Кхаа Тэ (СИ) - Согрина - Друк Дарья. Страница 30

Интерес барона и сельчан не угасал, но вместе с любопытством, в сердцах людей появилась и тревога. В Мендарве всегда относились с опаской к церковникам, которые изображая добродетель, на самом деле, выискивали приверженцев чародейства и пособников нелюдей.

Вездесущее присутствие адептов Тарумона Милосердного дурно влияло на народ. Слухи, подобно ветру, распространялись по местности, просачиваясь через стены деревянных домов и каменную кладку замка. Всем было вестимо, что изначально, святоши искали загадочную даму, о которой ни кто не ведал. Затем, убедившись, что незнакомка действительно не появлялась здесь, они прекратили расспросы, но все же не покинули земли барона. Храмовники выжидали. Но чего именно?

Жители Дубков стали с подозрением относиться друг к другу. Каждый видел в соседе врага, спутавшегося либо с магами, либо с нелюдями. Дабы избежать гнева церкви, сельчане стали меньше смеяться, старались не вести долгие разговоры, а многие вовсе замкнулись в себе, каждый раз, испугано озираясь, проходя по улочкам села. Никто не желал узреть себя на костре или же повешенным в лесу Серых лисиц.

Ребекка старалась забыть кошмары той ночи, мистические надписи на поверхности лужи и пепле, все, что могло привлечь внимание храмовников. Но одна вещь неизменно возвращала ее в прошлое. Исчезновение матери. Девочка не желала допускать мысли, что Аэлтэ погибла.

Каждый сплетник в «Дубовом листке» сотый раз рассказывал слезливую историю о том, как несчастную женщину, решившую невзначай покинуть родной дом во время бушующего ненастья, забрала река в ту проклятую бурю. Никто не сомневался, что Аэлтэ сгинула в объятиях Темноликой, хотя ее тело не было найдено. Бурные воды Зарницы во время урагана, могли утащить бедняжку к Форгу, а то и в само Море Семи Ветров.

Но предположения соседей не волновали семейство Лангрен. Они хранили светлую память об Аэлтэ, надеясь, что милость Тарумона Милосердного уберегла ее, и однажды, она вернется к ним. Постучит в двери и кинется в объятья родных, когда они появятся на пороге.

Частенько ночами златовласка плакала в подушку, вознося молитвы Создателю, но при отце и братьях она держалась, дабы не привносить горечь в нелегкое бремя.

Помимо пропажи матери, в их семью нагрянула еще одна беда - нужда. Зима еще не началась, а запасы продуктов таили на глазах. Король лишил Лангренов прибыли на Ярмарке, а ураган остатков урожая. Приходилось резать птицу и наведываться в Темную Дубраву за грибами да ягодами. Но даже скудные крохи природных даров, не могли надолго задержать наступающий голод, злобно сверкающий острыми и беспощадными клыками.

Артур уже было подумывал, не наняться ли ему на службу к барону или же отправиться в Форг, а может и в Град, дабы подыскать себе там работенку, чтобы прокормить отпрысков. Но страх, что дети останутся одни, в окружение храмовников, да неприветливых соседей, его останавливал от поспешных решений. Упаси Тарумон Милосердный с ним что-то приключиться в далеких краях - ребятня останется сиротами и тогда, бесспороно, их ждет плачевная участь.

Лес мелодично шелестел янтарно-желтым нарядом, подыгрывая легкому дуновению ветра. Величественные дубы шептали незнакомые слова, поскрипывая могучими ветвями. Временами с их широких крон срывались одинокие листья и, кружа в воздухе, медленно опускались на землю, создавая на траве пестрый узорчатый ковер.

Ярким покрывалом до самого горизонта, широко раскинулась по холмам Темная Дубрава. В дремучей чащобе, прямые и искривленные деревья, высокие и приземистые, глухой стеной переплетались между собой цепкими ветвями, словно заключая собратьев в крепкие объятья. Разрушительный ураган, пронесшийся по лесу месяц назад, оставил неизгладимый след. Поваленные стволы, да вырванные из почвы корни древних великанов, превратили Дубраву и вовсе в непроходимые заросли. Бродить по густым дебрям бурелома было крайне сложно. Узкие тропы, протоптанные людьми да животными, скрывали сломанные ветви. И лишь дорога, вдоль полуразрушенной монолитной стены, густо покрытой кудрявым зеленым мхом, да паутиной плюща, где ежечасно проходил пограничный патруль, была пригодна для ходьбы. Но там нельзя было отыскать грибные поляны или ягодные кустарники. С одной стороны высилась каменная ограда, с другой баррикада из валежника, убранного с пути храмовниками да солдатами.

Не повсюду минувшая стихия оставила свою метку. Кое-где, среди буревала, встречались небольшие лужайки, обрамленные изгородью кустов ежевики и малины. В этих незатронутых ненастьем местах, можно было смело отыскать грибные пригорки. Поляны стали приютом и местом уединения не только для растений, но и для живности, обитающей в Дубраве.

Высоко в ветвях, облаченных в медное или золотое кружево, днем дремали пушистые совы, и вовсю голосили ярко-красные удоды с длинными хвостами. На пожухлой траве, нежась в скудных лучах осеннего солнца, дремали пятнистые косули. До слуха незнакомцев, решивших побродить по лесу, иногда доносился треск сучьев и недовольное похрюкивание дикого кабана, продирающегося сквозь валежник.

В Дубраве также обитали волки. Их протяжный вой был слышен на всю округу в промозглые и темные ночи. Зимой «псы ветра», перебирались через лазы в стене и покидали Мендарв, отправляясь в Круан, утопающей в вечной весне, или иные государства Нирбисса, где не подвергались гонениям и не были вынуждены тратить долгие дни на поиски пропитания.

Среди народа ходили сплетни, что в лесах страны людей водятся единороги, но давно никто не видел серебристых скакунов. Кто-то утверждал, что они вымерли еще до набегов оборотней, а некоторые, были убеждены, что дивные создания крайне пугливы и, сторонясь людей, скрываются в самой непроходимой чащобе.

Одним из таких приверженцев правдивости легенды являлся Тивар. Он даже объявил награду в тысячу золотых, если ему приведут живого жеребца с серебристым наростом во лбу и искрящейся белоснежной шерстью, подобной россыпи алмазов, что мерцают при свете луны.

То и дело, в лесах и рощах трубили рога охотников, жаждущих отыскать пресловутых единорогов, но ни кому из ныне живущих в Мендарве, не удавалась даже мельком взглянуть на этих животных, не то, чтобы поймать в капкан.

В противовес слухам о грациозных скакунах, большой популярностью среди народа пользовались истории об огромных живых деревьях. Копейщики да лучники, несущие дозор на границе, подле стены, частенько рассказывали байки про то, как им посчастливилось узреть ходячие дубы, тополя и каштаны, пробирающиеся через чашу, по ту сторону защитной ограды, там, где начинались территории Большой земли.

Не только солдатам, но порой и простому люду, оказавшемуся на Дозорной тропе, удавалось лицезреть живые древа. После увиденного, эти баловни судьбы, подобно трубадурам, пользовались успехом у местных сплетников и зевак, которые заполонив таверны и открыв рты, слушали рассказы, повторяющиеся десятки раз.

Многие мендарвцы были уверены, что если попадешь в лапы древесному чудищу, то он может вмиг разорвать на части или же превратить в сухое бревно. Наслушавшись всевозможных домыслов, даже стражники временами дрожали от страха, неся караул в темную пору. Иногда, когда неуклюжий патрульный цеплялся доспехами за торчащие ветви из-за стены, и не мог тут же высвободиться, его испуганный и истошный крик, разносился над лесом. После этого следовала ругань более расторопных соратников непутевого стражника, которые попрекали бедолагу в наивности и трусости. Естественно, ни один дендройд в здравом уме и не подумал бы пересекать границу Мендарва, где жутко ненавидели нелюдей, и тем более, не стал бы нападать на несчастных копейщиков.

Ребекка, подобрав полы серого платья, с корзиной наперевес, осторожно шла по лесу, перебираясь через сухие бревна, да перескакивая через канавки, поросшие медуницей и барвинком. Она все время осматривалась по сторонам. Дубрава ее не страшила, она с детства бывала здесь то с братьями, то с отцом, а иногда с Годфри. Но осмотрительность еще никому не мешала, дикие животные могли встретиться на каждом шагу. А натолкнуться на кабана, с одним лукошком в руке, малоприятная перспектива.