилась — обняла. Его торс, рельефный даже слишком. Тоже перечеркнутый несколькими шрамами. Раз уж сам Ведас Дрок боится попасть в руки погончих, то и мне подавно там делать нечего. Быстрее бы Мотя выспался, и тогда мы сможем улететь на нем. Вместе. Вместе не так страшно.

Я положила голову на его спину и подняла руку к его сердцу. Оно медленно, но четко билось. Грудь поднималась и опускалась, подчиняясь глубокому дыханию. Мокрая рубашка с шлепком упала на каменный пол. Вторая рука лежала на пряжке его ремня, и я чувствовала, что самое время ее расстегнуть.

— Ирис, прекрати, — прошептал Ведас. — Ты не знаешь, что творишь. Пожалеешь. Завтра или через месяц.

— Знаю, — пряжка щелкнула. — Если не хочешь, просто откажись.

— Не путай сиюсекундный интерес с настоящим желанием, — пытался меня образумить Ведас, но получалось у него из рук вон плохо. — Пожалеешь. Сильно.

Силы его словам не предавало даже его собственное тело. Горячее. В холодной каменной комнате к нему наоборот хотелось быть как можно ближе. Эдакое теплое верблюжье одеялко, которое уже никогда не дождется улетевшую в другой мир хозяйку и одиноко скучающее в заправленной постельке.

— Ири… — не выдержав, Ведас круто развернулся и схватил меня за руки. — Я сказал, прекращай! Если не сможем выбраться, догадываешься, что с тобой сделают? Так вот, будет еще хуже!

— Боишься, что на шею сяду до конца твоих дней? Так не бойся, никаких последствий. Я бесплодна!

Я не кричала. Говорила спокойно. У меня было время смириться с диагнозом, как и обрадоваться возможностью преодолеть его. Но не с ним и не сейчас. Сейчас мною двигало совершенно иное чувство, и я хотела его удовлетворить. Не похоть и даже не страсть. Нежность. Я только боялась, что оно могло перерасти в нечто большее и в будущем стать непреодолимым препятствием.

— Сочувствую, — вздохнул Ведас и опустил мои руки. У меня сердце ухнуло вниз. — Поэтому тебя выгнали из «Любериса»? Тебе еще нет двадцати трех, и замуж ты не вышла. Но уже вернулась домой…

Давай, сочини мою историю сам! Я, конечно, понимала, что не каждый встречный-поперечный знал правду обо мне. И то, что никто не задавал неудобных для меня вопросов, на которые я не знала ответов, это тоже было хорошо. Но… мне омерзительно проживать чужую жизнь в теле с чужой внешностью. Я ненавижу новое лицо, которое объективно можно назвать более чем симпатичным и даже красивым.

— Не надо мне сочувствовать!

Некоторых особо совестливых мужчин нужно просто… целовать!

Кажется, он только моргнуть успел, а я уже целовала его, и штаны его, брякнув напоследок пряжкой, упали к ногам. Будет убегать — запутается и упадет. Далеко не убежит! Но шутки в сторону. Убегать Ведас не собирался. Наоборот, он сжал меня в объятиях и целовал.

Мне хотелось другого, нежности, но страсть затуманивала разум, и мне в принципе стало плевать ласкают ли меня, ласкаю ли я, или мы просто пожираем друг друга. Голова кружилась, глаза закрывались, а руки и губы, все тело, поддавалось, отдавалось ему и собственным чувствам.