Флаги над замками (СИ) - Фламмер Нат. Страница 5
— Ну ты... блин! — подошедший сзади Андрюха ощутимо ткнул его в спину. — Как ты это сделал, вражина? Я ж даже не заметил, как ты меня завалил!
— Ха, — Сандер картинно отставил в сторону кружку с квасом, — это секретная техника якудза!
— Да ну? — недоверчиво уставился на него Андрюха. — Где это ты в Америке нашел якудз?
— Что б ты понимал... я был лучшим другом главного якудзы Японии! Страшный человек! В Маленьком Токио все падали в ужасе, только заслышав его имя!
— Эй, а что ты делал в Токио? Ты же был в Кембридже?
— Это район в Лос-Анджелесе. Я там вел бизнес. Да вот, сам посмотри, — Сандер обтер мокрую руку о красную льняную салфетку, на которой лежал нарезанный лаваш, и взял со стола телефон.
— Во! Смотри! — он нашел нужную фотку и повернул телефон экраном к Андрюхе.
— А-а-а... в натуре японец! Ты с ним учился что ли? Выглядит, как полный педик.
— Сам ты выглядишь, как полный педик, — неожиданно обиделся Сандер, — это мой сосед по комнате. Мы учились вместе.
— А чего волосы крашеные? И глаза разные?
— Эх... надел бы ты свой ватник, фермер, — усмехнулся Сандер и потянул к себе шампур с мясом, — это особая, отличительная черта настоящего якудзы. Понял? — он вцепился зубами в крайний кусок, снял его и, завернув в лаваш, отправил в рот.
На четырех столах, уставленных разнообразной снедью, начиная от соленых огурцов и капусты и заканчивая каким-то кошмарно вонючим и странного зеленоватого цвета сыром, наверняка невероятно элитным, из алкоголя были только пиво, водка и красное вино «Для дам-с», как любил говорить отец. Сам он пил исключительно водку, считая ее, и только ее, «настоящим мужским напитком», и демонстративно морщился и высмеивал тех, кто пил марочный коньяк, а виски именовал не иначе как «самогонка американская».
И только Сандер знал, что на самом деле ничего, кроме водки, желудок отца просто не принимает. Мать тоже знала, но была свято уверена, что мужу тогда, в девяносто восьмом, удалили желчный пузырь.
Может, и удалили — Сандер никогда об этом не спрашивал. Картина, как отец сползает по открытой дверце своего чероки, держась за живот, и красные струйки начинают вытекать у него между пальцев, впечаталась в его мозг навсегда. И голос отца. Шипение. "Саня... на пол..."
Сандер никому не рассказывал об этом. Даже Андрюхе. Да и отец никогда не рассказывал, как распустился огненным цветком бензобак перегородившего трассу крузака и оторванная горящая голова его водителя шмякнулась им на капот. Это была их общая маленькая тайна.
Сандер налил в стопку холодную, явно недавно вынутую из морозилки водку (видимо, Андрюха вез запас на случай ядерной войны) и подмигнул отцу, поднимая стопку.
— Пей! — прикрикнул на него тот, шлепая ладонью по столешнице. — А то сидишь, как девица на смотринах.
Отец уже был весьма конкретно не трезв. Впрочем, когда они обнимались возле великолепной андрюхиной оранжевой тачилы (Сандер не мог называть даже мысленно это произведение японского автопрома как-то по-другому), от отца уже слегка попахивало... ожиданием.
Сандер протянул руку, звякнул своей стопкой о другие, протянувшиеся к нему, и выпил залпом. И закусил ломтиком ветчины. Водка горячим приятным шариком прокатилась по горлу и мягко скользнула в желудок. То, что издавна в народе называлось: «хорошо пошла».
— Ма-а-ам! Да сядь уже! — позвал он.
Мама тоже не изменилась совершенно, хотя ее Сандер даже толком рассмотреть не успевал: маленькая, юркая, похожая на рыжую белку, она постоянно суетилась между столами, что-то нарезая, подкладывая, выхватывая из рук дяди Игоря шампуры со свежим шашлыком.
— Да-да. Сейчас... еще квасу принесу...
— Сядь, сказали! — рявкнул отец и дернул ее за руку, усаживая рядом с собой. И, не отпуская, второй рукой налил вина в стоящий рядом бокал. — Сын приехал, а ты его даже встретить нормально не можешь. И так жратвы — за неделю не съесть.
— Дюшка за день справится, — засмеялась за спиной Настюха и тоже уселась на лавку, перекинув через нее ногу. — Ну, давай, рассказывай. Как ты там Америку открывал?
Отец тем временем встал и пошел в домик. И вернулся оттуда спустя пару минут с небольшим футляром в руках. Снова сел за стол и постучал по нему, привлекая внимание. Футляр он положил рядом.
Сандер покачал головой. Его начали терзать недобрые предчувствия.
— Сегодняшний вечер я бы хотел продолжить, так сказать, официальной частью, — заговорил отец, убедившись, что все на него смотрят. — Все знают, что мой сын, Александр, сегодня вернулся домой. Окончив с отличием Гарвардский университет! Мы все по праву гордимся этим человеком: и тем, что родили, вырастили его, дружили с ним и прочее и прочее… — он рассмеялся, и его смех потонул в аплодисментах, а Сандер мысленно взмолился, чтобы на этом «официальная часть» и закончилась. Но нет. Отец поднял в воздух футляр и, дождавшись, когда хлопки смолкнут, продолжил:
— И поэтому я считаю, что пришел, наконец, долгожданный момент. И именно сегодня я хочу передать тебе, Александр, мой сын и наследник, нашу старую семейную реликвию.
Он открыл футляр и извлек из него японский кинжал. Сандер закатил глаза и подпер подбородок ладонью.
— ...Как известно, мой прадед, Виктор Одоевский был дворянином и офицером царской армии. Он прошел Русско-японскую войну, где и получил в качестве трофея этот японский офицерский кортик, а так же был героем Гражданской войны, разумеется, со стороны истинных патриотов России! И, несмотря на то что был вынужден покинуть родину, когда родной стране снова начала угрожать опасность, он, как истинный патриот...
— …Решил во Второй мировой войне не участвовать, как впрочем, и вся остальная Франция, а вернуться на родину уже после, пока все были добрые, — закончил за него Сандер и, снова закатив глаза, развел руками.
Над столами повисла гнетущая тишина. Только слышно было тихое шуршание волн Ладоги по песку.
— Что ты сказал?.. — отец недоуменно посмотрел на него и даже слегка приоткрыл рот.
— Я сказал: хватит сочинять, папа. Никогда, ни дня в своей жизни наш предок не воевал. Он был комендантом концлагеря для японцев, а потом переводчиком в штабе. И с этими же японцами и уплыл. А этот танто [1] он забрал у японца, который им закололся в плену. И диплом у меня самый обычный, могу показать. А в «Теодолите» я не буду работать даже курьером. И мне кажется, я тебе об этом уже не раз говорил.
Тяжелый дубовый стол покачнулся, и с края посыпались вилки и огурцы. Отец захрипел, и его лицо налилось кровью.
— Охренел совсем там, в америках своих — так на меня быковать?! — скамейка полетела в сторону.
— Витя! Витя! — мать повисла у него на руке, но отец стряхнул ее и, приблизившись вплотную к Сандеру, размахнулся, метя кулаком в лицо.
И только тогда Сандер наконец поднялся.
— Придурки... два сапога... идиоты... — мать свернула в три четверти мокрое полотенце и протянула его отцу.
Тот прижал его к челюсти и усмехнулся одной стороной губ: — Мать... свали, не причитай. Кто тебя драться учил?
— Друг, — Сандер облизал разбитые костяшки пальцев и тоже усмехнулся, — мама, принеси водки.
— Правильно мыслишь... — отец нахмурился и зыркнул из-под бровей, — ну ты и скотина, Саня. Я ж для тебя все это...
— Что — все?
— Ну, вот это, — отец повел рукой вокруг.
Сандер огляделся. Несколько домиков, кусок берега, огороженный забором, — «базу» отец купил незадолго до его отъезда, и Сандер еще не знал, приносит ли это место хоть какую-то прибыль или используется отцом исключительно для отдыха.
— Ты мне что, хотел эту дачу подарить что ли? — усмехнулся Сандер.
— Дурак ты... Я помру — чья компания будет? Настькина?
— А ты не помирай… Не хочешь Насте, внуку передашь.
— Тоже заметил... Эх... внуку. Нечаев он будет, а не Одоевский. Понимать надо. Сань... ты ж один у меня сын... почему ты так поступаешь?