Латышские народные сказки - народные сказки. Страница 40

— Побил, проходимец, наших мужей! Да только по мужьям-то жены остались — ведьмы. Отплатят они этому сморчку. Как только пойдут эти трое завтра по дороге, так вдова Трехглавого обернется постелью. Как увидят эту постель, так одного из них до того в сон потянет, что тут же повалится, а как повалится, так и в наших руках. А вдова Шестиглавого обернется родником. Как увидит второй из них родник, так жажда его одолеет. А уж как станет пить, так в наших лапах. А вдова Девятиглавого то в змею обернется, то в песьеглава, и станет донимать того проходимца, пока не отплатит ему люто.

Поутру отдал Курбад матерям деньги, что из-под моста выдул, чтобы они нужды не знали, и отправился с братьями в путь. Вдруг видят у обочины мягкую постель. Работницына сына сразу в сон потянуло, да в такой сладкий, что не удержаться. Только Курбад не дал ему улечься. Вынул он меч, да как рубанет по постели крест-накрест! На месте постели лужа крови осталась, и сон сразу прошел.

Идут дальше, увидали чистый родничок. На хозяйкина сына вдруг жажда напала, так и рвется к воде. Только Курбад не дает пить. Вынул он меч, да как рубанет по роднику крест-накрест. На месте родника лужа крови осталась, и жажда сразу исчезла.

На третий день приходят братья в чужую землю. А у владыки той земли черт трех дочек украл, когда они в бане мылись. И пообещал владыка младшую дочь и владения свои отдать тому, кто дочек вернет. Курбад тут же взялся их сыскать.

Хотят братья по всему свету идти тех дочек искать, а Курбад говорит:

— Нет! Где пропали, там и искать надобно. В бане пропали, с бани и начнем.

Берет вечером Курбад палицу, меч, крупы да котел. Разводит в бане огонь и давай кашу варить. Братья не дождались — уснули. В полночь заскрипела дверь в бане. Влез в баню черт — и швырк золы в кашу! Да Курбад сгреб его, зажал в дверях и давай палицей по спине охаживать.

Черт от боли чего только не обещает: даст, дескать, такую дудочку, в которую ежели подудеть — вылезут из земли десять карликов и любую работу справят. Дудочку Курбад взял, а черта снова лупить принялся, пускай скажет, куда трех дочек дел. Видит черт, дешево не отделаешься, сказывает:

— Вон за тем полем есть болото. Посреди болота на сухом пригорке большой-пребольшой камень. Если отвалить камень, откроется глубокая-преглубокая яма в земле. Спустишься в нее, там и дочки будут.

Курбаду этого довольно. Отпустил он черта, разбудил братьев, и пошли они болото искать. Да, точь-в-точь, как черт сказал: за полем болото, посреди болота пригорок, а на нем большущий камень со стог сена. Надул Курбад щеки да как дунет — так камень в болото плюхнулся, только брызги полетели. Ну, а дальше? Как в дыру спуститься? И смекнул Курбад: надо в дудочку подудеть. Как подудел посильнее, выскочило десять карликов. Что, дескать, прикажешь?

— Приказываю такую веревку принести, чтобы до дна этой дыры доставала!

Раз-два! — карлики с веревкой уже тут как тут. Привязал Курбад работницына сына, но не успел и до половины спустить, как тот зашелся, завопил, чтобы назад поднимали, — боязно ему. И с хозяйкиным сыном та же история. Видно, самому Курбаду надо спускаться.

А чтобы братьям на болоте не мокнуть, приказал Курбад карликам поставить для них избу и всякой еды-питья припасти. Вмиг бревна в сруб уложены, стропила подняты, крыша настлана, посреди комнаты стол накрыт. Отпустил Курбад карликов, а сам, прихватив свою палицу, под землю спустился.

На полдороге уже черт маячит, тот самый, которого он вчера отлупил.

— Спустись, спустись, тут я тебя и придушу!

Но не успел Курбад палицей замахнуться, как узнал его черт и скрылся — будто ветром его сдуло. Наконец достала веревка до дна, и увидел Курбад большую равнину. На другом конце ее дом стоит, из трубы дым идет. Пошел туда Курбад, подходит к дому.

А тут, оказывается, как раз самого черта жилье. Три повара в большущем котле черту обед варят. Увидали повара чужого, всполошились:

— Ой, да знаешь ли ты, куда попал?! Явится наш повелитель, он тебя одним пальчиком пришибет!

— А ну вас, заячьи души, не тарахтите! — отвечает Курбад и присаживается подле котла.

А повара все его уговаривают, чтобы он лучше за печкой спрятался, а то им попадет за то, что чужого впустили. Послушался Курбад.

Немного погодя является черт, начинает принюхиваться: чужим духом, дескать, несет. Повара врут: ворона только что пролетела. Успокоился черт, идет к котлу попробовать, довольно ли соли, ладно ли уварилось.

Только нагнулся черт с поварешкой, как Курбад выскочит из-за печи да как смахнет мечом черту голову, так она и плюхнулась в котел, а за нею и тулово туда же.

— Покамест черт в котле варится, — говорит Курбад, — выкладывайте мне, где украденные дочки.

Рассказали повара, что одна живет в серебряном дворце, а принадлежала тому черту, которому только что голову смахнули. Другая — в золотом дворце и принадлежит Трехглавому черту. Третья — младшая — в алмазном и принадлежит Шестиглавому.

Выслушал все это Курбад, опоясался мечом и направился к серебряному дворцу. Вышла из того дворца молодая девица и от удивления даже руками всплеснула:

— Ой, парень, да куда же это ты забрел?! Явится мой мучитель, он тебя мизинчиком пришибет!

— Ну-ну, девица, неужто он так страшен?! Так знай, что мучителя твоего уж нет в живых, а я пришел тебя освободить.

Услышала это девица, упала Курбаду в ноги и заплакала от радости.

Оглядел Курбад хорошенько серебряный дворец, поел, попил и стал девицу о сестрах расспрашивать. Рассказала она ему все и присоветовала, как лучше все дело сделать, а потом принесла диковинную посудину со снадобьем, которую черт на окне оставил.

В той посудине два снадобья было: то, что справа, — прибавляет силы, то, что слева, — убавляет. Отведаешь то, что справа, — силы через край прибудет, то, что слева, — на целый год сила пропадет. Отпил Курбад справа — ух ты, сколько в нем силы прибавилось, самому в диковину!

С утра отправился Курбад в жилье второго черта, Трехглавого, и этого прикончил. Вот уже две сестры свободны.

На третий день черед Шестиглавого. Только тут у Курбада дело не так гладко пошло: черт успел уже отобедать и к третьей сестре в алмазный дворец отправился.

— Ну, ничего! Я до него и там доберусь, — сказал Курбад и зашагал ко дворцу.

Смотрит — посудина со снадобьем на окне стоит, а сам Шестиглавый спит после обеда, храпит вовсю. Повернул Курбад посудину: сильное снадобье справа оказалось, бессильное — слева, — и пошел поглядеть, как младшая сестра поживает. Нашел красавицу-девицу, только очень уж грустную. Увидала она незнакомца и воскликнула тихонечко:

— Ой, парень, куда же ты забрел!.. Вот встанет мой мучитель, он тебя мизинчиком пришибет!

— Ну-ну, не так уж он силен. Лучше разбуди-ка его, а мой меч укажет ему дорогу к разным мошкам да букашкам. Этаким душегубам лучше там спать, чем в алмазных дворцах.

Разговаривают они, а тем временем Шестиглавый пробудился, стал на другой бок поворачиваться, а под ним кровать так заскрипела, что в третьей комнате в ушах засвербило. Кинулась девица к Шестиглавому, успокаивает: спи, дескать, спи. А тот принюхивается и спрашивает, с чего это чужим духом несет? Девица говорит, что мышь только что пробежала, — спи, мол, спокойно. Поверил Шестиглавый и опять заснул.

Тут уж Курбад мешкать не стал: вынул свой меч, открыл дверь да как рубанет наотмашь, сразу три головы долой. Взвился черт, как молния, и кинулся сильного снадобья отпить, а вместо него выпил бессильного. Отрубил Курбад остальные три головы и выкинул их вместе с туловом в лужу.

Бросилась младшая сестра Курбаду на шею, плачет от радости, не знает, как благодарить его. А Курбад коротко объясняет, что явился он не благодарности ради, а за тем, чтобы взять ее за себя замуж, остальные же сестры должны выйти замуж за его братьев, что наверху у дыры сидят, ждут.