Рисунок по памяти (СИ) - Воробьёва Татьяна. Страница 52

— Отец? Отец? — Хадижа пыталась достучаться до мужчины, слишком глубоко ушедшего в свои воспоминания.

— Да?

— Так ты не против моего переезда? — задала она еще раз вопрос.

Саид глубоко вздохнул — конечно, он был против, но что он получит, высказав свое негативное отношение? Запретить, или остановить ни дочь, ни Зейна он не в силах, а вот разругаться напоследок — вообще не вариант.

— Я, конечно, не в восторге, что спустя столько лет поисков, мне придется снова отпустить тебя в другую страну, — ответил он, — И, если быть до конца честным, то меня охватывает ужас, что, как только ты уедешь, ты снова исчезнешь из моей жизни.

Сказано все это было спокойным, ровным голосом, но печаль, отразившаяся на лице, а, главное, в глазах, больно кольнуло сердце Хадижи. Да, все эти пять лет она была сиротой с выдуманным именем, без даты рождения, семьи и даже какого-либо воспоминания о ней, но каково было отцу, который знал и помнил, что потерял. Волна тоски о тех годах, что она не помнит, что упустила из-за своей пропажи, и нежности, что защемила где-то в груди, мешая вздохнуть, Хадижа одним рывком преодолела расстояние между ней и отцом и крепко обняла его.

Он совершенно не ожидал. Будучи ребенком, Хадижа часто обнималась, целовала, любила сидеть на его коленях, рассказывая о своих детских делах и играх, но сейчас… Каждое объятье сейчас воспринималось словно чудо, небольшой шажок к той Хадиже, что так любила своего отца. Саид так же крепко прижал ее к себе, почувствовав шелк волос, спускающихся свободным водопадом по спине, и замер.

— Я не потеряюсь, обещаю, — прошептала Хадижа, вдыхая запах мужского одеколона, смешанного с запахами пряностей и благовоний; яркая картинка, мелькнувшая перед глазами, больно ударила по мозгам, словно вонзив в них раскалённые иглы. Хадижа застонала, схватившись за голову, резко отшатнулась, и Саид от неожиданности выпустил дочь из объятий.

— Хадижа, что с тобой?! Сядь, — сильная и уверенная мужская рука подхватила ее под локоть и подвела к дивану, — Сейчас я вызову врача.

— Да, нет, папа, все хорошо, — чувствуя, как боль отступает, улыбнулась она, — Такое бывает, когда память просыпается. Это как небольшой взрыв в голове.

— Но может все-таки стоит? — в голосе отца звучали нотки тревоги.

— Он не скажет ничего нового, — пожала плечами Хадижа, — Я больше устану, пока дождусь его прихода, а ехать самой… Я не люблю больницы.

Посмотрев на дочь, которая уже выглядела нормально, Саид уступил:

— Хорошо. Только теперь мне еще страшнее отпускать тебя.

От одной мысли, что отец может передумать, Хадиже снова подурнело.

— Не волнуйся, — поспешила убедить отца Хадижа, — Мне кажется, Зейн — тот человек, которому можно доверять, и я обещаю вести себя хорошо.

— Так что ты вспомнила? — спросил Саид с замиранием сердца.

Хадижа нахмурилась — вспышка была очень короткой.

— Я точно слышала музыку, громкую и много голосов. Образ нечеткий, но, мне кажется, это был какой — то праздник. Праздник, где был ты и мама.

То, что она описала, можно было отнести к любому празднику, что происходил в ее детстве до того, как его измученное ревностью сердце нашептало о переезде в Бразилию. Но главным было даже не это, а то, что Хадижа вообще стала что-то вспоминать.

— Слава Аллаху, что твоя память начала восстанавливаться! Это происходило и раньше? Почему ты мне не рассказывала?

— Не хотела давать ложную надежду, — пожала плечами Хадижа, — Ведь вспышки остаются просто вспышками. Возможно, память восстановится лишь частично.

— Даже если так, то это все равно будет чудом, — улыбнулся Саид дочери, — Может, тебе подольше остаться в Фесе, раз это будит твои воспоминания?

— Отец, я не передумаю ехать в Париж, — осторожно сказала Хадижа, наблюдая, какой радостью зажглись глаза отца от одной мысли, что она может все вспомнить, и что попытка оставить ее в родной культуре, вполне закономерна.

— Сделать этого я даже не пытаюсь: ты всегда была упряма и если что-то вбила себе в голову, то разубедить тебя в этом практически невозможно, — вспоминая, как настойчиво маленькая Хадижа требовала, чтобы он развелся с Раньей, и все разговоры о том, что девочка должна если не полюбить, то хотя бы уважать мачеху, разбивались о стену ее упрямства и обиды, — Но, если тебе не возвращаться в Рио, а сразу отсюда отправиться в Париж?

— Сразу в Париж? — задумалась Хадижа.

— Да.

— Думаю, это нужно обсудить с Зейном, — предложение было заманчивым: остаться и увидеть все те места, о которых говорил дядя Али. Может, даже удастся порисовать с натуры.

— Да, конечно, — вздрогнул Саид, словно только сейчас вспомнив, что в жизни дочери появился другой главный мужчина, — Я позову Зейна.

Египтянин выслушал предложение Саида и повернулся к Хадиже:

— Ты хочешь остаться в Фесе?

Девушка пожала плечами:

— Я бы осталась, но документы… я подавала заявку еще как Зоя Вебер.

— Мы можем доказать, что ты и Зоя Вебер одно лицо, — ответил Саид, — Все необходимые документы есть, а, значит, заново подавать заявку тебе не понадобится.

— Возможно, — пожала плечами Хадижа, — в любом случае позвонить, или написать им не помешает. И еще, я собирала вещи только для отъезда в Фес, многое, что мне понадобится в Париже, я не взяла.

— Просто напиши список, и все соберут, — сказал Саид.

— Или можно купить то, чего не хватает в Париже, — предложил Зейн.

— Уговорили, — кивнула Хадижа, — Я останусь погостить в Фесе.

— Хорошо, — выдохнул Саид, — может, это еще больше поможет твоей памяти.

— Завтра мне нужно будет уехать на два-три дня дать закончить кое-какие дела, связанные с клубом перед отъездом, — сказал Зейн, — Хадижа, ты можешь либо остаться в отеле, номер полностью оплачен, или переехать в дом дяди Али.

— Я перееду в дом дяди Али, мне непривычно долго находится в одиночестве, — девушка поежилась.

Звучало немного абсурдно, но, живя в приюте, где практически все общее, побыть в одиночестве удавалось редко, и это наложило свой отпечаток на психику. Хадиже иногда, как любому творческому человеку, необходимо было побыть одной, например, когда она делала эскиз или писала картину, но при этом ощущение полного одиночества, когда рядом не было ни одного знакомого лица, вселяло в нее, если не панику, то ощущение тревоги. Так что, оказаться в более привычных стенах, среди родных людей правильней, чем в, несомненно, шикарном, но чужом номере отеля.

— Это даже лучше, — согласился Саид, — Здесь ты будешь под присмотром.

Прошло три дня. Отец, забрав Ранью, Зулейку и младших, уехал в Рио, за ним последовал и Зейн, удостоверившись перед отъездом, что все вещи жены перевезли обратно в дом Али, и, расплатился за номера в отеле, все-таки оставив бронь. Мохаммеду и Зе-Роберту тоже нужно было возвращаться к делам магазина, который они оставили на Амина. Старшему сыну Мохаммеда пришлось остаться в Рио из-за пересдачи экзамена, но молодой человек не шибко страдал, что не погуляет на празднике, а вот тетя Латифа с Самирой и малышом Кави, остались еще погостить и составить компанию Хадиже.

Она действительно посетила достопримечательности, о которых говорил дядя Али, и даже «Голубой город» Шефшауэн находящийся в горах, словно по волшебству окутанный дымкой облаков. Город, в котором все: дома, ступеньки, тротуары, оконные рамы, цветочные горшки, дорожки в парках, — окрашено во все оттенки голубого: от бирюзы до светло-небесного, от василькового до чистой лазури.

Обычно ее сопровождала Самира, и дядя Али посылал с ними кого-то из слуг. Когда Хадижа уставала от туристических маршрутов, они ходили на Медину вместе с Зорайде покупать пряности и продукты. Хотя женщина больше и не была служанкой в доме, она никому не доверяла выбор, из чего готовить баранину и Кус-кус. Один раз дядя Али даже взял Хадижу на рынок верблюдов, и она покаталась на одном из них по бесконечным песчаным дюнам, наконец, поняв, почему этих животных называют кораблями пустыни. Мерное покачивание при езде на верблюдах действительно чем-то напоминает тяжело дышащую палубу судна, когда его нос отваливает волны в вечно живой, никогда не спящей морской воде.