Волчье Семя. Дилогия (СИ) - Гвор Виктор. Страница 79

'Я иду, Мистфинк! Я иду за тобой! За твоей никому не нужной жизнью!

Ты помнишь моего деда, Мистфинк? Теодора Рваное Ухо? Или давно выкинул из головы и его, и обещание, выкрикнутое маленьким внуком убитого в забытом Господом медвежьем углу. Что это было для тебя? Один труп из множества. Очередная ступенька в длинной лестнице, ведущей к славе и власти. В состоянии ли человек запомнить все ступеньки? Может ли убийца запомнить все жертвы, если счет идет на тысячи? Это неважно. Важно, что помню я! И не забуду даже тогда, когда твоя кровь смоет моё обещание. Этот миг близиться. Я уже в пути. Я иду к тебе!

Нет, не иду, бегу. Настолько быстро, насколько это вообще может делать велет в возрасте десяти лет. Ты уже забыл, что я велет? Там, где ты живешь, нас называют вильдверами. Велет, вильдвер, берсерк, ларг... Или тебе привычнее Зверь? Еще можешь называть меня Смертью. Для тебя это одно и то же. Тебе недолго осталось ждать. С каждым днем нас разделяет всё меньше верст. Или миль, если тебе удобнее считать по-вентски. Смерть приближается к тебе со скоростью бегущего велета. Я иду к тебе, Мистфинк!

Три года я ждал этого. Ждал и готовился. И сейчас я уже не тот беспомощный ребенок, которого ты видел в Лукау. И я не один. Да, мой брат не имеет, и никогда не будет иметь Облика, но он, как и я, отрок выпускного куреня Хортицкого острога. Тебе еще только предстоит узнать, что это такое, Мистфинк. На собственной шкуре.

Мы идем за тобой, Мистфинк!

Мы бежим уже две седмицы. От рассвета и до заката, с одним-двумя крохотными привалами на еду. Вечерами массируем болящие ноги и растираем мышцы специальными мазями. У вас, в Нордвенте, таких нет. Дремлем до рассвета и снова бежим. Чуть в стороне от дороги, чтобы не попасться на глаза кому не нужно. И реки переплываем ночью, под водой, дыша через тростинки.

Да, мы прячемся. Зачем твоим доглядчикам знать о нас? Или ты думаешь, что я войду в твой замок через главные ворота и вызову тебя на поединок? Мы не благородные владетели и не ясновельможные паны, Мистфинк, мы щипачи и мокрушники. Урки, блатные, карники. Как тебе больше нравится. А еще мы воины. Но не щитоносцы и не латная конница. Мы скрытники, разведчики, пластуны. Еще нас зовут диверсами*. У нас свои методы. Мы пролезем ночью в твою спальню или подкараулим тебя на глухой лесной дороге. А может, придумаем что-нибудь еще. Бой план покажет! Ты даже не увидишь собственных убийц, Мистфинк. Только услышишь тихий шепот, который напомнит тебе о Лукау и моем деде. Ты узнаешь, за что получил перо в горло или стрелу в глаз. Но сначала получишь, потом узнаешь. И не тебе осуждать нас, Мистфинк. Или ты дрался с дедом один на один? Если у тебя хватило бы смелости на это, мне некому было бы мстить.

Впрочем, тебя никто и не спрашивает. Мы скоро придем, Мистфинк! Две трети пути уже позади. Еще седмица, может чуть больше...

Мы идем, Мистфинк!'

Медвежонок поймал себя на мысли, что о фон Каубахе всегда думает 'высоким стилем'. Обычно так не получается. Даже когда специально пытается. А ведь учили. И книг, написанных таким слогом, перечитал немало, и Ядвигу с Когтем замучал дополнительными упражнениями. Не выходит, и всё. А тут - само выскакивает.

Ну и ладно. Зато под эти размышления побежал ходче. Почти как в начале, когда под нытье деда Поняты на тему заморенных коней, переоделись, превращаясь из хортицких отроков в поленскую голытьбу, и растворились в лесу. Тогда ноги сами несли вперед, Коготь задавал темп, Медвежонок, сколько мог, бежал человеком, потом перекидывался. Иногда несколько раз за день облики менял. Пробовал пробежаться и 'волчьим скоком'*, но в компании не-велета это не имело смысла: сплошное дерганье, и только.

Буг переплыли на второй день, точнее в ночь после второго дня, днем плывущие через пограничную реку люди могли вызвать ненужный интерес. Река, три года назад казавшаяся серьезным препятствием, вызвала лишь снисходительные усмешки: с Днипром этот ручеек даже сравнивать неудобно!

Так и добрались до знакомых мест, на седмицу опережая расклад батьки. До цели оставалась еще треть пути.

Идея, конечно же, принадлежала Медвежонку. Три года прошло! Он уже не маленький мальчик, а обученный воин! Сварожский дружинник! Еще и 'медведь'! А в Нордвенте жирует сволочь, убившая деда! Уже до командора Ордена дорос! Пора вернуть Мистфинку долг! А то законопатят в Ельне, и когда еще выберешься!

Коготь выслушал брата, в самых изысканных выражениях высказал всё, что он думает о 'самоуверенном напыщенном болване, собравшемся погреться в Очистительном пламени', и выставил жесткое условие: один младший никуда не пойдет! Только вдвоем, чтобы было кому присмотреть за 'этим отмороженным бычарой'. И прежде, чем лезть к 'грязному функу', потренироваться на ком-нибудь попроще. Например, навестить барона фон Зессендорфа, когда-то зарубившего отца Белки. Нет, Коготь не злопамятный. Просто очень на барона злой. И память не хуже, чем у велета!

Старший же и придумал официальную цель путешествия. То есть, отмазку для батьки. Медвежонка идея с 'невестой' не особо воодушевила, но ничего лучше он предложить не смог, так что пришлось согласиться. К тому же Ядзя к моменту обсуждения уже три дня была на пути к дому, и сообщать ей о злоупотреблении ее отношением к маленькому велету не имело не только смысла, но и возможности. А если на обратном пути удастся заглянуть к подруге в маеток, получится, что и не соврали почти.

Путешествие получалось насыщенным, а лето короткое, потому и мчались, не жалея ни своих ног, ни лошадиных, пробегая за день столько, что княжеские пластуны обзавидовались бы! Однако уже несколько дней Медвежонок выходил из Облика только во время сна, а Коготь засыпал, не дожидаясь еды, вечером и всё тяжелее вставал утром.

Виса на Днипро тоже не тянула, но улыбок уже не вызывала. Правда, и задержать братьев река не смогла: выскочили на берег в сгущающихся сумерках, сходу выломали тростинки для дыхания и ушли под воду. Вот только после переправы сил едва хватило отойти, чтобы с берега видно не было.

А утром и вовсе не бежалось. Вот и сейчас, стоило перестать думать о враге, как неожиданно обнаружилось, что трава путается под ногами, а всевозможные ямки и бугорки выскакивают в самых неожиданных местах и сбивают ход. Это в Облике! А Когтю каково? Не зря брат сопит, как серв на пашне. И скорость упала...

- Отдыхать надо, - бросил младший на бегу. - Сдохнем.

- Времени нет, - отозвался Коготь. - Не успеем.

- Так тем более не успеем, - велет перепрыгнул через ствол поваленного дерева, чуть не зацепившись за неудачно растопырившуюся ветку. - Надо было в нашей пещере задневать. Мы там всё оставили: и дрова, и тюфяки.

Облагороженный три года назад грот находился в версте от последней ночевки. Но после переправы сил еле хватило на пару сотен шагов.

- Нечего там ловить, - Коготь прыгать за братом не решился, вскочил на ствол, а уже с него - вниз. - В гроте дерево отсырело и сгнило, сено трухой рассыпалось... Можно к Ядвиге в маеток заскочить, как батьке говорили. Денек отоспаться.

- Не, - Медвежонку идея не понравилась. - Ядзя могла и не доехать еще. Хочешь с ее родней объясняться? Я им верю, конечно, но как-то так... - он покрутил в воздухе левой рукой, правой отводя возникшую откуда-то ветку.

- А я никому не верю, - фыркнул Коготь. - А пшеку с куницей особенно. Хотя они Занозе нашей и родственники, и зла от них не видел... Всё равно не верю...

- А если Ядзя там, опять с глупостями приставать будет. Да и не отпустят нас дальше. Наверняка батька кунице сокола отправил.

- Это к гадалке не ходи! Давай к дороге выворачивать, - Коготь повернул чуток влево. - Пешком пройдем. И отдохнем, и продвинемся немного. Если не поможет, завтра думать будем.

Медвежонок согласно кивнул, вспоминая карту. От Громодяньского шляха они далеко не отходили, минут десять бега, не больше. Можно и отсюда почуять, что там творится!