Ветра Унтара (СИ) - Элиман Итта. Страница 13
Теперь свирель играла прямо в сердце, отчего-то исчез страх и наступило спокойствие, потянуло в сон, пеленой покрылись мысли, чувства затаились. Осталось только равнодушная лень. Я поняла, что ужасно устала и хочу спать так сильно, что не могу держаться. Лениво смотрела я, как Эмиль сел, облокотился на дерево, потянулся, выпрямил ноги.
– Костер... – прошептал он, но глаза его сами собой закрылись.
Эрик зевнул и пробормотал:
– Завтра.
«Что они, глупые, делают?!» – затревожилось во мне. – «Нельзя засыпать, ни в коем случае нельзя», – но тихая, нежная песня не давала очнуться. Сонно и незаметно таяли тревожные мысли, им на замену приходили приятные, успокаивающие картины.
О, далекий, беспечный берег, бескрайние луга. Я приду одна, лягу прямо в траву и буду смотреть на звезды. И тогда полынь оплетет меня, напоит благоуханием, укроет от всего мира.
Глаза слипались. Как неприятно – хочется спать, а нельзя… Этот запах...
– Эмиль! – попыталась позвать я, но не сумела. Ветер затрепетал в волосах, я уронила голову на колени спящего Эмиля, и все – во мне осталась только музыка, музыка ветра. «Немного посплю...» – и я уснула, уснула сладко и крепко. Во сне мне чудилось, что руки и ноги расслабляются, что дивная истома наполняет их. Но затем и это ушло. Я провалилась в чудесные грезы, которые показались мне сладостнее всех снов и сновидений. Несколько раз мне думалось, что я вот-вот проснусь, но снова приходили волшебные сны, и я грезила дальше.
Я проснулась только потому, что мне приснился большой оранжевый шар. Сначала было тепло и приятно, словно любуешься на мягкий клубок шерстяных ниток, потом шар разбился на несколько красных дисков, каждый из которых принялся наливался огнем. Вскоре огонь начал ужасно обжигать, но ни отвернуться, ни моргнуть во сне не получалось. Пришлось напрячься и открыть глаза. Солнце, огромное горячее Солнце ослепило меня. Я зажмурилась, приподнялась и ударилась лбом о локоть Эмиля. Ну и острый же у него локоть! От удара я проснулась окончательно. Ужасно затекли ноги и руки, они плохо слушались, болело колено, а теперь еще и лоб.
Стоило оглядеться. Хвойный Лес, поляна залита солнечным светом. «Наверное, уже полдень», – подумала я. Все вокруг поросло травой, тут и там выглядывала мать-и-мачеха, низколесье окуталось салатовым кружевом. Посреди поляны темнело кострище, летали бабочки, жужжали пчелы. В синем небе шумели ели и наслаждались теплом.
Никто из моих друзей еще не проснулся, они спали прямо на земле в очень нелепых позах, а все вещи валялись вокруг, разбросанные как попало.
Эмиль лежал, запрокинув голову. Кудри сбились в копну, лицо светилось блаженством, а ресницы вздрагивали, словно он видел прекрасный сон. Чем дольше я смотрела на Эмиля, тем больше чувствовала, что мы расставались надолго и что в своих снах я тосковала по нему. Эмиль был таким родным, что защемило сердце. Я потянулась, коснулась щеки губами и больно укололась. «Эмиль!» – позвала я. – «Эм, проснись!», но он не услышал меня. Я потрясла за плечо, поцеловала еще раз, погладила волосы, снова потрясла за плечо, – бесполезно, он вздохнул, поморщился, но не проснулся.
Тогда я принялась будить Эрика. Он так и спал в обнимку с гитарой. Ив лежала рядом: белые волосы окружали ее бледное лицо точно лепестки удивительного цветка, казалось, трава проросла сквозь них и украсила голову Ив зелеными бусами. Малышка спала так крепко, что почти не дышала.
Эрик улыбался во сне, морщил курносый нос и сопел. Солнце брызгало огоньки по рыжей щетине на его лице. Может Ив права, и Эрика стоит иногда приводить в порядок, но, на мой вкус, так куда лучше, так Эрик казался взрослее и мужественнее. Эрик! – душа предательски вздрогнула. Я рассердилась: «Ишь, растаяла! Даже и не думай!» И я подергала Эрика за руку, он не пошевелился. «Эр! Ну же! Проснись!» – я потрясла сильнее, он нахмурился и стал смешным.
Сколько я ни звала, сколько ни кричала, никто не проснулся и не услышал меня. Это очень походило на розыгрыш, но, в таком случае, их терпение было бы не вечным. Они давно бы уже вскочили и огласили поляну рыком свирепой мандгоры. Но этого не происходило, и я знала – уже не произойдет. Сон был крепок. Страх навалился на плечи! Что с ними со всеми? А если они вообще не проснутся? Что же делать?
Я уселась на траву между Эмилем и Эриком и постаралась дышать ровно. Помогло. События этой ночи казались давними и путанными. Вроде бы пахло полынью, играла какая-то дудочка, а ветер, живой и опасный, гулял здесь, по поляне. Но что случилось потом, и почему я оказалась бессильна разбудить своих друзей, я не помнила. Впрочем, был один способ. Заветный!
Чайник стоял около кострища весь заляпанный грязью и птичьим пометом, но воды в нем было полно. Мгновение я колебалась, но делать нечего. Я плеснула изрядную горсть в лицо Эмиля, а затем начала поливать Эрика. Лить воду на прекрасную Ив показалось мне кощунством. Чайник достался ребятам и, Слава Солнцу, подействовал. Их лица расстались с блаженством глубокого сна и вскоре обрели высшую степень недовольства.
Эмиль долго не мог прийти в себя, но, к счастью, он проснулся первым, в противном случае Эрик бы меня точно убил. Эрик ругался на чем свет стоит. Вода попала ему в нос, и он раньше начал чихать и кашлять, а уж потом проснулся. Он отряхнулся, свирепо посмотрел на меня и покрутил пальцем у виска.
– С ума сошла? Ведьма знает, что себе позволяешь!
– Ну да! А ты бы предпочел спать вечным сном? Тебя и так-то громом не разбудишь!
– Никто и не просит! – фыркнул он.
– День уже, – напомнил Эмиль, – Эй! Что-то не пойму... – на его лице затеплилась и начала созревать мысль, – какая ведьма водит нас за нос? А? Что с поляной? Откуда цветы на малине?! И листьев-то не было!
– Дождь шел, – Эрик тоже стал осматриваться, – вот и выросли.
Он пошарил вокруг себя, выудил из травы трубку Эмиля и повертел в руках:
– Хоро-о-ш! Дедушкина трубка валяется на земле у самого костра! Что ж ты ее даже не почистил?
– Сам хорош! – разминая затекшую шею, ответил Эмиль. – Посмотри на себя. Грязнее волколака после зимней спячки! Да еще вся твоя нахальная физиономия заросла по самые уши!
Эрик потрогал лицо руками, взглянул на брата и аж присвистнул:
– Кто бы говорил... – Эрик осекся. – Эм, мы же брились... вчера... ведьма! – он вскочил на ноги и заорал: – Злющая ведьма! Чтоб я провалился! Мы продрыхли тут кучу дней! После спячки?! Да чтоб этому парню так обрасти, – он ткнул пальцем в Эмиля, – потребуется половина луны, это точно!
Эмиль открыл рот, но не произнес ни слова. Он смотрел вокруг и понимал, что Эрик прав. Мы проспали ни день и ни два, мы проспали очень долго. Весна пришла без нас, вместе с травой и цветами выросла щетина на лицах ребят. Дожди лили, припекало солнце, по поляне бродили лесные жители, они съели все наши припасы и по-хозяйски перевернули все котомки. Но по большому счету, нам повезло. Вещи и арбалеты остались целы, да и хищники каким-то чудом не заглянули к нам. Хотя, кто знает?
– Половина луны? – потрясенный Эмиль встал, потирая затекшие колени. – Обалдеть! Удачная шутка!
– Шутка так себе! – не согласилась я. –Ты помнишь всю эту колдовщину? Полынь, музыку, ветер, помнишь?
– Смутно припоминаю, – признался мой друг и помог мне подняться. – Вроде играла свирель. Листья падали. Потом задул ветер. Получается, кто-то нас заколдовал и усыпил?
– Конечно! – взволнованно и сбивчиво заговорила я. – И не кто-то, а ветер. Он словно живой, Эм. Понимаешь? Он напал на нас и хотел усыпить насмерть!
Я стояла перед ним, только протяни руку. Он смотрел на меня серьезно. Заспанный и обросший, улыбался тому, как слепо и всецело верю я своим неясным ощущениям. Я видела, о чем он думает, и не потому, что могла читать его мысли. Этого я не умела. Просто я знала своего Эмиля. Он положил мне руки на плечи, поправил капюшон куртки и провел рукой по голове, словно мы и не ровесники вовсе, а я – маленькая девочка, верящая в собственные сказки. Тон его тоже был снисходителен: