Кровавый дар (СИ) - Воронина Алена. Страница 25

— Что? — я не поверила собственным ушам.

— Да-да, дорогая, я не шучу, — закивала головой леди Салито. — Ты — государственная преступница, служащий под подозрением. Правда, я и еще один линорм веруем в твою безгрешность, посему ты пока на свободе.

Я опустилась на кушетку рядом с Алари, чувствуя, как по венам бежит вместо крови кипяток.

— Как такое возможно?

— Все просто. Помнишь, ты говорила мне про посмертные выплаты служащим. Дворцовые считаются элитой, соответственно, и выплаты там очень приличные. Хотя, тем, кто терпит линормов, надо бочками ртуть раздавать.

— Алари! — истерически одернула я леди Салито, хотя никогда не позволяла себе ранее такого общения с аристократами.

— Нет у тебя чувства юмора! — хмыкнула следователь. — Ты же знаешь, что у нас на уровне империи две казны, одна общая, из которой расходуются средства на всю страну и одна дворцовая, что идет на нужды императора, служащих его там личных, пирушки и прочая. Так вот, ты же мне и сказала, что в зависимости от того, как умер служащий, ему положена выплата, точнее его наследникам. Но выплачивается она из общей казны. А если наследников нет, то она перечисляется в казну дворца. Салис вместе со своим подельником стряпал сертификаты о смерти и приказы о зачислении на службу для несуществующих лиц. За почти три года он «похоронил» порядка пятиста человек. Все это он оформлял у тебя, точнее сначала его подельник, который потом получил должность повыше и затем Дайвокари. Согласись, дел ведь много было, когда наследников нет, да и имущество отсутствует, а только посмертная выплата из казны. Что делал Салис! Он с сертификатом от тебя приходил в банк. Вместе с ним приходили старичок, женщина с ребенком, рыдающая гражданская жена, хмурый лавочник с… заемной распиской, в которой умерший бессовестно задолжал очень похожую сумму. Секретарь делопроизводителя не спорил, утирал салфеточкой набежавшую слезу и соглашался передать сумму в счет погашения долга, а он имеет право отвечать по долгам умершего перед его кредиторами. Эти господа переводили их через пару месяцев Салису на его личный счет, посему папка с его счетом была толще моего ежегодного отчета «Как ничего не делать и раскрывать преступления».

— Но сумма-то слишком большая, ее не собрать только на выплатах! — воскликнула я.

— Да — да, поэтому и стоит банк, как и дворец впрочем, на ушах уже третий день. Трое сотрудников банка числятся в бегах, как и двое из служащих дворца, делопроизводитель, секретарь и сам казначей.

Я обняла себя за плечи, в такую жару мне казалось, что вокруг властвует жуткий мороз.

— Они его убили? — вырвалось у меня.

— Думаю, да, либо… — Алари запнулась. — Заставили убить себя. Ведь следов побоев и пыток не было.

Женщина надолго замолчала.

— Видимо, что-то пошло не так. Не думаю, что Дайвокари все это время готовился отправиться к Весам Судьбы.

— Деньги по сертификату после его смерти сняли бы в виде ртути… — меня знобило.

— Да, это единственный банк, у которого контракт с эльфами на закупку серебрянки. А кому-то она была очень сильно нужна. Боюсь, эта афера грозила чем-то большим, чем умыкание ртути, — ладонь Алари сжалась в кулак. — Понятное дело, что император бы, подсунь ему такую бумажонку, в жизни бы ее не подписал на такие суммы и тем более на такое количество ртути.

Мы замолчали, за окном пели птицы, из дворцового сада доносилась музыка. Жаркий летний день правил бал, а я все не могла поверить, что нахожусь не посреди ледяной пустыни.

— Но почему вы поверили, что я не в сговоре с Салисом? — хриплым голосом поинтересовалась я.

— А потому что ты сама пришла и все рассказала, потому что ты спасла мне жизнь, и потому что ты сказала про конфеты.

— Конфеты?

— Помнишь, те самые конфеты из дворца. Салис действительно не ел сладкого, но к конфетам тем он бы и не притронулся. Их нельзя есть людям без магического дара, точнее, нежелательно!

Я удивленно воззрилась, на посматривающую на меня с некоторой толикой задумчивости, следователя.

— На простых людей они действуют, как большая доза алкоголя: притупляется внимание, и очень плохо становится с логикой. А он, я так понимаю, тебя ими накачивал.

— И что же мне теперь делать? — руки мои опустились, и, кажется, сил не осталось.

— Живи спокойно, читай, гуляй, развлекайся. Принимай подарки, — улыбнулась Алари.

— Это совет тому, кто обречен на казнь? — сглотнула я.

— Нет, это чтобы ты не зацикливалась, и так выглядишь не ахти. Линормы за тобой наблюдают. Они все еще не пришли к окончательному выводу о твоем неучастии в этом преступлении. Думаю, одна из версий такова, что убить тебя хотят, потому что ты сдала шайку. Да, кстати, на бал тебе придется пойти.

— Зачем? — тяжело вздохнула я.

— Они требуют.

Боги!

— А что будет теперь с Вивиен и малышом?

— Я думаю, Салис понял, что ему подписан смертный приговор, когда писал ей письмо. Хотел сделать больнее тогда, чтобы потом было легче. Мы выяснили, что она в его делах не замешана.

Я закрыла глаза.

— Теперь у них отнимут дом и деньги, хотя она и не виновата.

— Да, теперь отнимут. У них заберут все, что успел нажить Салис, — покачала головой Алари. — Ребенка жалко, он-то уж точно не виновен в грехах отца.

Я сжала кулаки и зажмурилась, стараясь сдержать слезы, взгляд упал на принесенную слугой еще вчера дарственную на столе на дом в Альтере. Я теперь знала, что с ним делать. Я тоже была ответственна, ведь я не усмотрела в Салисе преступника. Он водил меня за нос, как и жену. Бумаги перекочевали в руки леди Салито.

— Ты либо сумасшедшая, либо святая, Яна. Этот дом стоит целое состояние, — Алари, округлив глаза, смотрела на дарственную с подписями дарителя, данные одаряемого надо было только вписать.

— Передайте, прошу, пусть это будет на ребенке.

— А когда своей семьей обзаведешься, жалеть будешь!

Я отвернулась к окну. Вдали, на самом горизонте, где встречались небо и море, темнела полоса надвигающего дождя. И прохладный ветер, влетавший в распахнутые настежь окна, кажется, нес его непередаваемый запах.

— У меня никогда семьи не будет! Я не могу иметь детей, — сорвалось с губ помимо воли, принося вместе с ветром отчаянную тоску и жжение в глазах, которое опять пришлось смаргивать.

Алари больше не сказала ни слова. Зашелестели бумаги, тихо щелкнула дверь, следователь ушла.

А я в который раз в своей жизни взглянула на небо с мольбой, веря сердцем, что выдержала бы все муки своего дара за наивные глаза, маленькие пальчики и слово «мама».

В ту ночь ко мне опять пришел сон, но в этот раз дар дал мне передышку.

… Мир колыхался в пламени свечи, дышал прохладой каменных стен, поскрипывал деревянными глухими ставнями на окнах, шелестел ворохом соломы в углу огромного зала.

Мир… мир разделенный на две неравные части.

Есть те, в чьих руках сосредоточены богатство и власть, судьбы сотен и тысяч, право решать быть миру или войне, право определять все, от строя до семейного уклада и размера подати. Те, кому противостоять практически невозможно. Маги.

И есть те, кто живет под гнетом или, если повезет, ласковой дланью правителей. Кто платит оброк, отдает сыновей и дочерей по требованию магов в услужение, те, кто пашет землю, сажая семена и лелея их, те, кто строит, те, кто торгует и ловит рыбу с радужной чешуей. Не маги.

Жизнь не наделенной магическим даром огромной части населения любого государства зависит от того каков маг — правитель, может ли он защитить границы, умело распоряжаясь данной ему властью, приструнить носителей дара, что считают себя богами, или будет их послушной марионеткой, чтит ли он традиции и законы пращуров.

Если бы я была магом — этой битвы не было бы. Мой выбор являлся бы окончательным и не подлежал пересмотру. Вне зависимости от уровня моей силы. Но я- не маг, и глупый, злой обычай глумился надо мной, давая претендующим на меня мужчинам определять судьбу шестой дочери воина Правой руки.