Модификаты (СИ) - Чередий Галина. Страница 85
Странно, но информация о том, что для всех, с кем прибыла в этот мир, я теперь монстр, не затронула так, как могла бы когда-то прежде. Дело ли в тех месяцах заключения, когда я точно так же ненавидела временами тысячи людей, просто потому что никто из них не пришел и не спас меня, вследствие чего себя начала воспринимать отдельно от них, или же в том, что все мои жизненные ориентиры столь стремительно и радикально перенацелились на Рисве и хротра — не знаю. Только ожидаемой болезненности не наступило.
— Что было дальше? Когда наступило Ваше прозрение? — только и спросила у Джеремаи, предчувствуя, что это только самая верхушка, мелочь по сравнению с тем, что услышу еще.
— Дальше… — пробормотал он и, отступив к стене, сначала прислонился к ней спиной, а потом и сполз, сгорбившись и опустив плечи, словно его ноги и позвоночник больше не желали нести на себе всю эту тяжесть. — А дальше мы прилетели, София, и все стало адом. Капитан уверял, что все манипуляции по размножению будут добровольными, хоть и не без давления при помощи определенных факторов. У нас бы оставались все технические мощности и ресурсы корабля, и те Естественные, кто отнесся бы "разумно" к своей новой роли в чужом мире, остался бы с нами, в полной безопасности и пользуясь благами цивилизации на прежних условиях. Несогласные же должны были собраться и уйти, получив минимум для начального выживания, и устроиться на Нью Хоуп самостоятельно. Так было обещано.
Док совсем поник, покачав головой из стороны в сторону.
— Но Рожер всех обманул, — констатировала я очевидное.
— Знаете, София, сейчас, по здравому суждению, понимаю, что мы все и сами готовы были принять такую удобную для нас ложь, не докапываясь до неизбежной сути. Нам всем комфортно жилось в числе тех, перед кем подобный унизительный и несправедливый выбор не ставился бы в силу происхождения, а о том, чем он будет для других, мы, что говорится, не заморачивались. Но когда Тюссан и его приспешники приступили к непосредственным действиям, глаза начали открываться у всех.
Питерс, помолчал, набираясь сил для окончательного обнажения, не передо мной, а перед своей совестью, выпрямился, поймал мой взгляд и теперь смотрел неотрывно.
— Мягко выражаясь, странности начались с того, что он приказал первыми выводить из анабиоза исключительно мужчин-пассажиров, в то время как шло активное строительство нескольких бараков для них, более всего напоминающих режимную зону с едва ли не скотскими условиями содержания. Как только эти люди набрались сил и адаптировались к климату, их принудительно заставили возводить новые здания, и тут уж не осталось сомнений в планировке: это были целые комплексы одиночных тюремных блоков, пусть и повышенной комфортности. На вопросы, почему строительство идет столь примитивным и трудозатратным способом, капитан цинично просветил нас, что содержать и кормить сотни бездельников не входит в его планы, отпускать их на волю, чтобы организовались и вернулись, дабы отстоять свои права — нецелесообразно, а ресурс механизмов и роботов, привезенных с Земли, не безграничен и их беречь нужно, в отличие от человеческих особей, видевшимися бесполезными в его уравнении нового мироустройства. Тогда, конечно, и появились первые недовольные и даже мятежные и среди Модификатов, и среди Естественных. Но это уже был тот уровень развития событий, когда любое несогласие подавлялось в открытую. Тюссан и его приверженцы прекратили играть в демократию и создание утопии, дав однозначно понять, что впереди только жесточайшая диктатура и никаких иных вариантов. И, кстати, тогда же нам сообщили, что ни на какую помощь с Земли, даже годы спустя, рассчитывать не стоит. Вскоре по прилету был отправлен сигнал о непригодности Нью Хоуп для колонизации и смертельной эпидемии, убивающей поголовно весь экипаж и пассажиров. После такого, само собой, на родине ни за что не решились бы снова тратить ресурсы на новую экспедицию, а о спасательной и речи не шло, учитывая время и расстояние. Капитан произвел себя в статус единоличного правителя, практически божества и суда в последней инстанции. Потрясение было для всех, но оно недолго оставалось актуальным. Главный кошмар стал происходить, когда приступили к пробуждению Естественных женщин, попутно извлекая или нейтрализуя без всякого их согласия средства контрацепции, и после реабилитации от стазиса, проводить их поголовное оплодотворение спермой Модификатов, прошедших обработку сывороткой.
— Оплодотворение? — Тошнота не была внезапной, она нарастала во мне, пока Питерс говорил, а все от того, что в глубине души я что-то такое и предполагала, хоть верить до конца и не хотела. Согнувшись над столом, попыталась дыханием заставить ее улечься, но отвратительные спазмы не желали униматься. "Оплодотворение". Господи, как же до дикости мерзко звучало обычное в моей прежней практике слово в этом контексте. И черт с ним, с контекстом, это реально происходило с живыми конкретными людьми… даже сейчас происходит.
Сознание раздвоилось, почти так же, как было во время садистских посещений капитаном моей тюремной каюты. Одна половина со всей отчетливостью и неприглядной циничностью признавала: все, только что услышанное, есть реальные факты, которые, в принципе, не должны даже шокировать меня настолько. Я на своей шкуре пережила несправедливость и насилие, и никто не встал на мою защиту, не возразил, когда меня осуждали, не попытался разобраться в достоверности моих, заявленных капитаном, мотивов. Разве то, что в ситуации с сотнями других людей поступили схожим образом, действительно удивительно или непредсказуемо? Скорее уж закономерно. Вторая часть моего "я" неистовствовала под коркой охватившего меня оцепенения, вопрошая как, КАК кто-то, обладающий разумом и способностью чувствовать и сопереживать, мог спокойно пойти на поводу у безумных и бесчеловечных идей Тюссана. Ведь все, каждый член экипажа, за исключением разве что меня, проходил через длительную и сложную систему тестов, по задумке их разработчиков, способную выявить любые отклонения в восприятии, отсутствие эмпатии, чрезмерную внушаемость или же глубоко скрытые недовольства чем-либо, грозящие перерасти в агрессию. Чего же тогда стоят все наши способы оценки, гарантирующие безопасность таких вот экспедиций. Правильно — абсолютно ничего, учитывая, что Рожер Тюссан тоже прошел все тесты с блестящими результатами. Или годы пребывания в космосе настолько извратили и изменили психику его и остальных людей? Нет, только не капитана. Практически уверена, что все он задумал еще едва ли не до вылета. С другой стороны, это далеко не первый случай, когда в замкнутых социумах самые дикие и противоречащие даже здравому смыслу обычаи и манера поведения очень быстро превращались в норму. Ничего странного, что все, так или иначе, по принуждению или добровольно подчинились сбрендившему капитану, особенно после того, как поняли, что никакой помощи извне не прибудет никогда, а значит, тут уже включились инстинкты, требующие выживания в сложившихся условиях, невзирая ни на что, пусть и без осмысленной надежды на лучшее. Я ведь тоже на себя руки не наложила, а продолжала терпеть и существовать как-то, даже когда поняла, что спасителей мне ждать не стоит. И сейчас уже нет смысла вопрошать, как и почему земляне не взбунтовались, не отказались претворять в жизнь безумные планы одного психа, облеченного властью. Во-первых, Тюссан совсем не дурак, а опытный, прямо-таки патологический манипулятор с манией контролировать все и всех, и никакие протестные процессы не могли бы ускользнуть от его внимания. Во-вторых, у людей были перед глазами четкие примеры, что случается с несогласными. Но, однако, это не помешало Джеремае однажды решиться, прийти и освободить меня и остальных пленников. Помощь ко мне извне явилась, пусть я в нее уже не верила. Док действовал в одиночку, без посторонней поддержки, пожалуй, поэтому ему все удалось. Я не буду сейчас раскладывать по воображаемым чашам весов его грехи и хорошие поступки. Такие вещи невозможно сравнить, измерить, да и не мое право судить.