Терпкость вишни - Сова Изабелла. Страница 15

— Из веселящих напитков упаковка пива и четыре бутылки шампанского. Надеюсь, до полуночи они сохранятся.

— Ты обещал пять бутылок вина, а Олек, само собой, так называемую заправку для пива.

Виктория открыла крышку комода, куда складывали провиант.

— Кроме того, у нас семь литров кефира, пять минералки, бочка огурцов вместе с рассолом и центнер разных печенюшек и чипсов.

— Добавлю-ка я еще салат с майонезом, — предложила Милена. — Экспериментальное папино изделие. Будет завтра прекрасным заполнителем.

— Заполнителем чего?

— Того, что выблевано, — объяснила она.

— Ты, наверно, еще не знаешь, — встрял Травка, — что с похмела человек по-настоящему страдает, когда ему хочется блевануть, а нечем. Потому-то заполнитель — очень полезная штука, особенно жирный, густой и отвратный на вкус.

— Потому что такой легче выходит наружу, — объяснила Милена, нюхая содержимое банки. — Этот будет в самый раз. В желудке он не удержится и пятнадцати секунд.

Я сморщилась: до меня долетел аромат экспериментального салата.

— Надеюсь, мне не придется оценивать его достоинства.

— Когда-то надо начинать, — сказала Миленка. — Так уж лучше сейчас среди товарищей по несчастью, чем через полвека, окруженной бездушными медсестрами в доме заходящего солнца.

— Полвека в нашем возрасте — это чистейшая абстракция, — заметил Травка. — С равным успехом можно сказать, что дом этот ожидает Вишню через два миллиарда лет.

— Ладно, философ, скажи лучше, приготовил ли ты пластинки, — вмешалась в дискуссию Виктория.

— Ждут со вчерашнего дня. Сплошь антидепрессивные хиты: Рики Мартин, Наталия Орейро и, разумеется, бойсбэнды.

— Отлично, — обрадовалась Милена. — Ну так что? Пора надевать драгоценности и — гол!

СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ, ПЯТНАДЦАТЬ БУТЫЛОК ПИВА И ЧЕТЫРЕ БУТЫЛКИ ШАМПАНСКОГО

— Кто хочет пива? Кто вина? — перекрикивала музыку Милена, вся в блестках и перьях.

— А может, кто-нибудь уже желает алкаприм или похмелин? — предложила Виктория.

Таковых не оказалось. Зато объявились жаждущие напитков большей крепости.

— Знаете эту шуточку? — спросил Олек. — «Водку? Теплую? В пять утра? Из пластмассового бритвенного стаканчика? Не откажусь». Наливай.

— А какие-нибудь другие деликатесы есть? — спросил Травка, чувствующий себя не в своей тарелке из-за отсутствия двух Марий своей жизни — одной во плоти, а второй растительной.

— После Анджеек, когда ребята принесли кислоту, отведали, а потом сели в лифт и съехали двумя этажами ниже, нет и не будет, — объявила Милена.

— Но тут же нет лифта, — заметила я.

— Нету, — согласилась Вика, — но это ведь не конец. Съехали они в подвал, тут у них разыгрался аппетит, и они решили купить чего-нибудь поесть. Пошли на поиски и обнаружили за углом магазин «24 часа». Ну, вошли.

— Откуда ты все знаешь? Ты что, была с ними?

— Продавщица там — наша знакомая, и она рассказала нам о своих переживаниях в ту ночную смену.

— Само собой, она не знала, что мы знакомы с этими ребятами, и это наше счастье, потому что тогда она уж точно никогда не продала бы нам ни крошки, — добавила Миленка. — Пришла она в тот вечер на работу как обычно. Сидит, скучает, ковыряет в зубах, и тут входят двое. Волосы взлохмачены, глаза как у вампиров — частично от кислоты, частично от вида копченостей в витрине. Наконец один из них, судя по описанию, Ендрек, выбрал твердокопченую телячью и просит отрезать ему триста граммов. Но говорил он так невнятно, что продавщица не поняла. Ендрек снова начинает ей толковать, показывает дрожащим пальцем. Наконец не выдерживает, перепрыгивает через прилавок, хватает здоровенный ножище и сам отрезает колбасу. Представляете себе? Мужик метр девяносто пять с ножом в руке? Продавщица едва в обморок не грохнулась.

— Но смешней всего, что отрезал он ровно триста граммов, — сообщила Вика.

— Нам подобные истории совершенно ни к чему, — завершила Миленка.

— А слышали историю про смысл жизни? — спросил Олек.

— Давай, — дружно попросили мы. В конце концов, смысл жизни — именно то, что ищет каждый студент-первокурсник. Потом на это уже нет времени. По крайней мере, так говорил мне Даниэль.

— Значит, дело было так, — начал Олек, подлив себе в пиво для эффективности заправки. — Один чувак в экспериментальных целях потребил грибочков. Подождал немножко, и вдруг — озарение. В узоре занавесок он увидел основополагающую формулу Вселенной. Выраженную одной-единственной фразой. Короче, он открыл смысл жизни. Но, проснувшись на другой день, он ничегошеньки не помнил. Осталось только туманное воспоминание, что на какой-то миг он получил доступ к величайшей тайне мироздания.

— Ну и что?

— Через неделю он снова потребил грибочков. На этот раз формулу он увидел на ковре и обивке дивана. А наутро опять пустота. И так повторялось несколько раз. В конце концов он решил подготовиться. Положил листок бумаги, ручку. Потребил грибочки и ждет. А когда пришло озарение, все точно записал. То самое единственное предложение, бесконечно важное для всего человечества. Утром проснулся, хватает листок и читает: «Когда я встаю на стул, то кончиками пальцев касаюсь потолка».

Потрясенные, мы молчали.

— Слушайте, а где же Мария? — неожиданно спросил Адам.

— Веселится вместе с гуру, — ответила Милена.

— Можно сказать, экспериментирует со старым грибом, — сказал Ирек. — Сколько, интересно, ему лет?

— Судя по виду, двести семьдесят, — оценил Травка.

— И такой старпер имеет влияние на Марию? — недоверчиво покачал головой Олек.

— Да еще вешает ей на уши такое, — заметила Миленка, — что я начинаю сомневаться, все ли у него дома. Тут недавно он исчез на несколько дней, видно, опять спрятался у какой-нибудь бабенки. А Марии сообщил, что у него произошел несчастный случай в Альпах.

— Он, дескать, проводил там тренинг для швейцарских менеджеров, — объяснила Виктория.

— Мария с ума сходила от горя: «Видно, он не хочет меня тревожить. Может, он умирает там, вдали от меня». Прошла неделя. Заходим мы с Иреком в «Алхимию», а там сидит гуру, живой и здоровый, ну, в соответствии со своими двумястами годами. Курит, пьет и дурит мозги очередной телке. Марии с нами не было…

— И жаль, потому что потом она не хотела нам верить. А когда наконец сказала ему, что мы его видели, так этот козел все отрицал. И еще заявил, что мы это специально, потому что завидуем ее счастью. Короче, мы перестали вмешиваться.

— Надо было сказать, чтобы она попросила его показать паспорт. Тогда стало бы ясно, что ни в каких Альпах он не был.

— Мы сказали. И она даже попросила его, но он ее высмеял: «Деточка, это был секретный тренинг. И паспорт у меня, какой выдают людям, выполняющим особые задания. Его нельзя никому показывать». Вот так вот.

— Да, весь в тайнах.

— А сколько денег он с нее слупил… На пиво, на курево, на водку.

— Ее родители не удивляются, что она столько тратит? — спросила я.

— Да ты что, — сказала Виктория. — Они положили ей карманных денег в два раза больше, чем получает моя мама, и их не интересует, на что эти деньги идут. Когда-то она скупала медную бижутерию, сейчас тратит на Стефана.

— Ну, влипла девочка. Гуру нашел курицу, несущую золотые яйца, и не выпустит ее, если мы только чего-нибудь не придумаем.

— Подождем до третьего февраля, до открытия каналов. Тогда должно будет произойти высвобождение потенциала. Может, она сама прозреет. А если нет, то мы приступим к массированным действиям и освободим ее.

— Я бы не ждал, — вступил Травка, — потому что может оказаться, что освобождать будет нечего. Неизвестно, сколько у нее осталось, ну, этих… как их… нейронов.

— Мы тебя понимаем, старик, — хлопнул его по плечу Ирек. — Не каждому захочется ходить с резиновой куклой без мозгов. Но сейчас до нее ничего не доходит, так что придется ждать.

Мы все замолчали, размышляя о трудной судьбе Травки. Но, в конце концов, Новый год есть Новый год. Надо выполнить норму.