Гламуру вопреки - Ямпольски Карен. Страница 18

Пока жизнь моя столь стремительно менялась, я продолжала нуждаться в поддержке нашей маленькой «коммуны» на Джейн-стрит, чтобы не терять чувства реальности. Не знаю, всегда ли мне это удавалось, но когда коммуна начала неизбежно распадаться, мне показалось, что я срываюсь с якоря.

Я понимала, что мы не сможем прожить остаток взрослой жизни так, будто бы мы все еще в общежитии. И все же мне хотелось максимально продлить это ощущение. Разумеется, не у меня одной карьера шла в гору. Эскизы Жерара привлекали все больше внимания, а первый же показ стал настоящим хитом. Внезапно у него появились влиятельные покровители в мире моды. По мере роста спроса на его одежду у него оставалось все меньше времени для ночной жизни. Ему вскоре стало совсем тесно в имевшемся пространстве, и он оказался первым беглецом, прельстившимся личной квартирой, где можно было бы спокойно жить и работать. Мы взяли за привычку встречаться на неделе моды, но в остальное время уже не виделись так часто, как мне того хотелось. Мне действительно недоставало его сумасшедших прикидов, его остроумия и неподдельного умения веселиться.

Теперь, когда нас осталось трое, спальню имело смысл поделить между мной и Сарой, которая не только делала успехи в своем рекламном агентстве, но и завела серьезный, взрослый роман раньше нас всех. Чаще всего она оставалась на ночь у Тасо, так что «наша» комната превратилась, по большому счету, в мой укромный уголок. Следовательно, я увеличила свой вклад в арендную плату: я с легкостью могла себе это позволить, а Джо стало хоть немного легче.

Джо, к сожалению, по-прежнему не мог найти свою нишу. Финансы его таяли на глазах, а он все держался за должность ассистента в чахнущей студии звукозаписи. Казалось, кому-то придется умереть, прежде чем он наконец-то зашевелится. Музыкальный бизнес в целом переживал внезапный спад, работы не хватало. Я не виню его за то, что он огорчался по этому поводу. Это и впрямь было огорчительно.

Когда бы я ни возвращалась домой, я неизменно заставала Джо у телевизора с марихуановым дымом, валящим из ушей. Проводя время таким образом, он едва ли приближался к своей заветной мечте — собрать группу. И эта мечта тоже летела коту под хвост.

Я изо всех сил старалась подбодрить его, но сама судьба будто бы противилась этому. Однажды вечером я принесла целую пинту его любимого мороженого с шоколадной стружкой. Но дома меня отвлек телефонный звонок, и мороженое растаяло и изгадило мне всю сумку. В другой раз мы собирались поужинать в аляповатом мексиканском ресторане, но ужин пришлось отменить из-за аврала на работе: мы как раз сдавали номер. Потом я решила, что из депрессии его сможет вывести свидание, и сосватала ему одну из наших журналисток. Очередной провал. «В следующий раз будь добра, познакомь меня с человеком, который не является президентом твоего фан-клуба, — сказал он, вернувшись домой. — Она говорила только о тебе и не задала мне ни одного вопроса».

Я рассудила, что набитый знаменитостями под завязку клуб «Джеки 60», расположенный в заброшенном рефрижераторе бывшего мясокомбината, поможет вернуть старого доброго Джо. К тому же там у него будет масса возможностей втереться в доверие к крупным шишкам из шоу-бизнеса. Сара и Тасо тоже решили пойти, а Жерар и так любил там тусоваться, а потому с радостью согласился присоединиться к нам. Я предвкушала этот вечер с нетерпением: в конце концов, мы так давно не собирались все вместе!

Клуб находился всего в нескольких кварталах от нашей квартиры. Я приковыляла туда в блестящих кожаных сапогах, застревая каблуками в брусчатке проезжей части: по тротуарам, забрызганным кровью и гнилыми ошметками мяса, я идти не могла. Это был один из тех, как я выражаюсь, «электрических» субботних вечеров, когда ты весь горишь от нетерпения и в самом воздухе витает предчувствие праздника. Вечер, когда невозможное становится возможным. Я чувствовала это спинным мозгом.

Подойдя ко входу, мы обнаружили прямо на двери объявление с дресс-кодом на текущую неделю:

Самоуверенные улыбки, старомодные рыжие парики в сочетании с размазанной красной помадой, безукоризненные вечерние платья, тиары и солидные драгоценности, коричневые ленточки [25], смокинги и фраки, блестки, перья и бусины, постные рожи, медали и ордена Британской Империи, глэм, полное ню, фантастический макияж, классический фетиш.

Джо предпочел традиционный, в молниях, резиновый костюм садомазохиста, Сара напялила кричащую тиару в перышках и бисере, Тасо же потел в винтажном смокинге, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Мы распахнули тяжелую металлическую дверь и спустились по лестнице, где нас тут же остановила стерва-трансвестит.

— Сегодня закрытая вечеринка, — объявила она.

— Мы в списке приглашенных. Джилл Уайт и еще три гостя, — сказала ей я.

Затем она пристально всмотрелась в мое лицо и расплылась в улыбке.

— Прости, дорогуша, не признала. Заходи, конечно, — сказала она, являя образец дружелюбия. В то время я еще не могла нарадоваться, когда люди меня узнавали.

Пока все остальные толпились у бара, я первым делом изучила обстановку — и с тех пор всегда поступаю так же. Там крутился колумнист «Виллидж Войс» Майкл Масто; красовались все самые знаменитые трансвеститы вроде Леди Банни, Джоуи Ариас и Фротиллы ДеБарж. Разумеется, там была Дебби Хэрри: несмотря на свой возраст, она по-прежнему не пропускала ни одной вечеринки. Не говоря уже о множестве знаменитых музыкантов, рассыпавшихся по залу.

Я сразу же обратила внимание на буйные кудри и квадратную челюсть одного конкретного музыканта, сидевшего у дальней стены. Ричард Руиз ютился в приватной кабинке с очень молодым и очень белокурым мальчиком, постоянно поглаживавшим ему волосы. Я решила во что бы то ни стало поговорить с ним, а пара стаканчиков джина с тоником помогли это осуществить.

Когда джин наконец ударил в голову, я широким шагом подошла к кабинке.

— Привет, старый приятель, — небрежно бросила я, стараясь, чтобы голос мой звучал по возможности обыденно. Хотя какой обыденности в разговоре можно ожидать от девушки, затянутой в кожаный купальник?

— Привет, — равнодушно отозвался Ричард. Это был дежурный, невзрачный «привет», предназначенный для журналистов, чьи имена он забыл, восторженных поклонников и девушек его музыкантов.

— Ты меня не узнаешь, так ведь? — спросила я, сама поражаясь собственной наглости.

Блондин, заслышав это, весь съежился, попросил прощения и удалился за новой порцией алкоголя.

Ричард Руиз потратил несколько секунд на изучение моего лица, после чего опять заговорил:

— Конечно, узнаю. Ты редактор того журнала, — сказал он, протягивая руку. — Очень рад познакомиться с тобой. У вас отличные музыкальные обзоры. Это здорово, что кто-то так много пишет об альтернативной музыке.

Я пожала ему руку, чуть смущаясь из-за возникшей путаницы. Однако смущение не помешало мне дать ему достойный отпор:

— Меня зовут Джилл, Джилл Уайт. Но мы встречались и раньше. Несколько лет назад. Я ездила вместе с вами в тур. На неделю.

— Вот оно что, — сказал он, и на лице его наконец забрезжило узнавание. — Да-да, припоминаю. Йель. Поклонница Рембо.

— Беннингтон, — отрезала я.

— Какая разница, — сказал он, пожимая плечами. — Ну, как дела?

— Нормально, — ответила я. Игрушечный мальчик вернулся с бокалом, погладил волосы Ричарда еще раз и отошел поговорить с какой-то моделью.

— Значит… ты гей? — спросила я с напускным безразличием, хотя на самом деле невероятно разволновалась. Это, по крайней мере, объясняет, почему он не позвонил мне… Я ощутила небольшое облегчение. Он просто не мог меня полюбить. И ничего с этим нельзя было поделать. Правда?

Неправда.

Ричард хмыкнул.

— Я отказываюсь вешать на себя ярлыки, — сказал он с таким снисхождением, будто перед ним стояла школьница. — Гей, натурал, бисексуал — это все нелепые обозначения. Меня привлекает человек, а не ярлык.