Закон Моисея (ЛП) - Хармон Эми. Страница 48

— Как он выглядит? — окликнула она меня, и отчаяние, звучавшее в ее голосе, настолько противоречило ее непринятию, что я остановился, как вкопанный. — Я говорю о том, раз ты можешь видеть его, то опиши, как он выглядит.

Илай неожиданно возник прямо передо мной, прыгая вверх-вниз, улыбаясь и указывая пальцем в сторону Джорджии. Я обернулся по-прежнему злой, по-прежнему непреклонный, но все же готовый продолжить. Илай снова оказался напротив меня, стоя между мной и загоном для лошадей. Я посмотрел на него, потом снова на Джорджию.

— Он маленький. У него темные вьющиеся волосы и карие глаза. Такие же, как у тебя.

Она вздрогнула, вскинув руки и прижав их к груди, словно побуждая сердце продолжать биться.

— Его волосы слишком длинные. Кудряшки падают на глаза. Ему нужно подстричься.

Маленький мальчик смахнул с лица упавшую прядь, словно понимал, что я говорил его матери.

— Он ненавидел подстригаться, — мягко произнесла она, но тут же поджала губы, будто жалея, что поддержала разговор.

— Он боялся ножниц, — добавил я.

Воспоминание Илая о стрекотании ножниц возле его ушей заставило мое собственное сердце забиться сильнее. Зрительные образы быстро мелькали из-за ужаса, который испытывал Илай, а ножницы были раза в два больше, чем его голова. Они походили на разинутую пасть тираннозавра Рекса, тем самым доказывая, что память не всегда была точной. Затем образ сменился на другой. Праздничный пирог. Он был шоколадным, а в середине — пластиковая фигурка лошади, вставшей на дыбы. Вокруг нее мерцало четыре свечи.

— Ему четыре, — произнес я, твердо полагая, что это именно то, что Илай пытался мне сказать. Но я и так знал — видел даты на могильной плите.

— Сейчас ему было бы шесть.

Она вызывающе дернула головой. Я ждал. Ребенок выжидающе посмотрел на меня, а потом оглянулся на свою маму.

— Ему все еще четыре, — сказал я. — Дети ждут.

Ее нижняя губа задрожала, и она зажала ее зубами. Джорджия начинала верить мне. Или так, или она начинала меня ненавидеть. Или, может, уже возненавидела.

— Ждут чего? — ее голос был таким тихим, что я едва разобрал вопрос.

— Ждут кого-то, кто бы взрастил их.

Боль, отразившаяся на ее лице, была такой сильной, что я почувствовал вспышку вины за то, что загнал ее в угол. Она не была готова к разговору со мной. Но и я тоже не был готов к такому. Что касается меня, то это было преимуществом.

— Он бы долго тебя ждал, — тихо произнесла она, делая несколько шагов в мою сторону и останавливаясь. Ее поза выражала агрессию, руки были сжаты в кулаки. Горюющая мать исчезла. Теперь она стала обиженной женщиной. А я был тем мужчиной, который заделал ей ребенка, а потом уехал из города.

— Так вот как ты решила все выставить? — я хрипло выдохнул, весь мой гнев снова вернулся, так много гнева, что я хотел начать вырывать из земли столбы ограждения и швырять колючую проволоку.

— Выставить что, Моисей? — огрызнулась она. Я также огрызнулся ей в ответ.

— Факт того, что у нас был сын. У меня был сын! У нас был общий ребенок. И он умер. И я никогда не знал о нем. Я так его и не узнал, Джорджия! Я ни черта о нем не знал. И ты собираешься бросить это дерьмо мне прямо в лицо? Как он умер, Джорджия? А? Скажи мне!

Я знал. Я был почти уверен, что сам это знал. Илай продолжал показывать мне грузовик. Старый грузовик, принадлежащий Джорджии, — Мёртл. Что-то случилось с Илаем в этом грузовике.

Ярость цветными полосками и зигзагами застилала мне глаза. Я почувствовал, как вода начала разделяться, расступаться, и цвета другой стороны начали просачиваться через канал. Я закрыл глаза руками и, наверное, выглядел таким же безумным, каким чувствовал себя, потому что в тот момент, когда я убрал руки, Джорджия уже перепрыгнула через забор и начала бежать. Ее ноги быстро преодолевали расстояние, будто она думала, что я тоже убью ее. И вместо того, чтобы привести в замешательство, ее побег разозлил меня еще сильнее. Она ответит мне. Она расскажет мне. И она сделает это сейчас. Руки и ноги пульсировали, яростный взгляд сосредоточен на ее узкой спине и светлых волосах, выбившихся из косы. Минуя забор, я последовал за девушкой, убегающей от меня, словно я был монстром.

Я дернул Джорджию вниз и повернулся так, чтобы принять ее вес на себя. Мы жестко приземлились, ее голова врезалась в мое плечо, моя голова ударилась о землю, но это нисколько не заставило ее угомониться. Она отбивалась от меня, пинаясь и царапаясь, как дикое животное, и я, перекатившись, навалился на нее сверху, зажал ее руки между нашими телами, а ноги придавил своими.

— Джорджия! — взревел я, прижавшись своим лбом к ее лбу и контролируя каждую ее часть тела. Я мог ощутить, как она задыхалась, кричала, сопротивлялась изо всех своих сил.

— Прекрати! Ты поговоришь со мной. Ты поговоришь со мной. Прямо. Сейчас. Что случилось с ним?

Я ощутил, как заледенели мои руки, и начала гореть шея, и это напомнило мне о присутствии Илая. Я знал, что он наблюдал за нами, наблюдал за тем, как я удерживал его мать. И мне было стыдно. Я не хотел смотреть на него, и я не мог отпустить ее. Мне было необходимо, чтобы Джорджия мне все рассказала. Я переместился так, чтобы не раздавить ее, но по-прежнему прижимался к ее лбу, контролируя ее голову. «Когда лошадь дает тебе свою голову, она — твоя». Слова Джорджии шепотом промелькнули в моей голове. Она не давала мне свою голову, я взял ее сам.

— Говори.

Джорджия  

— Мам! Я ухожу! — шагая вдоль кухни, прокричала я и прихватила с холодильника ключи. 

— Я тоже хочу пойти. 

Илай вскочил с пола, где аккуратно строил загон для скота из фигурок «Линкольн логс» (прим. пер. — детский конструктор, представляющий собой различные наборы деталей для строительства миниатюрных бревенчатых домиков) и побежал к двери, разбрасывая маленькие фигурки во все стороны. Я уже искупала его и одела в его любимую пижаму в виде костюма Бэтмена, даже прикрепив маленький черный плащ, чтобы он мог спасать Готэм между ремонтами загонов. Я подхватила Илая и покружила в воздухе, а он сцепил свои маленькие ножки вокруг моей талии, а ручки — вокруг моей шеи. 

— Нет, малыш. Не в этот раз. Ты останешься с бабушкой и дедушкой, хорошо? 

Лицо Илая сморщилось, а глаза увлажнились как по заказу. 

— Я хочу пойти! — он слезливо запротестовал. 

— Я знаю, но меня допоздна не будет дома, и тебе не будет весело, приятель. 

— Будет весело! Мне нравится не спать допоздна! — он крепче сжал ноги, а руки были похожи на тиски вокруг моей шеи. 

— Илай, прекрати, — засмеялась я. — Дедушка сказал, что посмотрит Джона Уэйна и ковбоев вместе с тобой. И готова поспорить, что бабушка сделает попкорн. Хорошо? 

Илай категорично замотал головой, и я видела, что он не собирался идти мне навстречу. В последнее время я слишком часто оставляла его. 

— МАМ! Помоги! — я повысила голос настолько, чтобы она услышала меня, где бы ни находилась. 

— Ступай, Джордж! Мы заберем его. 

Папин голос донесся из задней части дома, и я пошла с Илаем на руках, пока не достигла родительской комнаты. Папа лежал, растянувшись на кровати, с пультом в руке, без обуви, но ковбойская шляпа по-прежнему покоилась на его голове. Он встретил нас с улыбкой и похлопал по кровати, уговаривая Илая присоединиться к нему. 

— Ну же, маленький дикарь, посиди с дедом. Давай поищем хорошее ковбойское шоу. 

Илай отпустил мою шею и неохотно соскользнул вдоль моего тела, опускаясь на кровать одиноким маленьким комочком. Он опустил голову, давая понять, что несчастлив, но, по крайней мере, он с этим смирился. Я быстро поцеловала его в макушку и тут же отошла, чтобы он не смог снова за меня ухватиться. Его руки были, как липкие щупальца.