Поверженный ангел (Исторический роман) - Коротков Александр Сергеевич. Страница 34

Книга третья

ЗНАМЯ БОЖЬЕГО НАРОДА

Глава первая

в которой достойному графу Аверардо доверяют обязанности сиделки

Зазвонил колокол. Ринальдо мог поклясться, что это колокол древней Бадии. Но почему он звучит так непривычно близко! И сколько же это пробило?

— Нону, — ответил чей-то голос.

Странно… Ему отвечают. Но разве он сказал что-нибудь вслух? И чей это голос? А, теперь он знает! Это все затем, чтобы он открыл глаза. Но он не откроет глаза. Он не хочет, чтобы снова появилось это видение, преследующее его уже бог знает сколько дней. Оно возникало каждый раз, стоило ему открыть глаза. Сперва над ним склонялось личико Эрмеллины, потом Эрмеллина исчезала, будто таяла в воздухе, и ее место заступала старуха, безобразная, как фурия. Старуха смотрела на него, качала головой и жевала бескровными губами. Он знал, что она пришла из детства, пришла, чтобы пугать его, как пугала темными осенними вечерами, когда он, маленький мальчик, завернувшись до самых глаз в одеяло, всматривался в зыбкие тени на стенах, страшась узнать в них ее жуткий образ. Он и сейчас боялся ее, каждый раз спешил зажмуриться, но даже с закрытыми глазами видел ее жующий беззубый рот.

Сухая, шершавая, будто деревянная рука легла ему на лоб.

— Ну вот, совсем другое дело, — сказал старушечий голос. — На поправку идет. Посиди-ка с ним, ваша милость. Пить попросит — питье вот, в кружке. А не попросит, пусть спит, это ему первое лекарство.

Ринальдо приоткрыл глаза и увидел свою старуху. Но нет, это была другая старуха. И глаза у нее были другие — все в добрых морщинках, и жевала она совсем не страшно, скорее смешно. Рядом, важно кивая головой и снисходительно улыбаясь, стоял граф Аверардо. Увидев графа, юноша тотчас вспомнил, как оказался в этой комнате, на этой постели, вспомнил, что ранен, и догадался, что старуха — скорее всего лекарка. Дождавшись, когда ее сгорбленная фигура исчезла из поля его зрения, он попробовал пошевелиться и приятно удивился, не испытав боли. «Быстро же меня вылечили», — подумал он и вслух спросил:

— Граф, какой нынче день?

— О! — воскликнул граф, чуть не подбегая к его постели. — Закофориль! Молотец! Как сторофье, мой мальшик?

— Я здоров. Только ослабел немного, — ответил Ринальдо. — Так какой же нынче день?

— Понетельник.

— Понедельник? Постойте, граф, постойте! Выходит, только вчера?..

— Фтшера? — закричал граф, расхохотавшись. — Месяц! Скоро месяц, как ты… нестороф. Фтшера! Июль на тфоре, так-то, мой мальшик!

Похохатывая, граф подтащил к постели Ринальдо тяжелый стол, на котором в ту же минуту появилась объемистая фляга с вином и внушительных размеров кружка, уселся в кресло и с видимым удовольствием принялся рассказывать юноше о событиях, происшедших за время его болезни.

Через три дня после нападения на Ринальдо бандитов, подосланных Кастильонкьо, во вторник двадцать второго июня, приоров чуть свет разбудил оглушительный звон большого колокола дворцовой башни. Подбежав к окнам, они увидели внизу сотни маленьких фигурок, группами и в одиночку сбегавшихся к площади. Не прошло и четверти часа, как все пространство перед дворцом и прилегающие улицы были забиты вооруженным народом.

Пока приоры торопливо одевались, сер Нуто, из предосторожности ночевавший во дворце, сломя голову помчался наверх с намерением поймать на месте преступления злоумышленника, тайно проникшего во дворец и посмевшего самовольно, без разрешения приоров, ударить в колокол, чем, несомненно, подал сигнал к началу беспорядков. Однако к тому времени, когда он добрался до лестницы, ведущей в башню, колокол уже замолчал. Вместе с тремя людьми из дворцовой стражи, которых он захватил с собой, сер Нуто обежал все лестницы и помещения верхнего этажа, обыскал балюстраду и башню, но злоумышленник словно в воду канул. Наконец, уже отчаявшись найти кого-нибудь, сер Нуто вдруг обнаружил, что дверь, ведущая на одну из боковых улиц, не заперта. «Вот он куда сбежал», — подумал барджелло и, крикнув стражникам: «За мной!», бросился вниз по лестнице. Как он и предполагал, наружная дверь тоже оказалась открытой. Распахнув ее, он вместе со своими спутниками оказался на тихой, очень узкой улочке, совсем еще безлюдной в этот час. Только у дверей крошечной остерии на противоположной стороне улицы толпилось несколько оборванцев, по виду чесальщиков шерсти. Как раз в тот момент, когда сер Нуто вывалился на улицу, один из них, усатый, в длинной, до колен, холщовой рубахе, со словами «Беги и смотри в оба» хлопнул по плечу парнишку лет шестнадцати, который кивнул и бросился бежать в сторону улицы Нинна. «Стой, — крикнул сер Нуто. — Держите его!» От неожиданности парень остановился и в тот же миг оказался в руках стражников. «Что он вам сделал, сер Нуто? — не своим голосом закричал усатый. — За что вы его?» — «Он знает, за что, — ответил барджелло. — Ведите его наверх!» Стражники поволокли упирающегося парня вверх по лестнице, сер Нутто сам запер двери на засов и, не обращая внимания на неистовый стук, доносившийся снаружи, направился следом за арестованным.

Между тем площадь заполнили отряды ополчений младших цехов и огромная масса кое-как вооруженного народа. Впереди несли знамя цеха меховщиков, который лишь по привычке считали старшим цехом. На самом же деле он и по богатству, и по всем другим статьям не шел ни в какое сравнение, скажем, с цехом Ланы, и приписанные к нему ремесленники ни достатком, ни привилегиями не отличались от остальной массы ремесленников Флоренции. Из грозного ропота многотысячной толпы выплескивались крики: «Да здравствует народ и цехи!», «Смерть грандам!», «Слава Сальвестро!», «Хотим „Установлений“!», «Да здравствуют народ и цехи!» Из небольшой группы, окружавшей знамя меховщиков, крикнули: «Пусть приоры выйдут! Хотим говорить с приорами!»

Приоры, толпившиеся у окна, переглянулись. «Не ходите, друзья, Христом-богом заклинаю вас, не ходите!» — пролепетал винодел Спинелло.

Тем временем на площади произошла какая-то перемена. Плотная толпа цеховых ополченцев вдруг распалась на отдельные отряды, которые с криком «К домам! К домам!» покинули площадь, рассыпавшись по окрестным улицам. Судя по уверенности и слаженности их движений, они хорошо знали, куда и зачем идут. Не прошло и получаса, как в разных концах города над крышами поднялись зловещие черные султаны дыма.

Первыми запылали три дома Лапо ди Кастильонкьо. Восставшие ворвались в них одновременно, что свидетельствовало о заранее разработанном плане. Рассыпавшись по многочисленным комнатам, они хватали, тащили, ломали все, что только можно было унести и сломать. Утварь и посуда, деньги, драгоценности и украшения, оружие и съестные припасы, все, что наполняло эти богатейшие во Флоренции дома, было в мгновение ока разграблено или перепорчено. Однако главного, ради чего они перевернули все три дома от подвалов до чердаков, им так и не удалось найти. Глава партии, снискавший всеобщую ненависть, Лапо ди Кастильонкьо, исчез. Как ему удалось ускользнуть, где он нашел убежище, этого не знал никто, даже его ближайшие родственники. Подпалив все три дома, восставшие бросились к маленькому монастырю Ромити дельи Аньоли, где, как показали под страхом смерти родственники Лапо, семья держала главные свои богатства.

Между тем в разных концах города уже пылало десятка полтора домов, принадлежавших грандам. К полудню лишь почерневшие стены остались от лоджии и дома Бенги Буондельмонти, догорали дома Адимари, занялся дворец Пацци, вовсю шли грабежи и царил полнейший разгром в домах Каниджани, Николайо Альбицци, Содерини, в монастыре Санта Мария Новелла.