ОСВОД. Челюсти судьбы - Точинов Виктор Павлович. Страница 18
Вежливо поздоровавшись, поинтересовался местонахождением ее отпрысков.
– Так гуляют где-то, – беззаботно ответила ВБХ. – Каникулы же…
Те годы, когда я принял бы этот ответ за чистую монету, давно миновали. Школа и Хомяковы-младшие существуют в разных измерениях. Не пересекающихся. А если изредка они вспоминают про существование этого заведения – то лучше бы не вспоминали.
В общем, ВБХ не казалась настроенной на откровенный разговор… По счастью, рядом находился источник более правдивой информации – и оправдал мои надежды.
«Мелкий пошел клад зарывать к первому апреля, а Радка гоняет на своей вонючей тарахтелке», – немедленно наябедничал Малыш Хомяков. Этот никак не желающий рождаться паршивец повадился в последние годы телепатически общаться с окружающим миром, причем зачастую дерзит, уверенный в своей безнаказанности.
Я прислушался. Где-то не очень далеко трещал двигатель мопеда с прогоревшим глушителем. Встреча с Радой представлялась более реальной – расспрашивать Малыша, где его братец зарывает клад, не хотелось. Стоит лишь показать интерес и начать задавать ему прямые вопросы, – внутриутробный житель тут же станет требовать плату за информацию.
– Подожду ваших детишек, погуляю в округе, – сказал я.
– Так в дом пройдите, чайку попейте, – радушно предложила Вечно Беременная, но я на радушие не купился: не чай они там пьют.
Отойдя к дороге и скрывшись из видимости ВБХ, я перескочил через соседский забор, затаился за ним и немедленно услышал правовую оценку своих действий:
– Незаконное вторжение на территорию внутри границ частной собственности. Докатился…
Это с моего запястья подала голос Дана. Вот она, благодарность за то, что мчался к ней вчера сквозь ночь на такси, бросив все дела…
– Ну и что мне за это грозит? Сколько минимальных окладов заплачу? Сколько месяцев проведу на исправительных работах? Выдай юридическую справку.
После едва заметной паузы Дана отбарабанила на редкость сухим и занудным тоном:
– В действиях лица, находящегося или передвигающегося по территории частной собственности, из которых не усматривается умысел на совершение правонарушения, например хулиганства или хищения имущества, – нет состава правонарушения или преступления.
– И всего-то? Ну тогда немного помолчи, мы вообще-то в засаде.
Ждать пришлось минут пятнадцать. Шум мопеда то приближался, то удалялся, а потом послышался совсем рядом – Хомякова-младшая подъезжала к дому.
И тут же выяснилось, что нарушал границы собственности и таился я не зря. Мой «Лэнд Ровер Дискавери» был неплохо знаком Раде – и, увидев его возле дома, юная байкерша тут же развернулась и покатила обратно (юная – исключительно по внешнему виду, а о возрасте этой девушки я тактично промолчу, сам его не знаю: биологические ее часы остановились на шестнадцати или семнадцати, но год рождения теряется в тумане прошлого).
Вновь перескочив забор, я преградил ей путь. Рада резко прибавила газу и попыталась объехать меня, заложив рискованный вираж. Почти получилось, но лишь почти – я успел ухватить древний мопед за багажник и приподнять в воздух.
«Вонючая тарахтелка» истерично надрывалась, но с места не двигалась, – заднее колесо вращалось в десяти сантиметрах над землей.
– Чего надо? – спросила Рада, прекратив бесплодные попытки и заглушив двигатель.
– Слезай, поговорим.
Она слезла, но к разговорам оказалась явно не расположена, повторив тот же вопрос:
– Чего надо?
– Мне? От тебя? Много чего… Хотелось бы крепкой дружбы, чистой любви, здорового секса, законного брака, троих детей, девятерых внуков, долгой совместной жизни и смерти в один день… Но всего этого ты мне дать не сможешь, поэтому лишь ответь на один вопрос: это ты развлекалась вчера на плотине в Лукашах?
– Я.
У Рады хватает недостатков. Но она не врет. Никогда. Считает ниже своего достоинства… За это я ей многое прощаю.
– Зачем? Ну зачем?!
– Надо было.
– А что ты обещала мне осенью, после Хеллоуина?
– Не помню… Сколько уж прошло-то…
– Сейчас освежим память. Дана, ты не помнишь, случаем, что мне обещала осенью гражданка Хомякова?
– Гражданка Радослава Хомякова обещала четвертого ноября минувшего года следующее, по пунктам. Пункт один: не выращивать грибы; пункт два: не транслировать записи с ночных каналов для взрослых днем на телевизионные приемники Спасовской средней школы; пункт три…
Список оказался длинным, аж из семнадцати пунктов. Когда он отзвучал, я поинтересовался у Рады:
– Вспомнила? Что скажешь?
– Скажу, что прав папенька: часы с кукушкой – диаволово творение. Правильные люди время днем по солнышку поймут, а ночью спать ложатся.
– Это кто тут «часы с кукушкой»?! – проскрежетала Дана так, что оставалось лишь радоваться отсутствию у нее рук, позволивших бы вцепиться Раде в волосы.
– Брейк, девушки! – вмешался я. – У вас разные весовые категории! Ну так что, гражданочка Хомякова… Нехорошо нарушать обещанное.
– Что-то я ни одного «ку-ку» ни про плотину, ни про акулу не услышала…
– Да-а-а? А пункт семь? Не использовать паранормальные способности для неспровоцированного нанесения физических и моральных увечий мирным гражданам? Как по мне, так это точнехонько про вчерашнее.
– А кто там был мирный? Сами напросились. Сами спровоцировали. Хамили, Мелкого чуть не сожрали…
– Та-а-ак… А вот с этого момента рассказывай с подробностями.
Каннибализм в Гатчинском районе Ленобласти? Только этого нам не хватает сейчас для полного счастья. Свяжешься с Хомяковыми, вечно во что-то этакое вляпаешься, недаром босс их за версту обходит…
– А что рассказывать? Поехали, покажу, быстрее будет…
И она приладилась снова залезть на свою тарахтелку.
– Нет уж, поехали на моей, – остановил я Раду. – Тогда действительно будет быстрее и доедем с гарантией.
Вчера второпях я не стал выяснять, какими снастями промышляли на плотине рыболовы. Сегодня выяснилось, что ловят они не удочками. Вниз, к поверхности Ижоры, уходили три толстые веревки, привязанные наверху к парапету. Временами то один, то другой рыбак резко дергал за веревку – тогда из воды поднимался большой, метра два в диаметре, обруч, обтянутый сетью. Иногда снасть оказывалась пустой, но чаще там трепыхались крупные серебристые рыбины, по три-четыре разом. Их сноровисто били по головам деревянными колотушками – трепыхания прекращались, и добыча оправлялась в мешок. Время от времени подходили покупатели, расплачивались кто деньгами, кто водкой, забирали часть улова.
– Эти штуки называются «парашюты», – пояснила Рада; мы с ней на плотину не пошли, наблюдали издалека, с берега. – Всего три осталось, а вчера сплошняком стояли, но я им пообрывала да попортила. Всю ведь рыбу выбивают, подчистую. Она на нерест идет, в плотину упирается, ну и крутится здесь, пока всю не выловят. Сейчас язей берут, а позже лещи пойдут, щуки… А форель уже и не ходит, ее и раньше мало было, а эти «парашютисты» остатки выгребли…
– Понятно… А ты, значит, охраняла мать-природу таким вот замечательным способом. Рыба спасена, месячный план травмпункта в Коммунаре выполнен за день, всем хорошо, все в шоколаде. Но я не понял главного: кто и как собирался сожрать Мелкого?
– Так они ж и собирались!
– Хм…
– Он пошутить решил. Напугать… Ну, типа рыбой прикинуться, дать себя поймать, – а потом ка-а-а-к заорать человечьим голосом!
– Ну и?
– Заорал… А его тут же колотушкой по башке. И на уху пустить решили. Не рассчитал он маленько, дело к вечеру шло, нарезались все уже в зюзю, вот и решили, что это от синьки их клинит… Ну и затеяли из него ушицу сварить, чтоб не колдырить без закуси.
Пили на плотине без отрыва от производства. Время от времени отхлебывали по паре глотков, доставая бутылки из карманов. А на берегу, рядом с костром, добавляли уже по-взрослому, судя по внушительной россыпи бутылок, окружавшей бивак.