Поющая все песни (СИ) - Констебль Кейт. Страница 22

— И не нужно верить, но ты в опасности, — сказал Дэрроу. — Холодная сталь, а не магия, убила Занни.

Тишина. Доски корабля потрескивали, волны шептались. Калвин сглотнула. Даже сейчас было сложно поверить, что Занни не выпрыгнет на палубу, не станет свистеть в любой миг. Она собрала ладонью крошки в горку и шевелила их пальцем.

После паузы Траут сказал:

— Он уже покинул Митатес. Он получил рожок. Вы сказали, что он хотел это.

Дэрроу резко встал, сбил ложку на пол и поднялся на палубу. Траут с презрением посмотрел ему вслед.

— Я помог вам, — возмутился он. — Ты сама так сказала. Я помог, а теперь ты помоги мне. Верни меня. Его там уже не будет. Мне нет смысла задерживаться.

— Сейчас слишком опасно, — сказала Калвин. — Пока мы не можем вернуться. Пока не… — она замолчала. Что? Их срочное задание было заброшено. День за днем, ночь за ночью они плыли на восток, но, когда Калвин спросила у Тонно, плывут ли они в Калисонс, он промолчал, покачал головой так сильно, что она больше с ним не говорила.

Траут вернул ее вопрос.

— Тогда куда мы направляемся?

— Не знаю, — печально сказала Калвин. — Не важно.

— Для меня важно, — сказал Траут, ушел на свою кровать и задвинул шторку.

Калвин посмотрела на бардак на столе, но не было смысла убирать. Скоро завтрак. Зачем прятать все в шкафчики, если придется снова доставать? И они не ели вместе, никто нормально не готовил. Они ели, когда хотели, чаще всего — руками и на палубе. Она встала и закрылась в своей маленькой каюте, легла на кровать. Она должна была тренировать дыхание, в последний раз она делала это на корабле, когда осталась там одна в порту Митатеса.

От этой мысли обвинения всплыли в голове. Ей не стоило покидать корабль, плыть на берег, встречать Траута, находить Горн и давать Самису обмануть ее. Она зря боролась с ним, зря подняла шум, вызвав Дэрроу, Тонно и Занни на улицы. Если бы она дала Самису Горн сначала, Занни был бы тут, мыл бы тарелки.

Ее сердце разрывалось от боли и тоски по дому. Она скучала по гулу пчел в ульях. Она скучала по холодному воздуху гор и перемене цветов на снежных вершинах на рассвете и закате. Она скучала по руке Марны на голове, по пению сестер в зале. Она шептала в подушку, как делал Траут: «Я хочу домой». Она уже не станет жрицей. Когда наступит середина зимы, другие пойдут в священную долину, где холодный темный пруд и водопад замрут от чар жриц, станут черным льдом под черным небом. Серебряные звезды, которые было ясно видно, пока три луны были в тени, будут сиять как сосульки. Голые ветви дерева будут тянуться ввысь, озаренные огнями костра на берегу, и нить чар поднимется, тонкая и ясная в холодном воздухе, новички будут по одному выходить на полотно льда, держаться на ногах. Если чары девушки дрогнут, она провалится в воду в темноте и утонет. Если по воле Богини она дойдет до другой стороны, обнимет колонну водопада, получит поцелуй Марны, то она ступит на берег жрицей. Этой зимой Калвин должна была ступить на черный лед. Но другие пройдут ритуал без нее. Они вспомнят ее? Марна подумает о ней?

Ей нужно было расчесать волосы и заплести снова. Нужно встать и найти гребень. Она не двигалась. Она закрыла глаза.

На следующий день она встала рядом с Дэрроу у румпеля. Ветра было немного, он крутил румпель, чтобы поймать ветер парусами. Калвин смотрела на это.

— Можно мне?

— Нет. Ты еще не готова к этому заданию.

— Так научи меня.

— Я не в настроении, — мрачно сказал он.

Подавив расстройство, Калвин отвела взгляд. Наступило время Ногтя и Четверти яблока, третья луна была полоской, такой бледной и изящной, что ее было едва видно. На стыке лета и осени, когда созревали и висели в садах яблоки, все сестры помогали мужчинам собирать их, и старушки ловили корзинками яблоки, что новички сбрасывали с ветвей. Было всегда много смеха в дни, когда собирали яблоки, тогда можно было залезать на деревья в саду, хотя никто не спрашивал, откуда девочки умеют так хорошо лазать, если остальное время это было запрещено.

Калвин сказала:

— Может, Траут прав. Стоит вернуть его домой.

— Это корабль Тонно, — сказал Дэрроу. — Курс выбирает он, а не я.

— Он изменит его сразу, стоит тебе сказать.

— Вряд ли Тонно готов меня слушать. По моей просьбе мы отправились в Митатес. Он не согласится вернуться туда.

— Но нам нужно вернуться. Ты все еще не нашел колдуна огня.

— Их нет, — сказал с горечью Дэрроу. — Они все в прошлом. Мы были там достаточно долго, чтобы убедиться. Чары утрачены. Осталось лишь тело магии — Горн Огня, и он у Самиса. В Митатесе уже ничего нет.

Калвин притихла от шока, а потом сказала:

— Так мы сдаемся?

— Кости Себатрота! А как еще? У него лед, огонь, железо, язык и видимость. Он смог убедить тебя в Митатесе, что он — это я, и он трогал тебя… — Дэрроу затих, медленно вдохнул. — Если бы он ранил тебя… — он не закончил, лицо Калвин пылало.

После паузы Дэрроу продолжил:

— Ты слышала его у реки? Продлим охоту. Для него это игра. Он близок к цели. Все кончено.

Сердце Калвин колотилось. Она протянула руку к Дэрроу, но он вздрогнул, словно ее пальцы были изо льда.

— Близок, но не достиг! — завопила она. — Ему еще нужна Сила зверей и ветров. И Сила становления. Ты сказал, что никто не знает чары для Силы становления, или кому их дали Древние. Он никогда не найдет их.

— Но где-то в Тремарисе люди знают эти секреты. И он найдет их. Он — охотничья собака, что знает запах магии. Если они там, он их найдет. Или Силы притянут других к нему, как муравьев на мед.

Калвин топнула ногой.

— Ты просто хочешь, чтобы он стал Поющим все песни! Почему не помочь ему? Почему ты так просто сдаешься?

Дэрроу повернулся к ней.

— Я? Легко сдаюсь? Тебе ли говорить, дочь Тарис! Ты отдала Горн, нашу последнюю надежду, без боя. Он так завоевал тебя словами и манерами? Как ты смеешь говорить со мной об этом?

— А что мне было делать? — кричала Калвин. — Ты забыл об опасности? Как я могла бороться, если бы он убил тебя? — слова чуть не душили ее, но гнев подстегивал. — Стоило благодарить меня за спасение жизни! Сколько уже раз? Три или четыре?

Дэрроу молчал мгновение, смотрел на горизонт. А потом посмотрел на нее.

— Лучше бы меня убили четыре раза, но Занни был бы спасен.

Всхлип вырвался из горла Калвин. Она слепо прошла мимо Тонно по кораблю, свесилась с борта, чтобы брызги волн попадали на лицо, чтобы она не могла отличить соль моря от соли слез.

Она уловила, что кто-то сел рядом с ней, ощутила ладонь на плече и стряхнула ее.

— Прости за мои слова.

Но она молчала, через пару мгновений Дэрроу встал на ноги и ушел, хромая.

Ночью ее разбудили голоса сверху: ворчание Тонно и писк Траута. Лунный свет проникал в окошко над ее кроватью, она открыла его, чтобы прогнать жар дня, а теперь слышала обрывки спора Траута и Тонно, которые приносил прохладный ветер. Она замерла на миг, слушала «еще не поздно повернуть… слушать мелкого… не моя вина, что твой брат…».

Калвин услышала, как Тонно плюнул на палубу, раздался рев и отчаянные крики. Она выбралась на палубу, сжимая прутья лестницы, пока корабль покачивался. Он двигался сильнее обычного, она подумала, что они поймали сильный ветер, а на палубе увидела, что Тонно и Траут бились за румпель. Траут застиг Тонно врасплох, иначе не добрался бы до румпеля, а теперь старался удержаться, бледный и испуганный, но решительный. Лицо Тонно искажал гнев, он пытался убрать руки Траута, но тот пинался, ударил так, что Тонно согнулся и хрипел.

— Хватит! — закричала Калвин и побежала вперед. Ветер сбивал ее, лунный свет потускнул, и она оступилась.

— Прочь, девчонка! — завопил Тонно, шагая к Трауту, тот пытался развернуть корабль. Но так он плыл против ветра, доски скрипели, паруса трещали, как хлысты, и корабль накренился так, что Калвин схватилась за стену каюты, чтобы не упасть.

— Траут! — тихо сказал Дэрроу, но его как-то было слышно среди рева ветра и шума волн. Он раскачивался с кораблем у двери каюты. — Отдай Тонно румпель.