Территория Дозоров. Лучшая фантастика – 2019 (сборник) - Дивов Олег. Страница 10

– То есть дезертировать? – спросил Нордстрем.

В людях он все же немного разбирался, Куница за пять лет узнал как облупленного и давно понял, к чему идет дело, чем закончится интрижка бывшего уже гомосексуалиста с дамой, которая и «коня на скаку, и в горящий дом».

Боцман побагровел так, что краснота пробилась даже через черную шерсть маски.

– Вы можете записать меня убитым в схватке с пиратами, – предложил он.

– Нет. Тогда мне нужно будет предъявить твой труп, черт возьми. Бюрократы!

– Тогда пишите дезертиром. – Куниц махнул рукой и повесил голову.

Какой ценой бывшему вояке далось это решение, Нордстрем мог только догадываться.

– Ладно, укажем, что мятежники увели тебя силой, – заявил капитан. – Иди уж. Счастья вам и детиш…

Довести фразу до конца не успел, поскольку всхлипнувший боцман качнулся вперед и стиснул начальство в медвежьих объятиях. Забормотал что-то невнятное, то ли плача, то ли смеясь, а затем побежал по опущенной рампе вниз, туда, где ждала его монументальная Анна.

Место Куница заняла Монтобелли: помада смазана, тушь потекла, глаза опухли.

Понятное дело, с Семеном прощалась… или не прощалась, а кое-что замышляла?

– Капитан… – начала она.

– Нет! – отрезал Нордстрем.

– Что «нет»? – Крохотная итальянка даже отступила на шаг.

– Если ты хочешь остаться на Хель, то я запрещаю! Черт возьми, через мой труп! Без боцмана мы обойдемся, но без врача – никак! Если надо – силой тебя остановим! Я…

Тут Нордстрем увидел на лице Монтобелли неприкрытое изумление и осекся.

– Вы не в себе, капитан? – поинтересовалась она, вскидывая подбородок.

– Ну да… хм… есть маленько, – пробормотал он. – Что у вас?

– Хотела напомнить, что завтра у нас срок планового профилактического осмотра.

Услышав это, Нордстрем облегченно вздохнул, и, несмотря на мороз и бушующую метель, ему стало тепло.

– Об этом позже, – буркнул он. – Вот дезинфекцию трюмов надо провести сегодня. После животных…

– Хорошо, я прослежу. – И Монтобелли, глаза которой подозрительно блестели, удалилась внутрь корабля.

Но надолго Нордстрем в одиночестве не остался. Не успел перевести дух, как к нему поднялась «святая троица» во главе с Семеном: рыжий улыбался, отец Васильевич пылал исхлестанной ветром мордой, Урсун щурился и вертел головой, точно суслик-дозорный.

– Ну что, время прощаться, – сказал капитан. – Надеюсь, у вас тут все получится.

Нет, он настоящий швед, потомок викингов, он не покажет эмоций!

– Выпей, сын мой. Тебе надо. – Отец Васильевич извлек из-под мантии булькнувшую фляжку.

– Что это?

– Самогон, – сообщил Урсун. – На рогах оленя, на печени нерпы и когтях медведя.

Отхлебнув, Нордстрем выпучил глаза и едва не заорал, по глотке прокатился настоящий огненный шар, ухнул в желудок и завозился там, пуская в стороны тонкие раскаленные щупальца.

– Что русскому хорошо, то шведу смерть! – заявил отец Васильевич, забирая фляжку.

Но Нордстрем уже знал, что так в Якутии шутят, и не обиделся.

– Какой же ты русский? – спросил он.

На втором торжестве с участием колонистов капитана торжественно приняли в эвены. Подарили винтовку, лыжи, комплект традиционной одежды, гарпун и даже упряжку с собаками, от которой он с большим трудом отказался.

Отец Васильевич тогда, поминая Богоматерь, долго растолковывал, как носить нагрудник и парку и что узоры по швам не просто украшение, а защита от злых духов.

– Такой же, как я. Не хуже, – снова влез Урсун. – Спасибо тебе, не поминай лихом. Абасы я всех с твоего корабля выгнал, призвал благословение Хомпоруун Хотоя…

– А я освятил как положено именем Господа Иисуса Христа и всех святых! – добавил отец Васильевич и, перекрестившись, сам глотнул из фляжки.

– А еще мы ничего не забыли и ничего не уперли, – подал голос Семен. – Наверное.

– Ладно, идите уже. – Нордстрем протянул руку, но они обняли его по очереди, еще крепче, чем Куниц, и зашагали прочь, навстречу снегам и морозам новой родины, по рассказам не сильно отличающейся от старой.

Капитан проводил колонистов взглядом, пару раз сморгнул, убирая с ресниц налипший снег.

– Начать подготовку к взлету, – скомандовал он находившейся в рубке Зухре. – Рампы поднять, люки задраить.

– Есть, – отозвалась первый помощник.

Нордстрем развернулся и нырнул в пустой, мрачный трюм.

Через пять минут он оказался в рубке, где обнаружил затеявшего очередную молитву Ахмеда – и это в самый неудачный момент, когда нужно взлетать, маневрировать в атмосфере и выходить на траекторию!

Глянув на пилота, Нордстрем ощутил желание врезать ему как следует, и неожиданно понял, что теперь боится всякого рода бюрократов куда меньше, чем раньше. Может быть, по той причине, что у него есть лыжи и гарпун, а может, потому, что познакомился с людьми, которые на любых чинуш веками «болт клали», как говорил отец Васильевич, и ничего, выживали там, где никто больше не мог.

– Эй ты, кончай свой намаз-байрам и быстро за штурвал, – приказал капитан, хлопнув Ахмеда по плечу.

Тот осекся, вытаращил глаза.

Зухра бросила на капитана изумленный взгляд.

– Э… но молитва…

– Сначала – старт, потом – молитва!

– Это угнетение… А если я не послушаюсь?! – визгливо и обиженно, почти как Фернандао, заявил немец Ахмед.

– А если ты не послушаешься, то… придет страшный зверь песец и… наступит! – Нордстрем огладил свои курчавые волосы, и кровожадная улыбка разлилась по его круглому и черному, типично шведскому лицу.

Андрей Столяров

Маленькая Европа

Отец пришел домой раньше обычного. Настроение у него было приподнятое.

– Все, – особым торжественным голосом возвестил он. – Сегодня была комиссия. Утвердили. Едем через три дня.

– Ур-р-р-а-а-а!.. – завопил Ярик и от восторга прошелся колесом по кухне.

Колесо он освоил недавно, и получилось не очень. Тапки слетели, пятка – черт знает как – ударила в край стола. Зазвенела посуда. Мать едва успела подхватить вазочку с ирисами.

– Ярослав! – на три градуса выше обычного сказала она.

– Ну… я случайно…

– Ладно, пусть человек порадуется, – успокоил ее отец. – Не каждый день по Европам ездим.

Мать вздохнула:

– Лучше бы в Польшу сначала. Все же привычней. А то как в воду – сразу же в Халифат.

– Курица, как известно, не птица, – сказал отец. – В Польше все то же самое, что у нас.

Ярик его поддержал:

– В Польшу у нас полкласса ездило. А в Халифате еще не был никто.

Он по обыкновению преувеличивал. В Польше у них побывала лишь Верка-маленькая и потом два месяца задирала нос: «Ах, Варшава!.. Ах, Краков!..» Ну, теперь он этот веснушчатый нос утрет.

– Не знаю, – сказала мать, по-прежнему прижимая вазу к себе. – Как-то там неспокойно. А если конфликт? Помнишь, как было в Кельне: вдруг ни с того ни с сего, на ровном месте – пожар…

– Кельн – это Северные эмираты, – объяснил отец. – Там – да, действительно инциденты на грани войны. А в Баварии сейчас обстановка стабильная. Иначе бы нам туда никто ехать не разрешил. И с эмиром Махмудом у нас договор.

На всякий случай он включил радио. Как раз шла новостная программа, и они прослушали ее до конца. Ничего интересного, впрочем, не было. Из Швеции и Норвегии отправлены очередные транспорты с нелегалами. Премьер-министр Скандинавской Унии Яльмар Лангфельд заявил, что к концу года число мигрантов в стране будет доведено до планового уровня в три процента. В Унии останутся только высококвалифицированные специалисты – те, кто уважает наши традиции и соблюдает закон. В связи с этим длительность обязательных муниципальных работ увеличивается для взрослых граждан до тридцати часов в месяц, для студентов – до двадцати, для школьников старших классов – до десяти часов.

– Во дают скандинавы – сами улицы подметают, – сказал отец.