Америка, которую никто не открывал (ЛП) - Грант Ким Хелен. Страница 13

— Я… В больнице… Наверное. Джеймс, я приеду домой, сейчас… Я могу сказать много ложного…

И бросила трубку.

Следующий месяц был ужасным. Оглядываясь на события того года, я все думал, как мне удалось не сойти с ума в тот призрачно серебристый декабрь. Мысли лились потоком двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Похороны состоялись прямо в сочельник и мама долго была против. Она не хотела, чтобы я портил себе настроение перед Рождеством. Но я должен был.

Церемония была красивая, но я не мог по достоинству оценить происходящее. Виновой всему послужила Америка. Она не пила, но стала очень много курить (до этого я видел ее с сигаретой всего три-четыре раза). Да и кроме того… Взгляд. Вот основная причина того, что декабрь две тысячи первого я считаю самым ужасным месяцем своей жизни. Ее глаза стали значительно темнее, уж не знаю из-за чего. Она смотрела на все безучастно, так, словно хотела сказать: мне неинтересно жить. И помните, наш (то есть мой) первый раз на полу в ванной? Когда она засмеялась в ответ на мой вопрос? Это было не согласие. На самом деле та боль, которую она получала в течении трех лет глубоко засела в ее душе. А сейчас она лишь больше усилилась. И если тогда Америка еще могла подавлять ее алкоголем, то сейчас эта боль захватила ее всю. Разум, тело, душу— боль управляла всей Америкой, и это было столь же ужасно, как если бы она сошла с ума.

Мне было страшно признавать тот факт, что до психиатрической больницы Америку отделяет всего лишь еще одна попытка самоубийства.

Она жила у меня. Почему— я уже сказал. Это могло произойти с ней в любой момент— чуть сильнее почувствовать боль, чуть более сильный импульс— и я могу не успеть.

Мама была против всего. Сам факт существования Америки заставлял ее поджимать губы. Отцу тоже не нравилась Америка, но если мама чувствовала интуитивно, то папа, как бывший психолог, объяснил:

— Глубочайшая депрессия. Склонность к суициду. Все симптомы на лицо. Знаешь, лучше тебе оставить эту девушку. Ей уже шестнадцать, в таком возрасте человек переносит беды очень тяжело. Кроме того, после депрессии у нее могут начаться приступы агрессии. Тебе же не хочется, чтобы…

— Я люблю ее, — перебил отца я. Он устало потер свою тонкую переносицу.

— Иногда мы влюбляемся не в тех людей. Я не запрещаю, конечно, но вскоре ты сам все поймешь.

После каникул я отвез Америку домой. Меня встретила Эмили. Америка отшатнулась от нее и молча медленно пошла к себе в комнату.

— Девочке нужно лечение в специальной клинике, — с презрением отозвалась Эмили. Я внимательно оглядел ее с головы до ног. Я начал понимать, кто передо мной стоит.

Тот, кто поселил в Америке грусть.

— Вы уже оформили опекунские бумаги? — спросил я строго. Эмили была ниже меня примерно на голову. Она усмехнулась.

— Зачем? Не удивлюсь, если через неделю девчонка отправится вслед за папочкой.

Я замер. Она смотрела на меня пустыми глазами. Пустая, вот какая она. Пустышка.

— Как вы смеете?! — вскричал я. Дикие эмоции хлынули наружу. Я две недели держал это в себе.

— Как вы смеете?! Вы врываетесь в чужую семью, рушите жизнь трех людей, притворяетесь, что любите Зака… Во имя чего?!

— Денег, — пожала плечами Эмили. В отрешенности Америки и то было больше жизни, чем в Эмили в нормальном состоянии.

— Денег?! Денег?! А вы знаете, кто готов на все, ради денег?!

— Ну-ка прикуси язык, малец! — рявкнула Эмили. Но я был в гневе и она меня не напугала.

— Такие же шлюхи, как вы!

Я плюнул ей в лицо. Не знаю, куда я там попал. Я побежал на верх к Америке, вслед мне неслись вопли Эмили.

Я забежал в комнату, ожидая увидеть Америку, сидящую на кровати и смотрящую в одну точку. Нет. Она курила. При чем ее глаза блестели такой жизнью, какой не было в них до смерти ее отца.

— Джеймс, я завязываю с этой депрессией. Мне просто нельзя сейчас раскисать. Либо я провороню свой шанс на жизнь, либо ухвачу его.

Я молчал. Я чувствовал радость, гордость, легкость.

— Тварь захочет от меня избавится, — неторопливо продолжила Америка. — Но у нее не выйдет. Я тот еще таракан. Выживу. А сука сдохнет. Ну не сдохнет… Но остаток жизни я ей точно отравлю.

Она выкинула сигарету в окно и принялась с оживлением раскладывать вещи.

На следующий день в школе все бросали на Америку многозначительные взгляды— новость облетела школу. Но она держалась молодцом. Гордая, спокойная, словом такая, какой должна быть Америка Джонс.

Крис ни о чем не спрашивал— наоборот очень деликатно обошел тему о родителях, когда наш разговор случайно ее затронул.

За две недели я все-таки привык к обществу Америки. Ночью моя рука по привычке упала, чтобы обнять ее тело, но наткнулась на воздух. Я вздохнул и лег спать.

Не тут-то было. Прошло от силы два часа, как я услышал стук в окно. Я мнгновенно понял, кто это. Я отдернул штору и увидел не только Америку, но и Криса рядом с ней. Оба широко заговорщески мне улыбались.

— Вы что? — я открыл дверь. Америка усмехнулась, Они с Крисом мельком переглянулись.

— Вылезай, — тихо сказала Америка. Тем не менее я услышал «сейчас будет приключение».

И оказался прав.

Глава 8

И оказался прав.

Я вылез в окно, уже гораздо быстрее спустился вниз следом за Америкой и Крисом.

— Ну? Что вы задумали?

— Вы? Америка, — ухмыльнулся Крис. Америка сверкнула глазами.

— Мы отомстим Эмили. По полной программе. На сегодня у нас запланировано примерно десять пакостей.

Я не смог сдержать улыбки. Это была Америка-живая, жаждущая действия, с отличными чувством юмора и извращенной фантазией (во всех смыслах слова «извращенный»).

— Итак, — Америка развернула много раз сложенный и все равно помятый листок бумаги. — Хоть я ни хрена не вижу, но сделаю вид, что читаю. Задача первая. Кодовое имя: платье для принцесски. Цель: попортить гардероб Эмили.

— Она сейчас дома? — спросил я.

— Нет. Сегодня она ночует где-то. Где-то— это у нового папика. И весь ее шкаф в нашем распоряжении.

Мы отправились к Америке домой. Спокойно зашли, включили свет в коридоре. Она дала нам с Крисом ножницы и торжественно произнесла:

— Можете пока куда-нибудь спрятать. Сейчас наша задача открыть дверь.

Впрочем, это не составило большого труда. Крис быстро подцепил язычок ножом и дверь распахнулась.

Америка подошла к громадному платиновому шкафу. Открыла его массивные двери и начала остервенело срывать наряды с вешалок.

Когда шкаф опустел, а на полу образовалась солидная кучка одежды, Америка хлопнула в ладоши и воинственно произнесла:

— Приступим!

И мы приступили. Мы так остервенело рвали и резали платья, джинсы, костюмы, майки, футболки что вскоре лоскутки перемешались и при всем желании здесь уже невозможно было найти, что от какой вещи.

Америка осталась довольна результатом. Втроем мы покидали лоскуты в шкаф и кое-как заперли его. Она вытерла лицо рукой и объявила:

— Задача вторая. Кодовое название: Феррари для Шумахера. Цель: основательно испортить машину Эмили.

— Подожди. Разве она к папику своему не на машине приехала?

— Нет, этот седой хрен женат, на всякий случай он забрал ее сам.

— Идеально, — облизался Крис. Я кивнул.

С машиной дела обстояли еще веселее. Мы радостно раздирали сиденья великолепного ярко-красного мерседеса, резали разные проводки, прокалывали шины, деформировали диски и царапали корпус. Словом поднасрали как умели.

— Довольно, — сказала Америка. Крис так разошелся, что собирался уже разбить стекло машины.

— Что там дальше? — спросил я, предвкушая веселье.

— Задача третья. Кодовое название: кара за измену. Цель: сделать так, чтобы папик и Эмили надолго запомнила эту ночь.

— И что ты собираешься предпринять? — с сомнением спросил Крис. Я тоже пока не был уверен в выполняемости плана.

— Благодаря тупости Эмили у меня есть запасной ключ от ворот дома папика. Но для начала мы посетим магазин Рокки Хоррора.