Рубежник (СИ) - Плотников Сергей Александрович. Страница 27
— Вот вал, – схематично обозначил естественный бруствер вокруг Шрама Баюн, потом, так же скупо двигая алхимическим карандашом, стал наносить другие условные обозначения. Было заметно, что рисовать карты, точнее, привязанные к местности схемы, как их там… а, “кроки”, – ему было не впервой. – Вот тут лес заканчивается и начинается степь.
На кроках Горловина выглядела как этакая перетяжка между двумя ёмкостями песочных часов: лесные массивы жались к валу и со стороны королевств, и со стороны Шрама до последнего, окончательно истаивая уже у самой бреши в границе магической аномалии. Насколько я помнил по атласу, лишённая лесов зона тянулась на юг от Горловины до самых лесостепей южных королевств — этакая широченная дорога для монстров, лишённая естественных препятствий в виде широких рек, болот, и горных массивов. Впрочем, надо отдать должное земле к югу от Шрама, давшей приют людям: это была ровная, плодородная, тёплая и хорошо орошаемая естественным способом равнина от одного края континента до другого. Только далеко на западе, вдоль побережья, поднималась гряда горного массива.
— Королевства, – провёл едва заметную прерывистую линию вдоль вала разведчик, отделяя пятидесятикилометровый рубеж, а потом, показывая на пространство между этой границей и валом: — Приграничье.
Горловина обзавелась тремя линиями, перекрывающими её створ: двумя выгнутыми и одной прямой. Третья линия, вторая линия, и первая.
-- Рубеж, – ткнул в первую линию лучник, а потом указал на массивы леса к северу от вала с обоих сторон от Горловины: – Зарубежье.
– И каково там жить? – я припомнил свои немногочисленные вылазки через вал во время рейдов из Рении. Не сказать, что твари там прямо табунами ходили, но без добычи я ни разу не остался.
– Живём, – пожал плечами стрелок. – Лес же, не поле голое: это тут торчим как прыщ на лысине. Дерево, оно и укроет, и приют даст, и врага задержит, свободы маневра лишит. Главное – запахи не лениться отбивать, ягоды и грибы обирать, чтобы всякие копытные твари хищников за собой не приводили, да ловушки чинить и переставлять. Сказывают, раньше все так жили, и ничего.
– Раньше? – разумеется, заинтересовался я. Я уже понял, что Баюн из тех людей, что готов остаться голодным, только найти свободные уши. Со мной в этом плане ему определённо повезло.
– Давно, когда королевств ещё не было, – пояснил разведчик. – Твари тогда свободно через вал перебирались, некому было их выбивать. Люди так жили, и остроухие – не было тогда ещё вражды с эльфами, никто их за нелюдь не считал. А потом на юге, где тварей меньше всё-таки было, а людей – побольше, ярлы ихние, сиречь, вожди, между собой договорились. В те времена вожди не абы кем были – это сейчас, я слыхал, в короли по праву рождения берут. И вот договорились они – и стали чудовищ теснить. Долго то продолжалось, много лет. Менялись ярлы, но вели свои дружины на север, оставляя за спиной земли мирные. Оставшиеся там оброк ярлам платить стали – за защиту. А кто, значит, не хотел перемен и за оброк землю пахать – перед дружинами на полночь шли, да селились вновь. А приходил срок – вновь снимались да опять на север уходили. Так и получилось, что стало, как сейчас.
– Однако, – мне только и оставалось, что покачать головой: супер-краткий экскурс в местную историю оказался для меня неожиданным. Правда, если припомнить кое-что мне известное, выданная мне на манер легенды выжимка скорее всего действительно отражала реальное течение исторических событий. Причём может быть не настолько уж и исторических, как можно подумать. Например, город Сплав в королевстве Зар, образовался сначала как поселение вольных лесорубов – очень похоже на то, что рассказал Баюн. Или поместье Бертран, перестроенное из замка в дом феодала – не от хорошей же жизни предки Кристиана когда-то выстроили укрепление вместо удобного дома? Скорее всего будущее герцогство Берг тогда только-только перестало быть Приграничьем, но визиты тварей на предмет поесть были всё ещё обычным делом. Ну а то, что бывшие воины и охотники ударными темпами разучились поднимать изменённых на копья, превратившись в запуганных собственными феодалами крестьян – тоже, в общем-то, довольно рядовой процесс. Если ничего не путаю, на Земле тоже когда-то так произошло, только там Шрама не было…
– А как получилось, что остальные забыли значение слов, которые в именах и названиях остались? – решил воспользоваться явно лирическим настроением сослуживца я.
– Дык просто все, – хмыкнул тот. – Раньше в каждой деревне свой говор был, а как стало людей больше – вот и стали говорить одинаково. А названия – те с прошлых времён остались: “нессария” – жемчужина, “матл” – затон или закуток, “эпия” – золотая россыпь…
– А “лилиана”? – решил узнать значение имени матери я.
– Вот не знаю, – огорошил меня разведчик. Посмотрел на меня и улыбнулся одними глазами, – нешто ты решил, что я все словесы помню? Это тебе…
Договорить Баюн не успел: дверь в казарму открылась, и все разговоры мигом смолкли.
Сложно объяснить, но спустя даже всего трое суток начинаешь вдруг различать, кто открывает дверь в твой дом – свой или чужой. Незнакомый сержант, так по-хозяйски вторгшийся в нашу скромную обитель, едва переступил порог и сразу запнулся, напоровшись на шесть недобрых взглядов. Я было собрался встать – так было положено по Уставу, но рука разведчика на плече меня удержала. Баюн в ответ на немой вопрос так же молча едва заметно покачал головой.
– Слушаем мы тебя, мил человек, коли пришел, – выдержав тщательно выверенную паузу, подал голос Филин. Именно в тот момент, когда младший командир уже втягивал в легкие воздух, чтобы хорошенько рявкнуть.
– Приказ зачитывается перед строем, боец, – с ясно различимым шипением стравив излишки воздуха, ядовито отозвался десятник. – А я что-то не вижу строя.
– Так что ж ты своих ребяток не привел с собой, – “искренне” удивился старшой. – Вот и строй бы был, зачитывай – не хочу. Хоть приказы, хоть стихи!
– А ты кто такой здесь самый умный выискался? – сорвался всё-таки Рубежник. Зря, ох зря! Ещё не зная, что задумал неформальный лидер деревенских, я заранее посочувствовал залётному саржу.
– Дык рядовой я… – опять тщательно выдержанная пауза и добивающий удар, на секунду опережающий ответную реплику. – Из десятка прямого капитанского подчинения. Набольший Басс, значится, никого над нами не поставил, стал быть, мы за ним. А чужие всякие десятники нам, уж прости, не указ. Суб-ор-динация, значит. А ты её, сержант, получается, нарушить вздумал. Как бишь, ты сказал, тебя зовут?
Мне в какой-то момент показалось, что гость сейчас натурально задохнётся от сдерживаемой злости – но нет. Только сплюнул молча на пол от избытка чувств, прежде чем развернуться через левое плечо и выйти. И это он тоже зря – не смотря на свой не самый бравый вид, грязи у себя дома зарубежники не терпели. И тех, кто её разводит. Думаю, сержанту, вообразившему себя верблюдом, предстоит множество чудных открытий завтра поутру. В каждой казарме стояла хитрая металлическая печь, на которой нельзя было готовить, но позволяющая сжигать любое твердое топливо буквально в золу. Из-за конструкции отопительной системы расход топлива получался очень низким, особенно по сравнению с так полюбившимися дворянам каминами. Но топливо требовалось, а на довольствие отвальных так никто и не поставил. Тем не менее, чему гореть всегда находилось. И откуда, спрашивается? Загадка, как есть загадка, ага.
– Десяток, стройсь, – Фомоза, похоже, поставил себе целью вызывать у подчинённых дежавю всякий раз, когда они его видят. В этот раз останавливать меня никто не стал, более того, сам Баюн, в этот раз оказавшийся во главе куцой шеренги, вполне внятно отчитался:
– Товарищ лейтенант, свободный от дежурств личный состав построен, – и даже “эта…” и “значится” не добавил.