КГБ: приказано ликвидировать (Спецоперации советских спецслужб 1918-1941) - Колпакиди Александр Иванович. Страница 8

Между тем, как уже говорилось выше, 4 июля Блюмкин был вызван на заседание ЦК ПЛСР, где ему сообщили о принятом решении совершить убить германского посла графа Мирбаха и потребовали сообщить все имеющиеся о нем сведения. Выполнение теракта предполагалось возложить на члена партии Ширяева, но Блюмкин предложил в исполнители себя и сотрудника своего отделения, фотографа Николая Андреева. В ночь на 5 июля кандидатуры Блюмкина и Андреева и предложенный ими план покушения были утверждены созданным в составе ЦК ПЛСР Бюро для учета и распределения партийных сил. Покушение первоначально было назначено на 5 июля, но так как Я. Фишман, которому было поручено изготовить бомбы, не уложился к установленному сроку, то его перенесли на следующий день.

В ночь перед покушением Блюмкин написал завещание в форме письма одному из своих товарищей, личность которого до сих пор не установлена. Утром 6 июля он направился в здание ВЧК и около 11 часов попросил у заведующего отделом по борьбе с контрреволюцией, члена коллегии ВЧК М. Лациса дело Роберта Мирбаха якобы для наведения какой-то справки. Получив дело, Блюмкин взял в общей канцелярии бланк ВЧК и канцелярии отдела по борьбе с контрреволюцией, и напечатал на нем:

«Всероссийская Чрезвычайная комиссия уполномочила ее члена Якова Блюмкина и представителя Революционного Трибунала Николая Андреева войти в переговоры с Господином Германским Послом в Российской Республике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к Господину Послу.

Председатель Всероссийской Чрезвычайной комиссии.

Секретарь».

Как утверждал позднее Блюмкин, подпись секретаря ВЧК И. Ксенофонтова подделал он сам, а подпись Дзержинского — один из членов ЦК ПЛСР. Имена и фамилии, свою и Андреева, Блюмкин оставил подлинные, а должности определил более значительными, чем в действительности.

Затем он отправился к заместителю председателя ВЧК Александровичу, который находился в кабинете Дзержинского, сообщил ему о решении ЦК совершить покушение на Мирбаха и попросил поставить на свой мандат печать, а также предоставить машину для поездки в посольство, что тот и сделал, написав записку: «Дать машину вне очереди т. Блюмкину». Позднее, выступая 29 марта 1921 года в Исторической секции Дома печати с докладом «Из воспоминаний террориста», Блюмкин утверждал, что по окончанию разговора они с Александровичем заметили спящего за ширмой Дзержинского. «Они испугались, что он слышал разговор, однако выяснилось, что он крепко спал и ничего не слышал» [27].

В гараже Блюмкину выделили «паккард», на котором он отправился домой, в гостиницу «Элит», переоделся, после чего поехал в 1-й Дом Советов (гостиница «Националь»), где в квартире П. Прошьяна кроме хозяина находились член ЦК ПЛСР А. Биценко, Я. Фишман и Н. Андреев.

Биценко провела последний инструктаж террористов, после чего Фишман вручил им два револьвера и бомбу, которую Андреев спрятал в свой портфель, замаскировав бумагами. При этом теракт предполагалось совершить одними револьверами, так как бомба была сделана наспех и могла дать осечку. И еще одна интересная деталь. Согласно воспоминаниям Мстиславского, террористы были совершенно спокойны, а Блюмкин «непосредственно перед отъездом в Денежный переулок… со смехом „раскатывался“ по паркету, обминая подошвы: он был в новых башмаках — подошвы были скользкие, надо было стереть с них лак, „обшершавить“ их, для большей устойчивости движений» [28].

Около 2 часов дня Блюмкин и Андреев вышли из «Националя» и сели в машину, где кроме шофера находился матрос из отряда Попова с бомбой (его заранее привез Прошьян). Шофер ничего не знал о цели предстоящей поездки, поэтому Блюмкин вручил ему револьвер и приказным тоном заявил: «Вот вам кольт и патроны, езжайте тихо, у дома, где остановимся, не прекращайте все время работы мотора, если услышите выстрелы, шум, будьте спокойны».

В 14.15 машина подъехала к германскому посольству. Блюмкин и Андреев заявили открывшему дверь швейцару, что им необходимо срочно встретиться с господином послом, после чего были препровождены в малую приемную. Через 10 минут к ним вышел советник посольства Бассевитц, которому Блюмкин предъявил мандат и заявил, что является представителем советского правительства и просит графа Мирбаха принять его. Бассевитц взял мандат и отправился доложить о визите.

Через некоторое время в приемную вошли Рицлер и адъютант военного атташе лейтенант Мюллер, которым Блюмкин назвался членом ВЧК, а Андреева представил как сотрудника революционного трибунала. После этого Рицлер предложил посетителям пройти в одну из гостиных (малиновую), находившуюся в правом крыле здания. Там все сели за стол, после чего Блюмкин начал требовать предоставить ему возможность разговаривать лично с графом Мирбахом. После недолгих пререканий Рицлер вышел и через несколько минут вернулся в сопровождении Мирбаха. Тот сел напротив Блюмкина, который разложил на столе бумаги и начал рассказывать послу о аресте его родственника Роберта Мирбаха по подозрению в шпионаже. В ответ Мирбах заявил, что его это мало интересует, поскольку арестованный не имеет с ним ничего общего. Тогда Блюмкин попросил дать письменный ответ на затронутые вопросы через НКИД. В этот момент сидевший у дверей отдельно от остальных Андреев неожиданно спросил Мирбаха: «Видимо, господину графу интересно знать, какие меры будут приняты с нашей стороны?»

Эта фраза Андреева была условным сигналом. Не дожидаясь ответа посла, Блюмкин выхватил из портфеля револьвер и произвел несколько выстрелов сначала по Мирбаху, а потом в сторону Рицлера и Мюллера. Все трое упали на пол, а Блюмкин, продолжая стрелять, бросился к выходу из гостиной. Он был уже в соседнем зале, когда Мирбах внезапно встал и попытался бежать. Прикрывавший отход Андреев бросил под ноги Мирбаха бомбу, но она не взорвалась. Тогда он резким толчком отбросил посла в угол и начал доставать револьвер. В это время Блюмкин подобрал бомбу, поправил запал и снова бросил ее в Мирбаха. Раздался оглушительный взрыв, от которого вылетели оконные стекла и посыпалась штукатурка, а сам Блюмкин был отброшен на несколько шагов. Увидев лежащего в крови Мирбаха, Андреев не теряя ни секунды бросился к разбитому окну. За ним, оставив на столе шляпу, револьвер и портфель с документами, бросился Блюмкин [29]. Андреев благополучно выпрыгнул на улицу и, перебравшись через забор, побежал к автомобилю. Блюмкин же во время прыжка подвернул ногу (видимо, несмотря на «раскат» новые ботинки скользили) и с трудом перелез через ограду. В этот момент из окон посольства раздались выстрелы и одна из пуль угодила Блюмкину в левую ногу ниже бедра. Находившийся в машине матрос из отряда Попова бросил в сторону посольства бомбу, помог Блюмкину забраться в «паккард», после чего террористы благополучно вырвались из опасной зоны.

Поскольку конспиративной квартиры заранее подготовлено не было, то Блюмкин и Андреев отправились в расположение отряда Попова, где их ждали члены ЦК ПЛСР. Там раненого Блюмкина поместили в лазарет, находившийся на другой стороне Трехсвятительского переулка, а для того, чтобы затруднить возможный розыск, его остригли, сбрили бороду и переодели в красноармейскую форму.

О том, что произошло после убийства Мирбаха, достаточно хорошо известно. Поэтому есть смысл остановиться только на некоторых моментах. Когда Блюмкин и Андреев прибыли в расположение отряда Попова, левоэсеровские лидеры М. Спиридонова и Г. Голубовский отправились на съезд Советов для оглашения заявления о взятии на себя ответственности за убийство Мирбаха, после чего большевиками была взята под арест вся левоэсеровская фракция съезда. Тем временем левые эсеры задержали Дзержинского, прибывшего для ареста Блюмкина в особняк Морозова, а позднее Лациса и нескольких других чекистов-большевиков, а также заняли здание ВЧК. По этому поводу весьма интересные показания дал (в 1920 году) Лацису Попов, заявивший буквально следующее: