Римский трибун (Историческая повесть) - Жидков Станислав Николаевич. Страница 18

— Отворяй ворота! — въезжая на мост, потребовал Кола. — Где барон?

— Мессере Стефано покинул город, — ответил капитан.

Чугунные створки ворот палаццо с лязгом раскрылись.

Кола ди Риенцо в сопровождении конных и пеших воинов проехал во двор грозной цитадели. Все еще держа в руке меч, он остановился перед толпой слуг и наемников Колонна. Велев отобрать у сдавшихся оружие, Кола отпустил их после того, как они заверили его в своей преданности новому правительству.

— Что будем делать с дворцом? — спросил Чекко Манчини, слезая с коня.

— Поставьте караулы и опишите имущество.

— В Риме осталось немало баронов, — сказал художник. — Если Колонна вернется с войском, они могут ударить в спину.

— До вечера все синьоры покинут город и отправятся в свои имения, — усмехнулся Кола. — У меня уже готов приказ. Пусть очищают леса от бандитов и занимаются хозяйством.

Отныне их римские замки будут находиться под охраной наших солдат.

— Думаешь, хватит для этого людей? В городе больше трехсот башен принадлежат грандам.

— Мы снесем их до основания. Камень пойдет на строительство домов. — Кола ди Риенцо вложил меч в ножны и повернулся к Паоло Буффа.

Тот стоял рядом с большим малиновым знаменем на плече.

— Принимай новые владения, Паоло! Назначаю тебя кастеляном палаццо. Теперь Рим свободный город. Лишь народ будет его хозяином.

Большой зал Капитолийского дворца гудел от возбужденных голосов. Представители от городских кварталов и цехов собрались здесь на генеральный Совет Рима. Кола ди Риенцо сидел на возвышении на месте одного из бывших сенаторов. Кресло, стоявшее рядом, пустовало. Второй правитель, епископ Раймондо, ссылаясь на нездоровье, не покидал своего палаццо. Впрочем, отсутствие папского викария мало кого тревожило.

Никогда еще Кола не испытывал такого подъема духовных сил. Видеть, как воплощается в жизнь заветная мечта, как с каждым днем крепнет созданное им свободное государство — это ли не радость? От недавних сомнений не осталось и следа. Успех окрылил его.

Просматривая списки судей и «Совета тринадцати», Кола ди Риенцо перебирал в уме достоинства избранных должностных лиц. Всюду удалось поставить надежных людей. Собрание только что приняло его нововведение, решив образовать особую коллегию синдиков. Она должна была охранять интересы римского народа и следить за соблюдением законов, как это было во Флоренции и в иных городах-республиках. Другое его предложение — ограничить полномочия ректоров-правителей тремя месяцами вместо шести, вызвало споры. Многие полагали, что это нанесет ущерб их престижу.

— Народ избрал самых достойных, — говорил один из участников собрания. — Зачем снова устраивать выборы? Разве мы найдем кого-нибудь, кто сравнится доблестью и знаниями с Колой?

— Рим нуждается в крепком правительстве, — заявил другой. — Чтобы гарантировать победу новому государству, надо наделить Колу полной властью. Мы не раз давали титул римского короля иностранным владыкам. Почему же теперь не дать его истинному римлянину?!

— Правильно! Согласны! — подхватили разом десятки голосов. — Слава нашему освободителю! Да здравствует Кола ди Риенцо — король Рима.

Зал разразился бурей ликующих криков. Все подняли вверх руку в знак одобрения. Кола растерянно оглядел собравшихся, обуреваемый противоречивыми чувствами. Наконец он решительно встал с кресла и обратился к собранию.

— Граждане Рима! — покрывая общий шум, громко сказал он. — Вы называете меня освободителем. Это большая честь. Но неужели вы освободились от власти баронов только затем, чтобы иметь нового властителя. Нет, друзья! Рим должен стать свободной республикой! Лишь народ может быть здесь хозяином.

— После бегства Колонна бароны выполнили приказ и покинули город. Однако неизвестно, как они поведут себя в будущем, — заметил Пандольфуччо ди Гвидо, только что избранный в совет «добрых мужей». — Предстоит долгая борьба. Чтобы дать силу нашим законам, надо оформить их, как это принято.

— Звание ректора получают правители мелких селений, а ведь Рим — центр Италии, — поддержал его нотарий Стефанелло Маньякачча. — Мы должны подыскать для вас подобающий титул. Не хотите быть королем, станьте консулом или диктатором. Такие звания существовали и в республиканском Риме.

— Король, консул, диктатор — все это титулы грандов и патрициев. Я же сын простолюдина, — возразил Кола ди Риенцо. — Если вы непременно желаете дать мне титул, то я предпочел бы называться трибуном. Такой титул народ давал защитникам своих прав и свобод.

— Многие лета Коле — народному трибуну! — дружно отозвался зал.

— Трибун! Народный трибун — вот достойное звание! — радостно восклицали участники собрания.

Кола, с минуту задумчиво слушавший восторженные возгласы, поднял руку и сказал:

— Спасибо, друзья! Я горд вашим доверием и постараюсь оправдать его.

Художник Чекко Манчини, выйдя на балкон Капитолийского дворца, сообщил собравшейся внизу толпе горожан решение генерального Совета Рима. Оно было встречено криками одобрения. Народ славил господа и Колу, своего освободителя.

День был жаркий, безоблачный. Июньское солнце стояло почти в зените. По улицам Рима медленно ехали трубач-глашатай и четверо всадников в латах. За солдатами, обливаясь потом, плелся грузный человек в голубом бархатном камзоле и в высокой шляпе с павлиньим пером. Его руки и ноги были закованы в цепи, на груди висела деревянная табличка с надписью: «Вор».

Мальчишки, приплясывая и улюлюкая, сопровождали шествие. На каждой площади и перекрестке трубач останавливал коня и, протрубив три раза, торжественно разворачивал свиток и зачитывал постановление народного собрания:

— «Все воры и мошенники, независимо от титулов и знатности рода, будут отныне подвергаться лишению гражданских прав и публичному позорному осмеянию».

Указывая на толстяка в цепях, глашатай громко объявлял:

— «Мессере Пьетро ди Агабито Колонна, бывший сенатор, осужден за участие в краже городской казны в день праздника святой троицы».

Собравшиеся вокруг римляне осыпали осужденного насмешками.

— Вор! Брюхатый вор! Подлец, как и все Колонна! — наперебой выкрикивали они.

В бывшего сенатора летели комья сухого помета и гнилые овощи. Выждав, когда запас ругательств и метательных снарядов в толпе иссякал, трубач и солдаты двигались дальше, таща за собой упиравшегося гранда.

Перед широкой каменной лестницей, соединявшей Капитолийскую площадь с главным рынком, невдалеке от Patibolo — места казни, с утра до вечера заседала избранная народом коллегия римского суда. Разбор дел велся по всем правилам с участием шести заседателей и писца, заносившего показания свидетелей. Решения суда тут же приводились в исполнение.

На черной смоляной перекладине виселицы покачивались на ветру тела казненных. Убийц, чья вина была доказана, ждало здесь заслуженное возмездие. Высокое зубчатое колесо с истерзанными останками наиболее закоренелых бандитов грозно возвышалось над крутым откосом, куда сбрасывали трупы. Палач и его помощники в масках дежурили у страшных орудий пыток.

Перед белым знаменем справедливости, на котором был изображен апостол Павел с пальмовой ветвью и обнаженным мечом, возле большого базальтового льва сидел Кола ди Риенцо. Народному трибуну приходилось принимать участие в работе коллегии. Он судил наиболее важных преступников.

Поглядывая на каменное изваяние льва, вывезенное когда-то с берегов Нила, Кола вытер полой мантии струившийся по лицу пот. Ему показалось, что древнее египетское чудище затаило усмешку. Трибун отвел взгляд в сторону и заметил воронье, кружившее над местом казни.

Он подумал, что скоро наконец стервятники останутся без поживы. Число преступлений с каждым днем убывало. Грабежи и убийства в Риме почти прекратились. Решительные меры против разбойников приносили плоды. Дороги становились безопасными. Жизнь в городе быстро налаживалась.