Первый великоросс (Роман) - Кутыков Александр Павлович. Страница 79

Взбрыкнувший конь все же сдернул со своего хвоста повод. Какое-то время лошадка Перевяслы шла за ним, но в темном пространстве засуетилась, стала, придержав и четырех, привязанных сзади.

Светояр ехал впереди. Юсьва не отставал. Миновали Лысую гору, затем столбы пошли дальше, выбирая открытые места… В лесу в такую погоду не промышляет, не гуляет, не шелохнется ни единая животная тварь. Мокрые до нитки Светояр и Юсьва тянули и понукали по таявшему, сильно уплотнившемуся от дождя снегу горемычных животных. Но так надо…

Ватага Капя достигла первой развилки следов, разделилась надвое и устремилась дальше. Пятеро настигли Тука со стариками и измученными женщинами. Не мешая остальным сооружать вокруг себя завалы, бросили молодого поперек седла и поехали обратно к дому.

Капь с другими дружинниками обнаружили еще виделку. Делиться далее не было возможности — поехали по борозде к северу. Порешили: там места родней, где-то в той стороне и Суздаль-батюшка…

До темноты настичь никого не сумели. Бежавшие от них люди шли ненамного медленнее уставших, полуголодных лошадей… На ночь решили не останавливаться: глазели сверху под копыта коней, едва различая чернеющие лунки от прошедших ног…

Затемно обнаружили Лесоока. Забрали его и двух баб. Старого мужика, бывшего четвертым при вожде, трогать не стали — бросили одного на волю леса.

Утром он слез с дерева, взял в руку палку и побрел назад, сближаясь со своими, ведомыми Туком…

Оставленная без внимания третья часть племени с каждым поприщем ускорялась. Оглядывались и почти бежали… Достигли молодого ельника, плотно переплетшего густые лапы перед измученными людьми. Новый вожак Пир распорядился поджечь его — чтобы большой пожар отсек вероятную погоню, растопив под собой снег со следами, и огнем или пепелищем прервал русское наседание…

Группа молодого Пира все дальше уходила в лес. Сирые и беззащитные люди из народа мерь алкали лишь тишины и покоя. Когда выросло зарево за их спинами, они почувствовали себя вдруг по-настоящему вольными, всеми мыслями избавляясь от прошлой тревоги, от оставшихся позади русских голдовников…

…елки с треском сгорят, оставив выжженное, дымное поле. Пепел густо ляжет на едко пахнущую гарь. По контуру огромного пепелища останутся лишь толстенные деревья. Черное пятно будет копить силу для подъема нового — совсем другого! — леса. На месте бывшего хвойного царствия, так и не успевшего развернуться мощью, взрастут другие лесины — будут обгонять, плодиться и забивать скромные пушистые побеги, корешками цепляющиеся за бывшую вотчину их родителей…

Молодой Пир с молодежью встретил незнакомое племя мери и остановился. Постепенно смешались с хозяевами. Но вожак старался не позабыть место схрона племенного богатства. Только с ним Лесоок перепрятывал сундучок и колоды с ненужными побрякушками, указывавшими на их владетеля, как на вожака. То были памятки многих народов, живших или сквозивших в приокских и приволжских лесах…

Ростовцы из второго дома поняли свой просак, когда утром, еще затемно, кто-то из них вышел по нужде. Коней возле дома не было, и вышедший поднял тотчас всех. Нашли двух мертвых друзей — засуетились. Побежали: одни — в стойбище, другие — в первый дом, в котором нашли еще одного убиенного товарища. Принесли тело под ноги Витею и сообщили: «Они все ушли!..»

На рассвете обнаружили на опушке лошадей, стоявших возле одинокого дерева. Исступленно ругаясь, рыскали по лесу, пытаясь найти своих животных. Но к пяти хвостам пополнение не прибыло.

Витей взъярился. Сам сел на лошадь, прихватил четверых соратников и бросился по оплывающему снегу в погоню. Касаясь руганью всего, на чем свет стоит, обещался жестоко наказать лихоимцев.

К полудню от бешеной скачки изнемогли. Увидели двух сиротливых коняшек — прихватили. С ними погоня сделалась еще медленнее. Витей ругал уже самого себя — свои годы, усталость, сырой предвешний дух…

Переехав какую-то речушку, взялись преодолевать крутой подъем на вершину обрыва. Лошади вязли в глубоком снегу по брюхо. Сугробы, оставшиеся на склоне, топили людей и лошадей, но те не отступались.

Выбрались, стали смотреть, куда попали… Не в силах больше двигаться, решили бросить погоню, но углядели впереди меж деревьев своих коней! Дрожащими руками вынули из ножен мечи и бросились через широкую поляну к ним…

Когда ростовцы ползли в сугробах наверх по склону обрыва, Светояр и Юсьва, промокшие до последней нитки, холоду отдавали последние силы. Сильный озноб мешал мыслям.

— Надь оставить коней — иначе сгинем… А вроде и не хочется… А, Юсьва? — Светояр уже подумывал и о своем спасении.

Финн держал руки с поводьями возле груди, сохраняя последнее тепло.

— Да… — ответил он. Но только увидев, как спешившийся русич принялся развязывать ремни меж животными, догадался, о чем велась речь.

— Давай пересядем… — сказал Светояр и подвел к Юсьве молодую кобылицу. Тот, не слезая, перекинулся на другую, более крепкую спину. Светояр прыгнул верхом и приказал коням:

— Хоп-хоп! Пошли теперь, мешкотные, шибче!

В тот самый миг оглянувшийся Юсьва увидел ростовцев, выкарабкивавшихся на гору:

— Чу, Светояр!..

Русский кинул взгляд за спину и тоже заметил преследователей. Устремились в чащу, припав к лошадям.

Отпущенные животные чуткими ушами заслышали знакомые голоса и побрели на поляну. Хозяева бросились к ним. Ветер, гулявший на открытом месте, отнял у людей остатки сил. Они, собрав родимых, поняли, что продолжить гонку не могут. Хватило б мочи дотащиться назад и не замерзнуть!..

— Вот незадача, браты: и добычи нам нет, и самим бы не сгинуть туточки! Добраться надо в тепло — допреж смерти… — Витей вид имел очень унылый, понимая предстоящее.

Ростовцы — тоже не из железа. И дождь со снегом также сыплет на их головы. Боясь заболеть и сгинуть, решили поддержать силы проверенным способом: привязали крепко-накрепко к дереву коня, вскрыли ему артерию и напились горячей, живительной крови…

Когда Лесоока скинули наземь, к приехавшему отряду Капя вышли немногие.

— Точно, это вож.

— Гляди-ко, как зыркает по-хозяйски! — Ростовцы разглядывали человека, о котором в последние дни только и слышали и от которого зависел успех или неуспех татьбы.

— Кто это? — спросили у Тука. Булгарин помотал головой, показывая, что не понимает. Увидев обнаженный меч возле своего лица, побледнел и пустил слезу.

— Что вам надо, лиходеи? — вдруг спокойно и ясно спросил Лесоок. Ему, сильно замерзшему, помогли подняться. Удивились правильной русской речи.

— Не гоже быть в гостях, а стоять на улице! Заходите в дом, приючайтесь… — Лесоок, потешаясь, указал на крыльцо.

— Очень мудро молвишь, хозяин! — После «хозяина» дружинник засмеялся.

Вождь нимало не внял издевке. Проходя мимо Тука, сказал ростовцам:

— Тамо старухи сирые в стане… Отпустили б юнка к ним — для погляду.

— Пущай тоже обогреется… Отпустить успеем. Старухи не сбегут — а парень может! — рассмеялись дружинники.

— Я сейчас понял, братки, почему Игоря березками порвали! — Лесоок неистово осклабился. Что-то сообразивший Капь отвесил ему тяжеленную оплеуху. Лесоок споткнулся и ударился плечом в дверь. Лежал и зло смеялся. Капь с силой ткнул ему ногой в грудь. Закричала навзрыд высокая мерянка, которую привезли с вождем. Капь с горящими глазами распорядился отпустить баб к себе, а Тука тоже ввести в дом.

Пинками и затрещинами Лесоок с булгарчонком были повалены посреди просторной светелки. Ростовцы, схватившись за рукояти своих мечей, обступили их, едва удерживаясь от расправы.

— Была б твоя воля, ты и меня бы к березе привязал? — Капь сверкал очами на жалкого, но острого на язык вождя.

— Нет, не привязал бы: мы — не тати!

Большой ростовец, услышав ответ, опять вскипел, но еще удара не последовало.

— Что ж ты нас за татей лесных держишь?