Модификаты (СИ) - Чередий Галина. Страница 89

ГЛАВА 38

— Ты не поведешь мою анаад к авгассам, — решительно заявил я, отыскав Душу народа сидящей на ступенях к своему тироду.

Конечно, я понимал, что она нарочно дожидалась тут, предугадав мою реакцию, и у меня не было никакого права говорить с ней так, но сейчас это не имело значения. В груди горело и клокотало от гнева и тревоги.

— Рисве, — мягко произнесла Вали, но я не хотел принимать никакие доводы даже от моей Софи, а тем более от кого-то другого.

— Нет, не нужно никаких слов. Нет таких, что изменят мое мнение. Нельзя ей туда идти, будет только хуже, и ты это знаешь так же, как и я, — не глядя на женщину, которую любил и чтил всегда, я метался туда-сюда по поляне. — Теперь понимаю, что совершил ошибку, рассказав Софи о ее раненых соплеменниках.

— Нет, мальчик, ты поступил правильно. Ложь и недомолвки ничего бы не изменили, это же очевидно. Так или иначе прошлое добралось бы до твоей любимой, как я и опасалась с самого начала. Не в этот раз, так в другой.

— Не добралось бы, — рявкнул, не в силах сдержаться. — Я не позволил бы. Спустя время все минувшее вообще превратилось бы в неясное воспоминание, и чем дальше, тем бледнее. Софи уже становилось лучше, моя лойфа это чувствовала.

Фоли, юная помощница Души народа на сегодня, появилась на помосте тирода, с удивлением и тревогой глядя на меня.

— Рисве, ты ведь верил мне прежде, поверь и сейчас. Того, что должно произойти еще в вашей с Софи жизни, все равно никак не избегнуть.

— А я так не считаю. Если потребуется оградить Софи от всего и даже от ее собственных разрушительных замыслов, то я не погнушаюсь сделать это.

— Мальчик, нель…

— Не говори мне "нельзя" и "ты не можешь", Душа народа. Потому что нет того, что я не совершу ради того, чтобы сохранить мою анаад. Вся моя жизнь была и есть посвящена нуждам и защите нашего народа, и только Софи — то, что лично мое. Назови меня несдержанным эгоистичным мальчишкой еще хоть бессчетное количество раз, но если другого выбора ни ты, ни она не оставите, я унесу Софи в пещеры, так далеко, что нас никто не найдет, и стану сохранять ее там до тех пор, пока Духи не разберутся с чужаками, как им вздумается, раз уж сам лишен права пойти и разорвать на куски чудовище, что терзало ее и продолжает делать это с остальными.

— Как же ты не понимаешь, что для твоей женщины прятаться и быть спрятанной не выход и не излечение. Запрешь и будешь решать за нее — и многим ли ты станешь отличаться от ее мучителя?

— Не сравнивай. Здесь нет ничего и близко похожего.

— Не ты уже будешь судить об этом, Рисве. Я просто не узнаю тебя. Никогда не видела в тебе и тени способности пойти против наших главных законов добровольности во всем.

— А этого никогда во мне и не было. Но Софи — моя анаад, часть меня, как рука, нога или сердце. Никто: ни люди, ни законы народа — не могут встать между энгсином и его анаад. И я хочу ей добра, значит, любой способ оправдан.

— Путь отказов, ограничения и принуждения никуда не приведет ни тебя, ни Софию, осознай же это. Я сама смалодушничала, попросив тебя скрыть тех несчастных от своей женщины, надеясь, что дурное просто обогнет наше надежное пристанище, как бурная грязная вода после ливней обтекает большие камни, не нанося им вреда и не сдвигая с исконного места. Но сейчас чувствую, что это не так. Мне видится, что избегание станет лишь отсрочкой, а когда поток действительно ударит, то его сила будет неимоверно разрушительной для твоей анаад, для тебя, для всех нас. И исправить уже ничего будет невозможно.

— Все это может быть лишь мороком, навеянным появлением этих несчастных, твоей усталостью, да хоть потому, что Кугейр гневается, зная, что скоро его лик будет скрыт надолго, — ткнул я пальцем в беззвездное, уже затянутое тучами небо, то и дело освещаемое зарницами.

— Да, Рисве, не стану спорить. Но ведь ты и сам чувствуешь, что это не так, оттого и бушуешь, — ответила тихо Вали, оборачивая мою лойфу какой-то безнадежностью.

Я желал заорать во все горло, что ничего такого не испытываю, а даже если и да, то это не изменит моего решения относительно Софи — она никуда не пойдет.

Но вместо этого проглотил огромный удушающий ком неизбежности, подступивший к горлу, и пошел прочь от тирода Души народа, от своего, от поселения.

Не знаю, когда я перестала вертеться в пустой постели и наконец задремала, уткнувшись носом в скомканное покрывало, хранившее аромат кожи моего Глыбы, но проснулась от звука тяжелых капель, ударявших по лиственной крыше нашего жилища. Место рядом по-прежнему пустовало, из окна потянуло прохладой и запахом озона. Поежившись, я выбралась из кровати и обошла дом, все же надеясь найти своего энгсина и попытаться объяснить свою позицию еще раз. А может, чтобы позволить ему переубедить меня? Сейчас даже не уверена. Рисве нигде не было, видимо, он не готов был вернуться и общаться со мной. Сердце сжалось в приступе паники. А что, если я вот так просто взяла и все испортила между нами безвозвратно? Нет, не может такого быть. Это не про то, что испытывали друг к другу мы, я же это всей душой чувствовала. Такое не сломать размолвкой или расхождением мнений, пусть и серьезным. Но почему тогда внутри так тяжко и муторно?

— София, ты готова выходить? — позвала меня от входа Вали спустя некоторое время, что я простояла посреди нашей кухни истуканом. — Я думаю, чем быстрее мы выйдем, тем скорее все разрешиться и мы вернемся.

На ней был надет странный, почти прозрачный плащ из тончайшей пленки, так удивительно напоминающий земные дождевики, только, судя по всему, материал был растительного происхождения, учитывая места уплотнений в виде разветвляющейся сетки.

Я растерянно огляделась, внезапно не готовая покинуть место, ставшее настолько родным и дорогим, пусть и совсем ненадолго, особенно вот так, не дождавшись ни единого слова от Рисве.

— Что-то нужно с собой взять? — пробормотала, прикусывая губу. — Я просто не знаю.

— Всего день пути, София и я все приготовила, — успокоила меня Вали.

Ну что же, значит, пора. Я ведь сама в этом нуждалась.

Вали протянула мне аккуратно сложенный прозрачный материал, и вскоре мы уже шли между деревьями, под все набирающим силу дождем. Вспомнив, что нам нужно же еще пересекать реку, я усомнилась в целесообразности надевания плащей, но Душа народа явила мне очередное чудо. Напитавшийся ливнем поток поднялся и замутился, вода неслась с пугающим шумом, и, по-моему, на данный момент пытаться пройти здесь — чистое безумие.

Вали остановилась у самой кромки расходившейся водной стихии и что-то стала говорить, словно увещевала реку, уговаривала, как раскапризничавшегося ребенка. И результат не заставил себя ждать. Прямо перед ней полоса воды от берега до берега просветлела, стала спадать и выравниваться, до полного спокойствия и буквально через минуту обнажила самые крупные камни дна, по которым мы с легкостью перешли.

Кажется, я уже совершенно привыкла к местному волшебству, или чем там являлись эти силы, позволявшие творить все эти потрясающие вещи.

За пределами Сокровенной земли никакого дождя не было, только тепло и влажность, присущая пасмурному летнему дню где-то в тропиках. Я едва успела осмотреть вход в знакомое ущелье, как из него появился Рисве, заставив мое сердце подпрыгнуть так сильно, что невольно схватилась за грудь, будто стараясь удержать его от попытки выпрыгнуть и понестись ему навстречу. Но после оно зачастило в опасении, что мой энгсин здесь для того, чтобы остановить меня любой ценой. И да, скажи сейчас он решительное "нет", и я подчинюсь, отпущу все… пожалев позже? Кто знает.

Рисве быстро приблизился, кивнув Душе народа, и обнял меня, прижав мою голову к центру своей широкой груди, и я, ни на мгновение не задумавшись, поцеловала его теплую кожу.

— Я испугалась, что ты настолько рассердился, что не захочешь и видеть меня, не то что идти, — прошептала, обнимая его торс.