Наследие заводного ключа (ЛП) - Бейли Кристин. Страница 2

— Как ты могла быть такой беспечной?

Я почувствовала, как вспышка злости заливает лицо жаром.

— Это произошло случайно. Почему мы просто не можем их оставить так? Никто и не заметит.

— Он наблюдает! — предостерегла экономка, оглядываясь через плечо, измученное выражение её лица сделалось ещё напряжённее. — Ты всегда должна быть осмотрительной, Мег. Он всегда наблюдает.

Я никогда не встречала барона, и даже не видела его, но мысль о том, что он наблюдает за каждым моментом, прокралась в моё сознание как крыса в темноте.

Я с трудом поднялась на ноги, зажимая кровоточащую руку юбками, затем побежала вниз по лестнице на кухню. Оказавшись внутри, я сделала глубокий вдох и сдёрнула чепчик с головы. Это безумие, настоящее безумие. С меня довольно.

Я сосредоточилась на том, чтобы остановить кровотечение из пальца, но сдвинувшаяся тень привлекла моё внимание в подрагивающем свете холодной, пустой кухни. Я надеялась, что это была не крыса.

По сравнению с некоторыми городскими дворцами в Сент-Джеймсе дом был скромным, но с его огороженным садом, внутренним двором и каретником раньше он являлся величественной жемчужиной. Теперь он стал мрачным и блёклым.

Огромные лабиринты кухонь, кладовок, погребов и прачечных некогда обеспечивали все возможные удобства проживавшей здесь именитой семьи. Сейчас мир слуг под лестницей оставался темным и опустевшим, за исключением главного очага и единственной кладовой. Какой же скромной казалась кухня с висевшим на заиндевевшем окне розмарином, стеллажами неиспользуемых кастрюль и сковородок, помятым чайником и колючим матрасом, набитым соломой и служащим мне постелью.

Колебались жутковатые тени, отбрасываемые кастрюлями, которые свисали с открытых балок. Кухня была единственным местом, которому разрешалось стареть, цепляясь за последние остатки энергии, тогда как остальная часть дома оставалась безжизненной как гробница.

Я потянулась к метле, не отрывая настороженного взгляда от угла. Два светящихся зелёных глаза наблюдали за мной, отражая огонь в очаге.

Я вздохнула. Это всего лишь Старый Том. Величественный полосатый кот выплыл из тени с грацией герцога. Он приподнял морду, с кошачьим высокомерием признавая моё существование.

Поставив метлу, я вернулась к порезанному пальцу, хватая тряпку, чтобы стереть запёкшуюся кровь.

— Мег, — кухарка Агнес хлопнула мясистой рукой по дверному косяку и протиснула тучное тело в кухню из прохода, ведущего в кладовую. — Мег, дорогая, ты не могла бы принести мне одну из сосулек, висящих рядом с лестницей? — попросила она.

Она с закрытыми глазами пошла к столу, словно огромный полусонный вол, спотыкающийся на ходу.

Боже, у неё опять похмелье. Ещё одна вещь, которая, кажется, никогда не изменится в этом доме. С тяжёлым стоном она рухнула на табурет, затем запрокинула голову и испустила драматичный вздох.

Я сдёрнула тряпку с порезанного пальца и открыла дверь, ведущую наверх в огород и дворик. Свежевыпавший снег уже припорошил цепочку следов, ведущих к садовому горшку. Я наступила в один из них, чтобы уберечь ногу от холода. Не потребовалось много усилий, чтобы сбить один из хрупких ледяных кинжалов и завернуть в тряпку.

— Спасибо, дорогая, — Агнес взяла тряпку и шарахнула ей о кухонную доску со всем изяществом палача, замахнувшегося топором.

— Следует ли мне поймать собаку? [1] — Агнес сильно досталось от псины, которая её покусала. Имя той псины — затхлый ром, и это не первый раз, когда зверь обрушивал свою ярость на бедную Агнес.

Агнес рассмеялась и уложила свёрток со льдом себе на голову.

— Нет, боюсь, прошлой ночью я прогнала бедную дворнягу.

— Ты все выпила? — Боже, неудивительно, что она была в таком состоянии.

— Не волнуйся. Немного чая приведёт меня в порядок.

Я пересекла кухню и осторожно прикрыла тяжёлую дубовую дверь, ведущую к лестнице для слуг. Миссис Пратт будет в ужасном настроении после того, как ей пришлось поправлять осколки. Мне не хотелось, чтобы Агнес пострадала из-за этого.

— Прошлой ночью Пратт имела наглость напомнить мне, что на этот ужин я должна приготовить тушёную говядину, — пожаловалась Агнес, прижимая комок ледяной тряпки к другому участку лба. — Как будто я не готовлю чёртову тушёную говядину каждую среду почти восемнадцать лет.

Восемнадцать лет? Это началось так давно?

Что могло заставить барона приговорить себя к такому существованию на добрую треть жизни? Меня снедало любопытство.

Никто не должен был обсуждать это, поэтому и я хранила молчание. Между тем я заварила чай, стараясь не думать о том, почему эти странные души решили остаться в этом сумасшедшем доме тогда, когда меня ещё и на свете-то не было. Неудивительно, что Агнес топит себя в алкоголе каждый вечер. И бедный мистер Тиббс. Дворецкий скитался по дому, как призрак лондонского Тауэра. Что же случилось давным-давно?

Агнес покачала головой:

— Не обращай внимания.

— Я и не спрашивала, — запротестовала я.

— Тебе и не нужно. По тебе все видно. Суть в том, что барон так хочет, а смысл нашей жизни в том, чтобы сделать этот дом точно таким, каким он его хочет, — Агнес наградила меня сухой улыбкой. — Лучше держи своё любопытство в узде. Оно кошку сгубило, знаешь ли.

Я затопила печь, вздрогнув, когда полено покатилось вперёд, поднимая всполохи тлеющих угольков на очаге.

— Что плохого в любопытстве? — спросила я, хотя это была скорее мысль про себя, чем настоящий вопрос. Я отвернулась от огня и подняла взгляд на повариху. — Помимо изобилия мёртвых котов?

— Мег, — Агнес шлёпнула лёд на глаза.

— Когда ты в последний раз видела барона? — упорно настаивала я.

— О, полагаю, это было около семи лет назад, — Агнес откинулась на стуле.

— Семь лет? И ты никогда не интересовалась…

Она села ровно, нахмурив брови:

— Я сказала, не бери в голову!

— Это безумие, — я вернулась к огню.

— Да, безумие наших хозяев, так что мы должны его выполнять. Возвращайся к работе. Я оставлю тебе чая.

Смирившись с неизбежным, я отломила кусок чёрствого хлеба от остатков вчерашней буханки и занялась работой. Почистить решётки, развести огонь, убрать нагар со свечей, раздвинуть шторы, смахнуть пыль, смахнуть пыль, смахнуть пыль, полировать, полировать, полировать. Снова и снова.

Позднее тем же утром я каким-то образом оказалась в кабинете. Я распахнула ставни и раздвинула тяжёлые бархатные шторы, впуская холодный свет в безжизненную комнату. Огромные хлопья метели ранней весны падали за завитками инея на стёклах. Остатки суровой и угрюмой зимы укрыли мир белым одеялом.

Я наблюдала за тихим снегопадом, гадая, вдруг счастье и свет просто покинули Англию. Королева Виктория носила траур после смерти принца Альберта. Она уже не была той королевой, которой я помнила с детства. Раньше она была твёрдой, царственной. Во времена её правления все в мире оставалось правильным и устойчивым. А сейчас она тоже ушла, спряталась. Я не знала, вернётся ли она когда-нибудь. Почему-то мне казалось, что даже если она вернётся, все будет уже иначе.

Время предположительно исцеляет все раны, но что делать, когда время остановилось? Моя жизнь встала как вкопанная, не успев начаться.

Выхода просто не существовало. Мне оставался всего месяц до шестнадцатилетия, и я могла выйти замуж, но за кого? У меня не было ни средств, ни возможности покинуть дом. Даже если бы я сделала это, я теперь горничная. За кого мне выходить замуж? За слугу?

Меня воспитывали лучшим образом. До пожара я готовилась к представлению в светском обществе. Теперь ни один мужчина из моего истинного класса даже не посмотрит на меня.

Все моё образование, таланты оказались впустую. Я умела читать и писать на немецком и французском благодаря маме-швейцарке. У меня были способности к фортепьяно и хорошая память на числа благодаря моему отцу, который, казалось, наслаждался, обучая меня замысловатой сути вычислений. Теперь мои варианты ограничены. Я даже не могла найти работу получше. Никто не даст мне рекомендаций. Поскольку мой работодатель не показывался уже семь лет, я сомневалась, что кто-нибудь вообще когда-нибудь появится.