Терпкость вишни - Сова Изабелла. Страница 21

Мы не знали, что ответить. И наверно, долго молчали бы, если бы к нам в дверь не постучали, причем громко. Пораженные, мы замерли. Стук повторился. Я спрятала голову под одеяло. Миленка пискнула и в испуге прикрыла шею и запястья, а Виктория, как самая храбрая, подбежала к двери.

— Это Травка, он тоже не может заснуть.

— Я слышал через стену, как вы разговариваете, и решил присоединиться. Можно? — И он бросил на пол надувной матрац.

— Мы говорим о первых днях учебы в универе, — сообщила Миленка.

— Знаю, у нас ведь все слышно, не надо даже прикладывать к стене банку.

— Ты что, прикладываешь? — занервничала Мария.

— Я же сказал, что и так слышно. Да вы не беспокойтесь, я понимаю: у вас есть секреты, и потому я обычно затыкаю уши. Хотя вы представляете себе, как спать с берушами.

— Знаю, — вздохнула Милена. — Удовольствие сомнительное, но позволяет спокойно проспать несколько часов.

— Да. Но сегодня я решил не затыкать. Уши болели. Э, да что тут скрывать, у меня просто кончился запас берушей. Потому, сам того не желая, я все слышал. За что огромное сорри.

— Спокуха, — бросила Миленка. — К счастью, под словом «все» кроются невинные воспоминания, а не код доступа.

— Доступа к чему? — не сразу врубившись, удивился Травка. — A-а, жаль.

— Не огорчайся, старик. Ты думаешь, что существует единый код? — засмеялась Миленка.

— Порой мне кажется, что существует. Причем один для тысяч женщин. Иначе они не позволили бы себя обманывать жуликоватым пройдохам.

— Намек поняла, — отозвалась Мария, — но не доставлю тебе удовольствия и не стану с тобой объясняться, потому что неохота.

— А как ты чувствовал себя в первые дни учебы? — попыталась я сменить тему.

— Кошмарно, — признался Травка. — Проплакал в общежитии целую неделю. Было это не просто, потому что в комнате я жил с двумя крутыми воображалами из политеха. Если бы они увидели, что я такой нюня, вот тогда у меня были бы причины для слез. Через неделю я обратился к кузену, и он выписал мне прозак.

— Кажется, он неплохо поднимает настроение, — сказала Миленка. — Я сама думала, не начать ли принимать его. Но встретила Маркуса, и все переменилось.

— Прозак неплох, но не при состоянии навязчивого страха, — объяснил Травка. — Потому у меня он не пошел. А вот сестре Ирека помог… немножко.

— И я тоже когда-то собиралась принимать его, — призналась Мария, — но раздумала.

— Почему?

— Потому что, к сожалению, это прозак, а не поэзиак.

Ну да, когда витаешь в облаках абсурда, поддержка нужна посерьезней.

— У меня есть кое-что, что могло бы заинтересовать тебя, — невинным тоном предложил Травка.

— Кончай играть в наркодилера, — бросила ему Милена.

— Ты что! Я вовсе не имел в виду химию.

Миленка недоверчиво взглянула на него из-под лампочки.

— Ну хорошо, тогда я вернусь к первым неделям кошмара.

— Вот так-то лучше.

— После месяца приема нервы у меня были так раздерганы, что я даже не мог записывать лекции. Тогда я выбросил лекарства в помойное ведро и нашел другое средство против стресса.

— Какое? — заинтересовалась я.

— Я вернулся к годам беззаботности с помощью питания для младенцев. Знаете, всякое там абрикосовое пюре, укропный и ромашковый чай, протертые овощи в баночках, «Бебико».

— И помогло?

— Уже после двух приемов я почувствовал себя защищенней. А когда стал употреблять мыло и присыпку для грудных младенцев, все как рукой сняло. И теперь в трудные минуты я всегда прибегаю к жратве для малышни. Мне она мгновенно возвращает равновесие. Вот, например, сейчас. Я уже два месяца живу в страшном стрессе. Но я перешел на рисовую кашку с бананами, мою голову шампунем для младенцев, и вот результат — меня еще не увезли в Хьюстон.

— В какой Хьюстон? — удивилась Виктория.

— Кузен Болек так называет психиатрическую лечебницу неподалеку от города. Впрочем, и другие врачи из его отделения скорой помощи тоже. — Травка на миг перенесся мыслями на место работы Болека. — Наверно, сейчас они многих отвозят в Хьюстон: мало того, что дует хальный, так еще и полнолуние.

— Надо будет попробовать эту твою диету, — с энтузиазмом произнесла Милена, — потому что у меня проблем с учебой выше головы. Если так пойдет дальше, боюсь, следующие экзамены я завалю.

— Так плохо? — огорчился Травка.

— Я предпочитаю об этом не думать, не то мне придется бежать за рисовой кашкой в магазин «24 часа», а мне неохота вылезать из пижамы. Лучше поговорим о чем-нибудь повеселей. Мария, может, ты расскажешь, как началась учеба у тебя.

— Ой, это было так давно. Почти пять месяцев прошло. Насколько мне помнятся те давние времена до эпохи гуру, то я, пожалуй, даже радовалась, что наконец-то начинается настоящая жизнь. К сожалению, тетя оказалась ужасной мещанкой. Все время настаивала, чтобы я мыла грязные чашки.

— Ну, иногда ты могла бы одну-другую и помыть, — заметила Виктория.

— Я прямо как будто слышу тетю. Дома меня никто никогда не заставлял мыть какую-то дурацкую посуду. Автор иногда говорил, что я мало сплю.

— Автор?

— Мой отец.

— Отличное прозвище, — заметил Травка. — И точное, потому что он создал настоящее произведение искусства.

— Спасибо, — царственным тоном произнесла Мария. — Но вернемся к автору… Он никогда не говорил мне, чтобы я занималась чем-нибудь низменным вроде грязной посуды или пыли на полках. А вот тетя, к сожалению, другая. Счастье, что Томек устроил мне местечко у вас. А то бы я уже поседела.

— Под краской никто этого не заметил бы, — обронила Милена.

— Я заметила бы. Сейчас я крашусь, потому что мне так хочется. А если бы поседела, я была бы вынуждена это делать.

— А ты не любишь, когда тебя вынуждают, — подсказала Миленка.

— Вот именно. Ненавижу принуждение. Ненавижу дурацкую сессию, когда заставляют сдавать какие-то там зачеты. Нет, не так я представляла себе учебу в университете.

— А как?

— Я надеялась, что это будет время нескончаемых празднеств с вином, под гитару. Думала, что мы с первых дней станем дружной группой и будем завсегдатаями модных клубов и пабов. А оказалось, что в пабах сидят избалованные тинейджеры из частных школ, а наш курс — это толпа зубрил, которые не желают тебе сказать, что было задано.

— И никто не даст переписать лекцию, — в один голос добавили Милена и я. Вот еще одно сходство между СЭРБ и ПАВЛ.

— И каждый думает, где бы подработать в дополнение к стипендии. Если ему посчастливилось ее получить, — вздохнула Виктория.

— А ты как справляешься без стипендии? — спросил ее Травка.

— У меня есть три урока немецкого в неделю и надежда, что что-то изменится.

— Маловато, — заметила я.

— Маловато? А ты попробуй представить, что у тебя всего один частный урок.

Надежда. Как говорит Даниэль, благодаря ей люди терпеливо толкают свои тачки, вместо того чтобы бросить все к чертовой матери и сбежать. Только вот куда?

3.02. Заснули мы в пятом часу. А когда наконец открыли опухшие глаза, уже пробило час дня.

— Боже! — воскликнула Милена таким голосом, словно услышала о трагической гибели вокалиста группы «Брейнсторм».

— Что случилось? — спросили мы, испуганно пяля глаза из-под одеял, пледов и перин.

— Марии сегодня открывают каналы. Она уже ушла, ни слова нам не сказав.

— Слава богу, а то я уже подумала, что-то случилось с ребятами из «Брейнсторма» или «Анастасии», — с облегчением произнесла Виктория.

— Что вы так шалеете от этого «Брейнсторма»? — отозвался Травка, приглаживая торчащие космы. — Я совершенно не могу этого понять. Ирек тоже.

— Не от всей группы. Только от вокалиста, — уточнила Виктория.

— От него? — удивился Травка. — Да Ирек и тот лучше выглядит.

— А нам неизвестно, как выглядит Ирек, потому что он вечно лежит под компьютером, — бросила Милена, бездумно слоняясь по комнате. — Мне чем-то надо заняться. Не могу стоять на месте. Наверно, нервничаю из-за Марии.