Сады Солнца - Макоули Пол. Страница 65
Мэси рассказала остальным Свободным дальним о попытках Томми Табаджи во время долгого собрания, на котором Мэси и Идрис информировали остальных о своих беседах с «призраками» и тихоокеанцами. Идрис склонялся к оптимизму. Дипломаты Тихоокеанского сообщества улетели с пустыми руками, не сумев прийти к согласию с «призраками», и у Свободных дальних появился шанс наладить свои отношения с тихоокеанцами. Конечно, это ни к чему не обязывает — а в особенности к передаче секрета быстрого реактора в обмен на туманные обещания будущего союза. Но само желание переговоров может дать определенное влияние, быть может, даже защиту.
Меньшинство во главе с Мари Жанрено громко и яростно противилось контактам с землянами. Оно не хотело никаких дел с тихоокеанцами — мол, это до крайности опасно. Если «призраки» обнаружат переговоры Свободных с тихоокеанцами, то могут покончить с независимостью Свободных дальних. Мэси с удовольствием отстранилась, просто сидела и слушала, пока Идрис разбирался с возражениями и комментариями. Он любил дебаты, был оживлен, красноречив, излучал обаяние и добродушный юмор. Изрядная часть его способности к убеждению зиждилась на том, что его очень тяжело было не любить. Но в конце концов Свободные согласились лишь с тем, что согласия нет. Переговоры с тихоокеанцами не начнутся — но не исключено, что Тихоокеанское сообщество получит ответ, если само будет искать переговоров.
Идрис и Мэси отсутствовали двадцать дней. Она не связывалась с Ньютом и близнецами все это время, потому что «призраки» не позволили, как они выразились, понапрасну эксплуатировать систему связи. После дебатов Мэси и Ньют под руководством близнецов вышли на долгую прогулку по террасам жилища. Мэси с гордостью и толикой грусти увидела, что малыши изменились, подмечала множество чудесных, удивительных мелочей. Близнецам не терпелось показать посаженные своими руками новые ряды саженцев, продолжающих новый лес вдоль края пышного луга. Хан раздобыл лейку, демонстрировал, как поливает любимые деревья и ласково говорит с ними, будто с домашними животными. Хана держала пальцы Мэси в горячем маленьком кулачке, называла виды деревьев, объясняла, насколько они выросли и какими большими скоро станут.
Дети уже забыли об отъезде Мэси и не спрашивали, что она делала. А она с радостью шла туда, куда они вели, наслаждалась их безыскусным щебетом, гонялась за ними, позволяла гоняться за собой. Пусть чахлые рожицы тонких деревцев и мягкие луга модифицированной травы — плохая замена лесам и полям Земли, но Мэси казалось, что она впервые — дома.
Близнецов накормили и уложили спать, Ньют рассказал очередную пиратскую историю, а потом изголодавшиеся партнеры яростно занялись любовью, отмечая возвращение домой, быстро устали, а когда лежали, обессиленные, в объятиях друг друга, Мэси рассказала про предложение, которое Сада сделала ей прямо перед отлетом. Сада предложила Мэси изменить ее яйцеклетки так, чтобы они стали совместимыми с семенем дальних. И тогда Мэси и Ньют смогут иметь детей.
Она смотрела на задумавшегося мужа. Он взглянул ей в глаза и суховато спросил:
— Ты отказалась сразу или пообещала подумать?
— Я сказала, что должна поговорить с тобой, и спросила, откуда Сада знает о наших проблемах. Та, само собой, отказалась говорить.
— Наверное, кто–то из дезертиров, — предположил Ньют.
— Или Мари Жанрено. Она обожает посплетничать и ненавидит меня.
— Сплетни — это клей, который держит нас вместе. А она не то чтобы действительно ненавидела тебя.
— Ну, я не знаю, как еще это назвать, — сказала Мэси.
— Сада могла предложить это когда угодно. Но почему сейчас?
У Мэси словно расслабился затекший мускул. Хорошо! Ньют понимает, видит проблему так же, как и она.
— Она знает, что Томми Табаджи говорил со мной о быстром реакторе, — сообщила Мэси. — Но Сада никогда не упоминала этого.
— Потому что знала: ты откажешься.
— Она знала, что ты расскажешь остальным Свободным дальним, а они, конечно же, отвергнут предложение.
— И они отвергли, — подытожил Ньют.
— Именно. Но она наверняка ломала голову над тем, что еще он предложил мне, о чем попросил. Вряд ли она надеется на то, что мы расскажем ей, даже если я приму ее предложение. Но она думает: если я соглашусь, мы станем ближе.
— Ты хочешь согласиться? — спросил Ньют.
— Конечно.
— Но мы же не хотим быть обязанными ей? То есть нам придется справиться самим, — заключил Ньют.
Путь домой и долгие дебаты изнурили Мэси — но сон все не шел. Ньют посапывал рядом, мысли все бежали по тому же порочному кругу. Она вспомнила виртуальную модель адаптации к жизни в океане на Тритоне. Сада показывала тихоокеанским дипломатам картинки головастика величиной с человека, с толстым хвостом из сросшихся ног, маленькими ручками, сцепленными на груди, вросшей в грудь головой с электрическими рецепторами вместо глаз, крошечным выпирающим ртом, перистым воротником из кроваво–красных жабр. Сада рассказывала, что во время сна из анального отверстия существа выдвинется мембрана, богатая кровеносными сосудами и колониями симбиотических бактерий, чтобы поглощать питательные вещества из воды и превращать их в сахара и жиры. Вот оно, настоящее постчеловеческое существо, первое из многих.
Мэси давно уже свыклась с переменами, внесенными в геном Ньюта и других дальних. «Призраки» меняли сам образ мысли своих детей, веря в то, что тем самым помогают найти истинное предназначение, пойти верной дорогой. Ради того же «призраки» были готовы превратить своих внуков в рыб или летучих мышей. Да, «призраки» готовы на все ради исполнения пророчеств Леви и сметут любого, вставшего на пути. Долгими бессонными часами Мэси размышляла над тем, как он сама, Ньют и близнецы будут изменены, если вдруг «призраки» решат покончить с эфемерной независимостью Свободных дальних.
6
Приписанный к базе в Бастропе Кэш Бейкер числился в группе пилотов, которые не работали по регулярному графику, но были на подхвате. Половину времени Кэш тратил на доставку припасов к переднему краю, а в остальном делал, что придется: перевозил офицеров от базы к базе, грузы на склады АР или в штаб региональной администрации в Остине. Все знали, что грузы часто были чем–то особо вкусным или роскошным, предназначенным для старших офицеров. Но кому какое дело? Прикажут — доставим куда угодно. Кэш любил летать и ненавидел расписания. Все устраивало и его дядю, поскольку Кэш мог приземлиться где угодно и доставить по назначению особый товар.
Засуха все не отступала. Дождей не было уже с ранней весны. Все тянулось и тянулось испепеляющее невыносимое лето. Реки отступили от берегов, бушевали песчаные бури, пустыня ползла на юг и восток, уничтожая десятилетний труд АР. Пожар прошел по десяти тысячам гектаров нового леса к северу от Бастропа, горячий ветер нес над городом пепел и сажу. Не хватало воды и электричества, фермы близ города давали рекордно низкий урожай. Власти ввели строгое рационирование еды. Люди пытались уйти из Бастропа, чтобы искать еду в окрестностях. Полиция не позволяла, вспыхивали бунты. Постоянно случались диверсии и саботаж, ответственность за них неизменно брали на себя «всадники свободы». К востоку от Далласа их группа захватила военный караван с припасами и раздавала пищу голодным.
Половину отряда АР‑669 назначили в охранение, патрулировать перекрестки и особо уязвимые места. Говард Бейкер перестал заниматься контрабандой, потому что на базе появилось слишком много незнакомцев и теперь проверяли все отбывающие и прибывающие грузы.
— Мы тихо отлежимся и переждем, — сказал дядя Кэшу. — Когда это кончится, наши друзья ох как попросят нас о новых подарках.
— Если только не учинят свою революцию, — заметил Кэш.
— Они черт знает сколько уже твердят о революции, а ее все нет и нет. Конечно, они пользуются нынешней суматохой. Но это пройдет. Не успеешь оглянуться, как все нормализуется.
Однажды ранним вечером Кэш вез из Остина в Коламбус Ривер холодильники с крабами и креветками для торжественного приема, устроенного для старших офицеров АР и губернатора региона, — и вдруг заметил клубы дыма, поднимающиеся от западного квартала города, от низких лесистых холмов, где жили богатые и власть имущие. Пожар бушевал над туннелем, накрывшим реку Хондо, дымная пелена висела над половиной города, и закат казался еще апокалиптичнее обычного.