Рубежник (СИ) - Плотников Сергей Александрович. Страница 25
– И правда легче стало, – с некоторым удивлением оповестил меня Косточка, сжимая и разжимая кулак в половину моей головы размером. Имя-прозвище приклеилось к нему в юности, когда он, по собственным словам, был “костлявым да мослатым”.
– Погоди, – остановил я одного из двух снайперов десятка. – Я не сделал ещё ничего. Только диагностику, тьфу, проверку провел.
Соплеменники Филина, помимо всего прочего, могли похвастаться весьма затейливым словарным запасом, но термины вроде “диагностика”, “анализ” и прочие им были незнакомы. Что стрелков нимало не смущало, но неимоверно растягивало любой разговор, поскольку собеседники начинали сначала дотошно выяснять значение термина, а потом повторять его, добиваясь запоминания и правильного произношения. Забавные ребята… чего я, каюсь, мог бы и не заметить, если бы не разговор про имена. Архаичный язык, степенные манеры и деревенская обстоятельность могли обмануть – но только не тогда, когда тебе с ходу предлагают перевод основательно забытых другими слов.
– А мне легче стало, – упрямо склонив голову, повторил Костяшка.
– Это потому, что я твои мышцы своей магией подпитывал, – объяснил я. – А делал это, чтобы выяснить, в чём проблема. И выяснил.
– Сможешь вылечить? – угрюмо переспросил меня мужик.
За вечер и половину дня сложно хорошо узнать человека, а уж тем более целый десяток, но кое-что я уже понял. Например, Костяшка относился к тем индивидам, что не ждут от жизни ничего хорошего, и привыкли это хорошее добывать исключительно собственным трудом. Баюн, любитель всё объяснять, наоборот, так и лучился жизнерадостностью и оптимизмом, но при этом никогда не лез на рожон и всегда предельно корректно подбирал слова. Как я понял, в десятке он был за разведчика – одного из двух.
Вообще, ярлыки типа “разведчик”, “снайпер”, “лидер” по личному составу десятка я мысленно развесил сам, деревенские этим вообще не заморачивались. Например, тот же Филин, старшой, как к нему все обращались, формально лидером не числился. Просто все оглядывались на его мнение, когда что-то решали, ну и слово его пользовалось очень большим авторитетом. Наверное, только потому его и не записали в десятники сразу по приёму на службу – уж больно у него стиль командования был… непрямой. С другой стороны, я бы посмотрел на попытку отдать приказ бородатым – пока по крайней мере всё известное мне начальство заставы избегало это делать.
– Смотри, – обратился я к Костяшке, доставая чистый лист бумаги и карандаш. – Я тебе объясню, почему у тебя рабочая рука немеет, а потом болит. Чтобы мышцы работали, к ним должна притекать кровь, правильно? Но у тебя мышцы настолько… гм, сильно натренированы, что во время статической нагрузки… когда оттянул тетиву и держишь – они, наоборот, пережимают сосуды. Вот и причина.
Не сказать, чтобы в стрельбе из лука я прямо разбирался, но кое-что знал. Благодаря Роне – в самом начале своей карьеры Охотника я ещё тщился исправить её “проблему” с ручным метательным оружием. Итог известен – эльфийка победила луки и арбалеты по всем статьями… А я в итоге узнал вот что. Из больших, тугих луков стреляют “на разрыв” – то есть резким толчком в одну сторону оттягивая тетиву, в другую – уводя древко. Только так можно получить максимальное усилие – иначе оружие просто не согнуть.
Но, как оказалось, мои новые сослуживцы об этом не знали, и потому запросто стреляли, замирая при необходимости на долгие секунды в статичной стойке. Не все, правда, только двое из десяти – остальные клали стрелы в мишени “правильно”. Ну, как в мишени? В стену собственной казармы, в точку, сделанную подгоревшей частью фитиля на досках – стрелковой позиции для тренировок на заставе не было. Про результат попадания я уже рассказывал, так что приличная часть стены уже практически лишилась дощатой обшивки.
– И что делать? – как-то по-новому разглядывая свою правую руку, спросил стрелок.
– Рецепт, то есть способ, прост. За нас уже поработала природа, нужно только использовать имеющийся механизм, – я ткнул карандашом в нарисованную схему мышцы в разрезе. – Называется “чудесная сеть”*. Это дополнительные сосуды в толще мускула, которые в норме сжаты, а во время интенсивной нагрузки раскрываются и пропускают через себя дополнительный кровоток. Но только когда ты двигаешь рукой, а не держишь её напряжённой. Сначала разомни руку заранее, до стрельбы, я покажу как. Неудобно, согласен, зато потом несколько интенсивных движений после каждого выстрела – и нет проблемы. И никакой магии не надо.
Я, конечно, мог бы попробовать внедрить резидентное плетение прямо в мышцы, но говорить об этом не стал. Амулетизирование буду осваивать на подопытной курице, и только потом на соратниках…
– Оно и лучше, что без магии, – Филин сумел подойти так, что не заметил его не только я, но и Костяшка. – Оно сразу видно, когда чародей соображает: не пытается везде и во всём со своим колдовством влезть, а только где надо. Но мне ты спину залечил хорошо, хорошо. И колени хрустеть перестали.
– Когда со всем вежеством хороший человек просит – отчего не помочь? – вернул я лидеру десятка его же фразу.
– То верно, – степенно огладил бороду старшой и громче, чтобы все услышали, произнёс. – Братие, время снедать, да караульных на верхотуре менять, я мыслю, чтоб, значит, тоже пустыми животами не страдали.
Разумеется, никто не отказался.
[*Биологический термин “Чудесная сеть” соответствует земному, но в ряде медицинских школ считается устаревшим. Что не мешает “сети” исправно прогонять кровь через мышцы при движениях, помогая работе сердца. Но “сеть” включается не сразу, потому так важно “прогреть” мышцы перед физнагрузкой.]
Не так я представлял себе начало службы в Войске Рубежа, не так. После тренировок, устроенных Ромаром, после посещения форта третьей линии я был готов увидеть вооружённую до зубов крепость, форпост в глубине враждебной территории, ежечасно, если не ежеминутно подвергающийся атакам тварей. И боевое братство отчаянных солдат и офицеров, ценой порой собственной жизни, а порой – человечности останавливающих эти атаки. На деле же мне за прошедшие полтора суток пришлось сразиться только с попутавшими берега бывшими наёмниками, а первый за всё время сигнал тревоги я услышал только сейчас, на утро третьего дня службы на заставе. А к “тяготам и лишениям воинской службы”, которые Устав рекомендовал стойко сносить, пока можно было отнести лишь отсутствие горячего питания – на завтрак, как и вчера, Филин всем раздал армейский сухпай.
– Сиди спокойно, доснедай, Огонёк, – доброжелательно посоветовал мне старшой. – То сигнал “внимание за стены”, он только часовых да дежурных касается. А появится до нас какая необходимость – так придут да позовут, не переломятся.
Вот в этом был весь Филин: никакой инициативы и телодвижений, пока не будет прямого приказа. А если тот будет хоть в малейшей степени невнятно высказан – обязательно переиначит в свою пользу. Вчера после обеда “бесхозный” десяток без десятника попытался мобилизовать под свои нужды сержант из соседней казармы. Что ему там потребовалось, я не вникал, кажется, банально помочь таскать что-то между внутренними складами заставы. В итоге получасового “погодь, мил человек, да объясни толком”, младший командир в сердцах плюнул под ноги старшому и, напоследок пригрозив Фомозой, удалился ни с чем. Что характерно, ни лейта, ни комзаставы я так и не увидел.
Исключение с инициативами для лидера деревенских было только одно: если дело касается его интересов или его людей. В кои, кажется, меня всё-таки записали. “Стоило” мне это обстоятельного рассказа о себе первым вечером после назначения (на кого я охотился, и как завалил монстра, если кто не понял) и интенсивной врачебной практики со следующего утра. Интенсивной, впрочем, не столько из-за проблем со здоровьем – на мужиках из десятка можно было в прямом смысле пахать, – а потому что каждый подошёл ко мне со своими “жалобками”.