Контракт (ЛП) - Морлэнд Мелани. Страница 45

Я не спускал с нее глаз и держался поблизости, переживая из-за непрекращающегося потока ее слез и дрожания рук. До того дня я никогда не испытывал горя. Когда умерли мои родители, я не ощутил ничего, кроме облегчения после всего, через что мне пришлось из-за них пройти. Я печалился, когда ушла Нэна, но это была грусть ребенка. Боль, которую я испытывал из-за кончины Пенни, пронзала мне грудь. Она странным образом переполняла и распространялась. Невыплаканные слезы жгли глаза, когда я меньше всего их ожидал. Когда привезли коробки с ее вещами, мне пришлось остаться в кладовке, чтобы побороть эмоции, которые я не мог объяснить. Я обнаружил, что думаю о наших беседах, о том, как загорались ее глаза, стоило мне упомянуть имя Кэтрин. О милых, забавных историях их совместной жизни. В моем календаре каждый вторник был по-прежнему занят, пересекающим их именем Пенни. Каким-то образом я не мог пока заставить себя стереть их. В довершение к и без того уже странным испытываемым мной эмоциям было беспокойство за жену.

Я думал, что она справлялась со всем. Знал, что она горевала о потере женщины, которую любила как свою мать, хотя и вела себя спокойно. Стойко. Она плакала однажды, но со дня смерти Пенни я не видел ее слез. С прошедших сегодня утром похорон она замкнулась в себе. Выходила погулять, молча покачав головой на мое предложение составить ей компанию. А вернувшись, пошла прямиком в свою комнату, пока я не сходил за ней, чтобы позвать к ужину.

И теперь, с моими ограниченными знаниями в оказании помощи другим людям, я был растерян. Я не мог позвонить Дженне или Грехаму и спросить у них, что мне сделать для собственной жены. Они полагали, что мы близки и что мне было точно известно, как именно действовать. Когда сегодня мы покидали похоронное бюро, Дженна обняла меня и прошептала: «Позаботься о ней». Я этого и хотел, но не знал как. У меня не было опыта в такого рода сильных эмоциях.

Без устали меряя шагами гостиную и кухню, потягивая вино, я знал, что могу отправиться в тренажерный зал и немного избавиться от напряжения, но не был в настроении. Почему-то он казался расположенным слишком далеко от Кэтрин, а мне хотелось быть поблизости на случай, если я ей понадоблюсь.

Я сел на диван, и лежащая рядом пухлая подушка вызвала у меня улыбку. Еще один из сделанных Кэтрин штрихов. Дополненные ее рукой шелковые одеяла, пуховые подушки, теплые цвета на стенах и художественные работы создали в кондо ощущение домашнего уюта. Я замер, поднося бокал ко рту. А говорил ли я ей, что мне понравилось то, что она сделала?

Со стоном я осушил фужер и поставил его на столик. Потянувшись вперед всем телом, я схватился за волосы и дернул до боли. За прошедшие недели я однозначно стал лучше, но достаточно ли изменился? Я сознавал, что мой язык уже не был так остер, и понимал, что как человек стал положительней. Но несмотря на это не был уверен, что этого хватает. Если ей было тяжело, доверяла ли она настолько, чтобы обратиться ко мне?

Я был шокирован осознать, как сильно мне этого хотелось. Я хотел быть ее опорой. Быть человеком, на которого она могла положиться. Я понимал, что мне самому пришлось на нее полагаться – в отношении многих вещей в своей жизни.

Сдавшись, я выключил свет и пошел к себе в комнату. Переоделся в пижамные штаны и подошел к кровати, немного поколебался, после чего вышел из комнаты. Подойдя к ее двери, я даже не удивился, что та была полуоткрыта. Я не понимал, как мои «ночные шорохи», как она их вежливо называла, дарили ей ощущение комфорта, но с того дня как она призналась, что ей это нужно, я никогда не закрывал на ночь дверь.

На мгновение я почувствовал себя странно, стоя у ее двери и не понимая, зачем я тут. Пока не услышал его. Звук приглушенного плача. Не задумываясь, я скользнул в ее комнату. Шторы были раздвинуты, и в окно проникал лунный свет. Она плакала, свернувшись калачиком. Ее тело так сотрясало от рыданий, что колыхалась постель. Откинув одеяло, я подхватил ее на руки и, тесно прижав, отнес в свою комнату. Укачивая, я опустился вместе с ней на кровать и подоткнул одеяло вокруг нас. Она напряглась, но я держал ее крепко.

– Выпусти это из себя и тебе полегчает, душенька.

Она расслабилась и прильнула ко мне всем телом. Ее руки вцепились в мои голые плечи, а слезы жгли мне кожу, пока она неудержимо рыдала. Я гладил ее по спине, перебирал пальцами волосы и издавал, как я надеялся, утешающие звуки. Несмотря на причину, мне нравилось, что она рядом. Мне не хватало ее мягкости, прижимающейся к моему твердому телу. Она так хорошо мне подходила.

В конце концов ее рыдания стали утихать, а ужасная дрожь – покидать тело. Я потянулся, схватил несколько бумажных платков и вложил их ей в руку.

– П-п-прости, – прошептала она, заикаясь.

– Тебе не за что извиняться, душенька.

– Я побеспокоила тебя.

– Вовсе нет. Я хочу помочь тебе. Я же постоянно твержу – что бы тебе не понадобилось, стоит лишь попросить. – Я поколебался с мгновение. – Я твой муж. Помогать тебе – моя работа.

– Ты был так мил. Даже добр.

Я слегка поморщился от ее ошеломленного тона. Понимал, что заслужил такое, но мне это все же не понравилось.

– Я стараюсь быть лучше.

Она чуть сменила позу, запрокинув голову, чтобы рассмотреть меня.

– Почему?

– Ты этого заслуживаешь, ты только что потеряла человека, которого любила. Ты горюешь. Я хочу тебе помочь, хотя и не знаю как. Все это мне в новинку, Кэти. – Большим пальцем я осторожно смахнул слезы, скатившиеся из уголков ее глаз.

– Ты назвал меня Кэти.

– Полагаю, это само вырвалось. Пенни все время тебя так звала. Как и все остальные.

– Ты ей нравился.

У меня странным образом сперло в горле, в то время как я изучал ее лицо в бледном свете, сочащемся сквозь окно.

– Она мне нравилась, – тихо, но искренне ответил я. – Она была чудесной женщиной.

– Знаю.

– Я знаю, ты будешь по ней скучать, душенька, но… – Мне не хотелось произносить те же банальности, которые я слышал, как ей говорили в последние дни все прочие. – Ей было бы ненавистно быть тебе обузой.

– Она ей не была!

– Она бы с тобой поспорила. Ты усердно трудилась, чтобы обеспечить ей чувство безопасности. Ты многим пожертвовала.

– Она сделала то же самое для меня. Всегда ставила меня на первый план, – вздрогнула она. – Я-я не знаю, где бы сейчас была, если бы она не нашла меня и не забрала к себе.

Мне тоже не хотелось об этом думать. Действия Пенни повлияли на обе наши жизни – в лучшую сторону.

– Она поступила так, потому что любила тебя.

– Я любила ее.

– Знаю. – Я взял ее лицо в ладони, глядя в переполненные болью глаза. – Ты так сильно ее любила, что, ради обеспечения ей должного ухода, вышла замуж за полного мудака, который чертовски третировал тебя.

– Несколько недель назад ты перестал быть полным мудаком.

Я покачал головой.

– Мне вообще не стоило быть с тобой мудаком. – Я с ошеломлением почувствовал, как в глазах встают слезы. – Прости меня, душенька.

– Ты тоже по ней скучаешь.

Будучи не в силах ответить, я кивнул.

Она притянула меня ниже, моя голова устроилась в изгибе ее шеи. Я не мог вспомнить, когда плакал в последний раз – скорее всего еще ребенком – но сейчас именно это и делал. Плакал об утрате женщины, которую знал всего ничего, но которая, тем не менее, так много стала для меня значить. Той, кто своими рассказами и выборочными воспоминаниями, возродила женщину, на которой я был женат – ее слова продемонстрировали мне доброту и свет Кэти.

Они с Кэти показали мне, что нет ничего плохого в том, что чувствуешь, доверяешь… и любишь.

Потому что в ту самую секунду я знал, что влюблен в свою жену.

Я резко прижал Кэти к себе и крепко обнял. Когда мои слезы высохли, я поднял голову и встретился с ее ласковым взглядом. Атмосфера между нами изменилась из утешающей и заботливой во что-то живое и наэлектризованное.

Во мне возникли похоть и желание, которые я до этого отрицал. Мое тело распалялось из-за женщины, которую я держал в объятиях. Глаза Кэти расширились, аналогичное желание горело в ее ярких голубых глазах.