Командиры мужают в боях - Исаков Иван Степанович. Страница 15

Советское информбюро сообщало: «12 мая наши войска, перейдя в наступление на харьковском направлении, прорвали оборону немецких войск и, отразив контратаки крупных танковых соединений и мотопехоты, продвигаются на запад…»

«На харьковском направлении… гвардейцы под командованием товарища Родимцева уничтожили около 500 гитлеровцев, захватили у противника 35 орудий, из них 15 тяжелых, подбили и уничтожили 15 танков…»

Но вот темп наступления начал снижаться, и мы получили приказ занять оборону. В небе появилось много «мессеров». Они принялись выводить из строя одну группу танков за другой. Построившись в круг и прикрывая друг друга, вражеские самолеты бомбили артиллерию, обстреливали пехоту. Небольшие группы советских истребителей вступали в неравный бой, сбивали фашистов, но и сами погибали.

Гитлеровцы чувствовали себя хозяевами положения. Правда, и мы кое-где продолжали прижимать фрицев. Так, в районе населенного пункта Байрак (неподалеку от Перемоги) один их пехотный полк был окружен. Но уничтожить его или принудить к сдаче нам не удалось. Немцы спокойно перебрасывали ему на самолетах все, что нужно. А мы не могли воспрепятствовать этому. Спустя несколько дней танки противника прорвались к окруженным и вывели их из кольца.

В середине мая, когда наш полк все еще находился во втором эшелоне, около двадцати «юнкерсов» встали в круг и, чувствуя свою безнаказанность, завертели карусель над огневыми позициями нашей артиллерии. По очереди они со страшным воем пикировали, сбрасывали одну-две бомбы и снова возвращались в строй.

И вдруг откуда-то появился один-единственный И-16. Он ворвался в середину карусели, сбил одного Ю-87, подбил второго. Строй сразу же нарушился. Беспорядочно сбросив бомбы, «юнкерсы» разлетелись кто куда.

Находившийся в это время в расположении нашего полка заместитель командира дивизии полковник Си-гита вылез из окопа, снял каску, закричал:

— Этому истребителю нужно дать сразу полную шапку орденов! И Звезду Героя не жалко!..

Примерно на четвертый день противник подтянул свежие танковые части. Они начали таранить оборону нашей дивизии. Мы хотя и находились во втором эшелоне, тоже ощущали эти удары.

Нам в тот период было придано подразделение противотанковых ружей. Оружие это в общем неплохое. При попадании в уязвимые места оно поражало танки, но главным образом с близкого расстояния. А в ту пору подпускать к себе вражеские машины еще побаивались. Поэтому основная тяжесть борьбы с ними ложилась на артиллеристов. Они покрыли себя неувядаемой славой. Трудно кого-то выделить особо. Отличилась вся артиллерия. В ожесточенной трехчасовой схватке с неприятелем только одна пушечная четырехорудийная батарея старшего лейтенанта Ивана Михайловича Быкова уничтожила 26 танков и одну бронемашину. Всего же в тот день было сожжено 39 вражеских танков.

Харьков находился в каких-нибудь тридцати — сорока километрах. Артиллеристы вели огонь по противнику почти в упор. Стрелковые подразделения тоже смелее стали вступать в единоборство с гитлеровскими машинами. Они подбивали их из ружей, подрывали гранатами, жгли бутылками с горючей смесью. Сколько фашисты ни атаковали нас, успеха не имели.

Позже, когда за эти бои Ивану Михайловичу Быкову было присвоено звание Героя Советского Союза, одна из центральных газет поместила дружеский шарж на него, сопроводив рисунок широкоизвестным перефразированным изречением: «Если артиллерия — бог войны, Иван Быков — ее апостол».

И раз уж я упомянул о редкой для того времени награде, которой был удостоен за совершенный подвиг отважный артиллерист, добавлю, что командир 1-го дивизиона 32-го гвардейского артиллерийского полка, в состав которого входила батарея Быкова, гвардии капитан Иван Ильич Криклий за бои под Харьковом был отмечен только что учрежденным орденом Отечественной войны I степени за № 1.

Через двадцать три года после этих событий в газете «Красная звезда» я прочитал очерк полковника А. Зеленцова «Артиллеристы умирают у орудий», посвященный Ивану Быкову. В нем я нашел такие строки:

«…На рубеж, занимаемый советскими воинами, устремилась лавина танков. Вначале, наблюдая за приближением машин, он (Быков) считал их и тут же делил на количество орудий в батарее. Выходило на каждое орудие не менее десятка.

Три бесконечно долгих часа длился бой. Танки врага подходили чуть ли не вплотную к орудиям, к окопам стрелков и автоматчиков. Но пробиться к ним так и не смогли. Только тогда, когда гитлеровцы отошли, он оторвался от прицела, у которого заменил убитого наводчика. И тут же потерял сознание. Очнулся в медсанбате.

А потом в палату ворвался разгоряченный корреспондент дивизионной газеты „На разгром врага“. Захлебываясь, сообщил, что Быкову Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза.

— Напишите хотя бы коротенькое письмо односельчанам, — умолял корреспондент. — Вот как нужно! — провел он ладонью по горлу. — Понимаете, какое это имеет воспитательное значение?!

Корреспондент ушел. Стихли, уснули находившиеся в палате товарищи. А он продолжал лежать с открытыми глазами и смотреть в морщинистый брезентовый потолок.

Одна за другой проносились картины детства и юности: школа, шахта, первый заработок, военное училище, прием в партию… Разве думал он, разве мог даже предположить, что станет Героем Советского Союза? Честным человеком — да! Верным сыном Родины — да! Но Героем Советского Союза… Герои всегда казались ему людьми особыми, исключительными. А он? Что, собственно, сделал?

Стоял, когда вокруг взметались комья земли, разлетались веером осколки. Инстинкт самосохранения требовал лечь, прижаться к земле, а он стоял… Если ляжет, то не будет видеть наступающие танки, не сможет определить до них расстояние, подавать команды. Не увидел бы, что с левым орудием случилась беда. Ранило наводчика Кутаева, правильного Огоняна, подносчика снарядов Баширова. Орудие прекратило огонь. А тут как раз гитлеровский танк. Минута-другая, и он окажется на огневой позиции. Тогда не только левое орудие, вся батарея может погибнуть. Он бросился туда, хотя хорошо понимал, что не успеет. Но он все же бежал. Бежал и кричал для того, чтобы его увидели и услышали подчиненные, чтобы они поняли грозящую опасность, набрались сил. И они услышали. Раненные, окровавленные, поднялись Кутаев, Огонян, Баширов. Метким выстрелом остановили танк.

Правда, потом ему пришлось все же встать у орудия… Убило наводчика. Говорят, что он лично уничтожил одиннадцать танков. Может быть. Он не считал. Некогда было…

И он написал в газету: „Я горжусь высокой наградой. Но я сделал лишь то, что на моем месте сделал бы каждый командир. Все бойцы должны драться с гитлеровцами, как сражались наши орлы-артиллеристы. Ни один гвардеец не дрогнул перед натиском фашистских танков, не ушел от орудий и до последнего снаряда бил врага. Это был наш долг перед матерью-Родиной, и мы его выполнили“».

1-й батальон находился несколько южнее Перемоги, левее того места, где шел жестокий бой артиллеристов с фашистскими танками. Мы закрепились на восточных скатах высоты, но полностью овладеть ею не сумели. Перед нами на самом верху был наблюдательный пункт противника, с которого хорошо просматривались наши ближайшие тылы. Нам же наблюдать, что делается у неприятеля, мешала высота. Мы неоднократно пытались столкнуть противника. Были моменты, когда высота почти переходила к нам. Но из-за скатов появлялись вражеские танки с пехотой, и нас отбрасывали. Минометная рота Цурбанова, которая поддерживала батальон, была бессильна против танков. Расчетам ПТР удалось поджечь только одну машину.

Как-то утром позвонил Иван Аникеевич Самчук.

— Ты что, Исаков, прирос к этим скатам?

— Не дают ходу танки.

— А ты шевели мозгами, подумай, как взять высоту. В шестнадцать ноль-ноль доложи решение.

— Есть доложить в шестнадцать ноль-ноль…

Ракчеев вопросительно смотрел на меня, пытаясь угадать, о чем шла речь.