Дама Пик - Мах Макс. Страница 28

— Теа! — Август хотел увидеть ее глаза, услышать голос, почувствовать нерв. Он не мог и дальше смотреть на ее окаменевшее лицо.

И женщина откликнулась. Она открыла глаза. Нахмурилась, словно, пыталась понять, где она, и что с ней произошло. И видимо, в конце концов, вспомнила, потому что в следующее мгновение ее зрачки расширились, как если бы она увидела нечто ужасное. Но Теа не закричала и не сделала попытки защититься от неведомой напасти руками. Она заплакала.

Сначала, слезы медленно вытекали из глаз и торили дорожки по потерявшим краски щекам. Потом полились быстрее. И еще через мгновение она уже беззвучно рыдала, заливаясь слезами и разевая рот в немом крике.

«Боги!»

Она рыдала. И единственное что мог в этой ситуации сделать Август, это пересесть к Теа, обнять ее и прижать к себе сотрясаемую рыданиями женщину. Так что весь долгий путь до дома, она проплакала у него на груди. Безутешная, беспомощная и беззащитная перед тем, что на нее обрушилось. Одна в этом огромном чужом для нее мире…

А потом они приехали в замок, и, вырвавшись из его защищающих и оберегающих объятий, Теа пробежала через весь дом насквозь и выскочила на лужайку, полого стекавшую с холма «под ноги» ближайшим деревьям леса. Остановилась на полпути к опушке, вскинула руки вверх, и с чистого рассветного неба неожиданно ударили молнии. Они были невероятны, эти молнии. Голубые с фиолетовым отливом и настолько мощные, что даже на расстоянии волосы у Августа встали дыбом. А они все били и били, попадая в открытые, обращенные к небу ладони Теа, и она их принимала. Стояла неколебимо среди грохота — гром гремел не переставая, — и ослепительного сверкания молний, и, казалось, этой рукотворной грозе не будет конца.

Август смотрел на Теа не в силах оторвать взгляд, потрясенный, восхищенный, поверженный той первозданной мощью, которой, как оказалось, была способна повелевать женщина. Он не боялся. Страха не было, потому что страх и восхищение не совместимы. Но при этом Август не решался подойти к Теа, не смел вмешиваться в то, что происходило сейчас с ней и вокруг нее. А потом все сразу закончилось. Гром затих, и молнии больше не били с чистого неба, а Теа лежала на траве и не двигалась.

Она оставалась без сознания почти двенадцать часов, придя в себя только в первых вечерних сумерках, но подниматься с постели не захотела. Предпочла ничего не менять, коротко попросив служанок, оставить ее в покое. Так что, когда Август, вежливо постучав в дверь и не дождавшись ответа, вошел в спальню, он застал Теа все в том же положении — неподвижно лежащей под летним шелковым одеялом, подтянутым под самый подбородок. Взгляд ее был устремлен в потолок. Лицо по видимости спокойно.

«Похоже на смерть, — вздохнул про себя Август. — Но, слава богам, все-таки не смерть».

— Добрый вечер! — осторожно поздоровался он.

— Перенервничала, — голос у Теа был тихий, едва слышный.

— Да, это было крайне тяжелое испытание, — согласился Август, вспоминая события Большого Летнего Бала.

— Иногда мне казалось, что я она…

— Вы и есть она…

— Нет, не она, и вы это знаете, — женщина все так же неподвижно лежала на кровати и смотрела в потолок. — Мне было страшно, Август… А потом стало одиноко. Такое смертельное одиночество… Такая тоска…

— Я понимаю, — Август не был уверен, что до конца понимает то, что испытывает Теа, но, во всяком случае, он старался это понять.

— Не понимаете, — она повернула, наконец, голову и посмотрела на Августа. — Я хотела умереть, но даже молнии меня не берут. Что же мне теперь делать?

— Жить! — твердо ответил Август и неожиданно понял, что все самое важное он должен, не откладывая, сказать ей именно сейчас. Сейчас или никогда.

— Теа, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, — я… Честно сказать, я впервые не знаю, как выразить свои чувства. Но я хочу, чтобы вы знали. Вы никогда не будете одиноки, если, конечно, вам не наскучит мое общество. И дело не в тех выгодах, которые я могу получить с вами, через вас, благодаря вам. Я просто всегда буду рядом… Если вы не возражаете, я буду рядом и сделаю все, что вы сочтете необходимым. Все, что вам понадобится… Все!

— Август, это вы мне так в любви объясняетесь?

Сказать по правде, он не понял, в чем смысл этого вопроса, зачем Теа его задала. Ирония? Сарказм? Насмешка? Или, может быть, растерянность… Или, напротив, ожидание? Шаг навстречу?

— Да, Теа, — он не нашел в себе сил улыбнуться и не захотел превратить, возможно, самый важный разговор в своей жизни в шутку. — Да, это объяснение в любви.

— Не очень изящно, — пожал он плечами, глядя на замолчавшую женщину. — Не слишком романтично. Совсем не в моем стиле, но боюсь, что, если не скажу сейчас, все станет только хуже.

— Почему вы молчите? — спросил он после долгой паузы, в течении которой Теа только молча смотрела на него широко открытыми глазами.

— Я жду, — коротко ответила она на его вопрос.

«Ждет? — удивился Август, едва ли не сбитый с толку странным ходом их разговора. — Чего?»

Впрочем, задав себе этот вопрос, он уже знал, чего, возможно, ожидает от него женщина. Ведь самого главного он ей так и не сказал.

— Я вас люблю, Танья!

Сказать это оказалось не просто, хотя раньше Август легко объяснялся в любви и делал это так часто, что слова практически потеряли свой изначальный смысл, превратившись во всего лишь «формулу начала отношений». Однако сейчас все было иначе, и, может быть, поэтому он впервые за долгое время назвал женщину ее настоящим именем, потому что любил он не Теа д’Агарис, а именно Танью. Истинный смысл этих простых слов — «Я вас люблю!» — заключался в том, что человек, женщина — это не только и не столько тело, сколько душа.

— Спасибо, Август! — неожиданно сказала Танья, глядя на него набирающими силу изумрудными глазами Теа.

— За это не благодарят! — возразил Август. Он уже понял, что, несмотря ни на что, он продолжит ее любить, но, увы, это будет неразделенная любовь.

— Вы меня не поняли, — она села в постели и улыбнулась. — Вы очень вовремя об этом сказали. В самый трудный момент. За это и спасибо.

Одеяло сползло вниз. И Танья предстала перед Августом в тонкой батистовой рубашке, которая ничего толком не скрывала. Во всяком случае, не впечатляющую грудь Теа д’Агарис, на которой туго натянулась полупрозрачная ткань.

— Наверное, я вас тоже люблю… Извини, за «наверное», но так будет честнее.

Странным образом, ее фраза прозвучала необидно, не вызвала разочарования. Слова Таньи были искренними, вот в чем дело. И еще, она впервые позволила себе обратиться к нему на «ты».

— Ну, — сказал Август, стараясь не смотреть на грудь женщины, — это даже больше, чем я мог мечтать еще минуту назад. Во всяком случае, если ТЫ меня не прогонишь, у меня будет шанс исключить из этой формулы слово «наверное».

— Будет, — кивнула она в ответ. — Я от тебя, Август, никуда не денусь. Да и не хочу никуда деваться. А сейчас иди и распорядись, пожалуйста, чтобы накрывали на стол. Ужасно есть хочется. Вот просто смертельно. Я в таком состоянии даже про любовь думать, не могу, — улыбнулась она. — Но сначала я должна… Ну, ты понимаешь, наверное. Я только приму ванну, оденусь и сразу же приду. Хорошо?

Танья вышла к столу почти через час. Голодна или нет, но — со слов Маленькой Клод — женщина принимала ванну долго и со вкусом, нежилась в горячей воде, думала о чем-то, мечтательно улыбаясь, и пила крепкое и сладкое ледяное вино. [29] Потом сидела перед зеркалом, пока камеристка расчесывала ей волосы и сооружала прическу «на вечер». Выбор платья и драгоценностей тоже потребовал некоторого времени. Однако оно того стоило. За столом Танья появилась в платье из золотого и пунцового шелка и в колье с золотистыми топазами и красными бриллиантами. В ушах рубиновые серьги, на указательном пальце правой руки тяжелый перстень с большим красным бриллиантом. Красива, уверена в себе, чуть иронична и, разумеется, аристократически изысканна. Она с видимым удовольствием принимала галантные ухаживания Августа, улыбалась и смеялась, слушая шутки и комплементы, много ела и еще больше пила.