Противоречия любви (СИ) - "Ка Lip". Страница 38

— Нет, лечебный. У меня бабка знахаркой была. В детстве мне о травках лечебных рассказывала. Я ей лечить помогала.

— Ведьма, значит, потомственная.

Дара странно посмотрела на него и отошла, забрав его рубашку. Что она может на такое ответить? То, что в этом мире все не так просто и однозначно? Бабушка учила ее пониманию окружающего пространства. Тому, что даря любовь, получишь ее взамен, а источая злобу, получишь боль. И травки она знала лечебные. Ведь природа все дала человеку, только бери. Но люди предпочитают травиться химией. Почему? Неужели ядовитый состав таблетки вызывает больше доверия, чем целебные настойки на том, что дарит земля? Все это было не объяснить таким, как Гер. Да и не хотела она ему ничего объяснять. Вот помочь раненому — это ее долг. И неважно, кто этот человек — враг или друг. Нельзя человека в беде бросать. Поэтому и рану его обработала, и молитвы прочла, пока зашивала, чтобы все зажило быстрее. Просила она у высших сил здоровья Геру, а как же иначе? Нельзя плохое людям желать. Так ее учили.

Застирывая его рубашку в тазике с холодной водой, которую она принесла из колодца на улице, она думала о странностях своей жизни. Опять судьба ее свела с этим человеком. Сколько за это время она вынесла по его вине, а ненависти к нему нет.

Дара обернулась и увидела, что Гер спит, укрывшись одеялом. Закончив стирку и прибравшись, Дара почувствовала усталость. Столько всего произошло, и теперь страх от осознания, что ее могла убить случайная пуля или эти люди, накрыл ее. Ко всему прочему, в домике стало очень холодно. Осень, наступали первые заморозки, а стены дома не были утеплены. Дара пошатала газовый баллон и поняла, что газа там мало. Значит, его нужно экономить. Он еще пригодится. Она выключила плиту. Электричество в доме не работало, наверное, его отключили на зиму. На девушке была лишь тонкая шелковая блузка, которая не спасала от холода. Она подумала завернуться в свою юбку, да только в ней тоже не согреешься. Поискав еще по шкафам, Дара не нашла ни одежды, ни вещей, в которые можно укутаться.

От ее движения и шуршания Гер проснулся.

— Замерзла? — он видел, как девушку всю колотит от холода. — Иди сюда. Слышишь, не дури. Простудишься и заболеешь.

Дара это и сама понимала. Она неуверенно подошла к кровати, где лежал Гер, затем задула свечку на тумбочке и, быстро скинув юбку, нырнула под одеяло. Моментально руки Гера обняли ее и прижали к себе. Она дернулась и затихла. Под одеялом было тепло, а от тела Гера шел жар. Она инстинктивно прижалась к нему еще ближе.

Поцелуй в шею вызвал в ее теле волну мурашек. Она дернулась, но Гер держал ее крепко. За этим поцелуем последовал еще один. Когда его язык прочертил влажную дорожку за ее ушком, она уже не смогла сдержать стон.

Ее тело оживало, и вместо холода она чувствовала, как жар охватывает ее. Огонь, разжигаемый Гером, его поцелуями, разгорался в ней. Поцелуи. Она чувствовала их на своей шее, потом на плече, с которого Гер спустил ткань блузки и бретельку лифчика. Его губы она ощутила на своем ушке и почувствовала, как он нежно посасывает мочку. От этого стало еще жарче. Когда поцелуи переместились к щеке, она развернулась и хотела сказать "Нет", но его губы оказались на ее губах, и слова потонули в его поцелуе.

Вкус ее губ сводил с ума, и Гер уже не хотел себя останавливать. Мысль о том, что ему не нужно это делать, стала неважной. Сейчас все было неважно. Ни то, что было раньше, ни то, что будет потом. В этой ночи истинным было только то, что происходило между ними. Он чувствовал ее отклик, жар ее тела, приглушенные стоны. Это была правда, единственная правда между ними. Они хотели друг друга. Где-то в глубине сознания Гера мелькали мысли о его жизни, о том, что все это лишнее, ненужное. Только обостренная до боли правда происходящего сейчас заглушала все. И остались лишь он и она, и весь мир исчез…

Он снимал с нее одежду, зная, что только это было важно сейчас: ее тело, ее кожа. Он хотел прикоснуться к ней руками, губами. Вдохнуть аромат ее страсти. Его губы исследовали ее шейку, плечи, груди. Тихие стоны, слетающие с губ цыганки, возбуждали его. Он чувствовал, как его кровь превращается в магму, и он горел. Этот огонь внутри него сжигал разум, сжигал действительность. Сейчас для Гера весь мир исчез. Дара в его объятиях стала центром его вселенной.

Дара знала, что не должна позволять делать это… не должна… Только сознание растворялось, и мир вокруг нее исчезал. Был только он. Тот, кто дарил ей объятия, в которых она задыхалась; тот, кто дарил ей забвение в поцелуях, и она забывала себя. Мужчина со взглядом тигра, да только сейчас в темноте она видела, что тигр покорился ее ласкам и стал ручным.

Боль в ране дала о себе знать. Гер сдержал стон и прижал руку к повязке. Дара почувствовала это. Она приподнялась и толкнула его. Гер лег на спину, а она забралась на него. Когда она оказалась полностью раздетой, она и не помнила. Хотя сейчас ее радовало отсутствие одежды. Она ощущала тело Гера под собой, чувствовала его кожей. Его возбужденный орган был виден в неярком свете, проникающем сквозь старые ставни на окнах. Дара дотронулась до него рукой и услышала стон Гера. Она, будто пребывая в трансе, приподнялась и стала очень медленно принимать его в себя. То действие, которое она совершала, было неподвластно разуму, да только сейчас ее разум затмился, и она не владела собой. Чувствуя, как ее заполняет Гер, Дара застонала. Этот стон и то, что сейчас происходило — соединение мужского и женского, как ритуал проходил сквозь века, и они совершали его. Кто и когда это придумал, почему это происходит? Зов предков или что-то большее? Это было лишь желание заполнить себя им, или слиться с ним, стать единым целым? Найти того, кто должен стать частью тебя…

Дара не знала это, она лишь делала то, что подсказывало ей тело. Приняв плоть Гера в себя, она качнула бедрами и начала свой танец. Вечный танец любви, танец страсти, танец слияния тех, кто не должен быть вместе, но наперекор всему соединяются в эту ночь.

Сквозь неяркий свет, проникающий сквозь щели в ставнях, Гер видел цыганку, сидящую на его бедрах. Ее волосы крупными кольцами спадали на плечи, при каждом движении оживая. И Геру виделись клубки змей, которые окутывали тело девушки и шевелились, извиваясь, и обвивали ее.

— КамАм*, — сорвалось с ее губ, — КамАм… — произнесла она со стоном, двигая бедрами в извечном танце любви. — КамАм, КамАм, КамАм, — шептала она, убыстряя темп. — Мэ тут КамАм*.

— Ведьма… — прошептал Гер.

Он видел ее лицо, когда свет луны освещал его. Ее глаза были бездонны и черны, а с губ слетали стоны и непонятные ему слова. Он чувствовал, что все происходящее уже нереально, что это бред, сон, абсурд. Только ощущение ее жара держало его разум в этом мире.

Ее движения стали похожи на танец. Или это древний ритуал? То, как она двигала бедрами, как извивалась, и как стонала. Что это? Он понимал, что теряет связь с реальностью. С ее губ слетали непонятные слова. "КамАм", — повторяла она. Он заворожено смотрел на нее, чувствуя, что его тело неподвластно ему. Она вела его к пику наслаждения.

Дара уже не владела собой. Гер внутри нее затмил все, и осталась лишь суть происходящего — он и она. И она поглощала в себя его плоть, убыстряя движение. С ее губ слетали слова, которые она уже не контролировала. Сейчас она была как в трансе. Эта луна, ее свет, проникающий сквозь щели. Он искажал пространство, и Дара видела глаза тигра, но знала, что тигр стал ручным. Она любила этого тигра и боялась его. Все смешалось и в яркой вспышке взорвалось: ненависть, месть и любовь. Дара летела в пространстве, видя его глаза и зная, что любит…

Холод ласкал разгоряченную кожу, и Гер, почувствовав, что Дара мерзнет, плотнее накрыл лежащую рядом с ним девушку. Он первым пришел в себя, еще чувствуя сладость и негу во всем теле. Что это было? Чем она его опоила, что он улетел и забыл себя? Что с ним? Сейчас ему не хотелось думать об этом. Он прижал цыганку к себе и провалился в сон.