Наследие заводного ключа (ЛП) - Бейли Кристин. Страница 5

Нет, это не вернёт моих родителей. Нет, я не почувствую себя так, будто все вернулось на круги своя.

Но сердцем я знала, что пришла пора двигаться дальше.

Я взяла тряпку, которой полировала столовые приборы, и потёрла часы.

Проблеск серебра пробился наружу. Он поймал отсвет пламени и засверкал как живой. Тёмная зола прилипла к рифлёным впадинкам гравюры, окрашивая каждую линию драматичным черным. Я невольно присмотрелась. Гравюра выглядела почти как узорчатая компасная роза с четырьмя острыми пиками для каждого направления и вторым комплектом небольших пик между ними.

Я крепко держала часы в руке, рьяно втирая в них жизнь. Серебро нагрелось в моей ладони, как будто там ему было самое место.

Эти часы больше не принадлежали моему отцу. Они мои. Я буду заботиться о них. Я буду беречь их, и я заставлю их вновь заработать.

Перевернув их, я принялась отчищать обратную сторону. После первого же прикосновения тряпки я заметила крошечный отпечаток дедушкиной метки. Якорь с двумя цепями, безошибочно узнаваемый. Papa сделал эти часы.

Закрученные линии танцевали по наружному краю часов. В центре, на своего рода приподнятой кнопке, был выгравирован круглый узор, напоминавший мне цветок с тремя лепестками. Рисунок был как будто искажён. Мне казалось, что один из лепестков должен был указывать на защёлку, но во всяком случае не указывал.

И все же они были красивыми.

Я подумала о своём милом дедушке и осознала, что задаюсь вопросом, делал ли он гравюру самостоятельно. Papa умер за три года до пожара. И я все ещё оплакивала его так же сильно, как и моих родителей.

Держа часы, я устроилась на кровати. Я забралась под потрёпанное одеяло, но не могла удобно устроиться. Каждая косточка в моем теле ныла от усталости после работы.

Поёрзав на комковатом мешке соломы, я попыталась устроиться получше, но что-то вжималось в мою поясницу. Я повернулась. Это что-то все ещё прижималось к моему боку.

Чёртов комок.

Выбравшись из постели, я с лёгким беспокойством приподняла край матраца. Мне не раз приходилось находить гнездо грызунов в своей постели. Кончики пальцев задели что-то мягкое, тканое. Я потянула комок материи ближе, и меня окутал тёплый запах кожи.

Рубашки!

Кто-то их спрятал так, чтобы только я могла найти.

Я торопливо вытащила их из-под постели и рассмотрела. Всего их было шесть, изношенные, ручной работы и очень старые.

Мой палец высунулся через дырку в рукаве рубашки, которую я держала в руках. Другой недоставало пуговицы. Ещё у одной начал распускаться шов на воротнике. Все они отчаянно нуждались в штопке и стирке.

Я улыбнулась. Я ничего не могла с собой поделать. Бродячий умелец бросил мне вызов, и я с радостью его приняла. Я быстренько сбегала за швейным набором. Надежда пронзила моё сердце, когда я начала штопать первую рубашку.

Возможно, я все-таки услышу, как тикают мои часы.

Глава 3

Я не ложилась спать так долго, как только позволяли глаза, и штопала рубашки. Уработавшись до изнеможения, я завязала последний узелок, затем постирала рубашки и развесила их сушиться перед огнём. Я улыбнулась. Дело сделано. Должно быть, я тыкала иголкой в свои бедные пальцы чаще, чем в ткань, но это того стоило. Совершенно вымотавшись, я провалилась в сон.

Я не поняла, что именно меня разбудило, но когда я проснулась, моё сердце подскочило к самому горлу. Святые небеса. Уже утро, и Агнес могла встать в любой момент. Что-то загремело в углу кухни. Рубашки бродячего умельца гордо висели перед огнём, провозглашая мой бунт как чёртов Весёлый Роджер.

Я вскочила на ноги, отчаянно пытаясь спрятать рубашки. Во всей кухне, полной укромных уголков для припрятывания вещей, я не могла выбрать одно место, чтобы от них избавиться.

Вон там! Я схватила корыто, бросила под него рубашки и перевернула его обратно.

Я стащила своё платье с колышка у очага. К счастью, у меня была привычка спать в нижнем белье, даже в корсете — для тепла. Я затянула шнурки корсета и натянула платье через голову, пальцы залетали над пуговицами спереди.

— Чай уже подала? — спросила Агнес, выходя из коридора, разминая плечи и зевая.

— Ещё нет, — я рухнула на колени у огня и пошевелила угли, пытаясь заставить их разгореться. Мой взгляд метнулся к корыту.

Я попыталась отвернуться. Если я буду смотреть, то Агнес может заметить. Один из рукавов выглядывал из-под корыта!

Огонь ярко вспыхнул, и я отскочила назад, пятясь к корыту, но Агнес меня опередила.

— Подожди! — я протянула руку, чтобы остановить её. Затем я прикусила язык, когда она повернулась и уселась на корыто как здоровенная жаба-бык на неудобную поганку.

— Ого, да ты обнаглела. Будь осторожна, девочка, ты же не хочешь потерять эту работу, а я твой начальник. Я не должна дожидаться своего чая.

— Да, миссис, — я склонила голову, чувствуя прилив жара к лицу. Я старалась выглядеть покорной, но внутри чувствовала облегчение, и щекотка нелепого смеха едва не душила меня.

Она села прямо на них.

Как мне вообще вытащить их из-под её огромной…

— Слава тебе, Господи, сегодня день рынка, — заявила Агнес, схватив ведро и начиная чистить картошку.

— Действительно, — я кашлянула. Ребра сдавило желанием расхохотаться, мне тяжело было дышать. Как хорошо иметь секрет. И секрет определённо в безопасности под объёмными юбками Агнес.

Я месяцами не чувствовала себя такой живой.

Миссис Пратт ворвалась в дверь и промаршировала по кухне как важный бифитер [2]. Все, чего ей не хватало — тюдоровской шляпы, алебарды и какого-нибудь бедного узника, чтобы охранять его в Тауэре.

Не будь я осторожной, этим несчастным узником могла оказаться я сама.

— Я отправляюсь к мяснику, — заявила она. — У нас недостаточно мяса для рагу.

Это оказалось последней каплей. Я подавилась, а затем стала кашлять, пока слезы не потекли из глаз. Я чувствовала, что если в ближайшее время не выберусь отсюда, то расхохочусь.

— Господи, Мег. С тобой все в порядке? — спросила миссис Пратт.

Я шмыгнула носом, затем задержала дыхание.

— Вполне, — выдавила я.

Она сморщила нос, глядя на Агнес.

— Позаботься, чтобы все было в порядке к тому времени, как я вернусь.

Агнес кивнула. Как только миссис Пратт с топотом поднялась по лестнице, Агнес повернулась ко мне.

— Я выйду ненадолго, если не возражаешь. Придерживайся обычной рутины, хорошо?

— Да, миссис, — я не могла в это поверить. Свобода так близко. Я смогу вернуть рубашки этим утром.

Дрожа от волнения, я дожидалась, когда Агнес покинет своё место на корыте. Я понятия не имела, что она задумала, но наслаждалась мыслью, что не я одна желала ненадолго сбежать.

Когда после ухода Агнес прошло более получаса, я собрала заштопанные и постиранные рубашки и выскочила на лестницу, едва не поскользнувшись на льду.

Солнце светило ярко, настолько ярко, что я ничего не видела, но его поцелуй ощущался тёплым и доброжелательным — знак, что возможно, зима будет длиться не вечно.

Осторожно ступая в следы тех, кто ходил к каретнику и обратно, я прошла через заснеженный сад. Сосульки под крышей истекали капелью, сверкая на солнце и доходя до вьющихся ветвей дремлющего плюща, который цеплялся за камень. Они сияли серебристым, как и мои часы, лёд ловил свет и превращал его во что-то чарующее.

Я толкнула тяжёлую дверь теперь уже с меньшим трудом, когда не приходилось сражаться с ветром. В укромном каретнике раздавался тихий ритмичный звук трения щёткой, а по воздуху витала успокаивающая мелодия. Она доносилась из стойл в дальнем конце.

Некоторое время я слушала чистый голос конюха. Мелодия была грустной, в той западающей в душу одинокой манере, которая заставляет все вокруг притихнуть и слушать. Я не понимала странного языка, на котором он пел. Но мне и не нужно было.