Ничья его девочка (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 19
Из машины хотел выйти, невозможно уже было в этом замкнутом пространстве сидеть, да остановился. Дыши глубже, Граф. Совсем уже с катушек съезжаешь. Пот тыльной стороной ладони смахнул, запрещая себе вспоминать. Ситуация другая. Я другой. Все просчитано. Нигде промахов быть не должно. Притом моя девочка уже написала мне, что едет. Значит, все хорошо. Что же трясет так, а? Совсем с ней помешанным стал. Мозги напрочь отключаются, когда о ней думаю.
Прошли эти несчастные пять минут, только на горизонте я так никого и не увидел. Ладно, может, задержались, авария по дороге, да что угодно. Пара минут ничего не решит. Только прошло уже десять, пятнадцать, двадцать… Звонить не стал, чтобы не испортить ничего - вдруг засекут. Только каждая минута, как пытка. В горле пересохло и в висках стучит, адреналин зашкаливает. Бл… Куда они пропали? Может, другим путем поехали? В голове мысли одна за другой, и секундная стрелка бежит, показывая, что прошла еще минута, вторая, третья, горло в спазме сжимается… Черт! Схватил все же телефон, набрал. Отключен! Дьявол! Изгоя набрал:
– Слава… не едут пока.
– Я знаю, Андрей…
– Откуда?
– Наши из отеля сообщили, что они вообще никуда не выехали?
– Что за нахрен?
– Не знаю. Ждем пока.
– Хорошо. На связи!
И все эти гребаные страхи сейчас мощной волной накрыли. Ведь не зря оставлять боялся. Хожу, как по минному полю, на котором еще и капканы расставлены. Только голову поднимешь, на секунду отвлечешься - и в твою кость уже железные зубья впиваются.
Как же с ней связаться? Александра, что там происходит, а? Ты ведь писала, что выехали. Зачем солгала? Не хочу в это верить! Не могла она солгать! После всего, что было за эти дни, не могла. А где-то мерзким голосом внутри.
«Могла… в этом долбаном мире все могут врать и предавать. Абсолютно ВСЕ».
Открыл браузер, чтобы написать сообщение, и чуть телефон из рук не выронил.
СТРАНИЦА УДАЛЕНА…
Звонок. Ответил в лихорадке, не глядя, кто звонит. А потом контрольный. В голову!
– Да, Макс. Что? Когда? Твою ма-а-а-ать! Как Даша и Тая? Они живы? – и сердце биться перестало, в холодный пот бросило, – Держись! Слышишь, бл***ь? Держись там! Я выезжаю!
ГЛАВА 12
У меня пульсировало в затылке. Монотонно, с отдачей во все части тела, онемением в такт попискиваниям электронных приборов в отделении интенсивной терапии. Я не помню, как сюда приехал. Я вообще ничего не помню с момента, как лично услышал крик Даши о том, что в их машину стреляют. Услышал и окаменел. Я так же слышал, как визжат покрышки автомобиля, как она что-то говорит дочери, как громко плачет навзрыд, и эти звуки выстрелов, а я просто впал в состояние шока, сжимая сотовый все сильнее и сильнее, пока не услышал оглушительный треск, как от удара, и не заорал сам.
Когда я уже мчался на своей машине к трассе, мне позвонили наши и сообщили, что машину Даши обстреляли, и она в тяжелом состоянии вместе с ребенком доставлена в больницу. С этой секунды у меня начало пульсировать в затылке оглушительно-монотонной болью. Я словно погрузился в вакуум, из меня вытянуло весь воздух и продолжало тянуть с такой силой, что глаза налились кровью и я слышал треск собственных сосудов в ушах. Как будто я глубоко под водой, и от силы давления меня разрывает на части. Почему не поехал с ней?! Почему, бл**ь, не остался дома в гребаную субботу?! Почему, мать вашу?! Почему мои девочки?! Не знаю, с кем я говорил и кому рычал проклятия. То ли Богу, то ли дьяволу, то ли самой смерти.
- Если заберешь их у меня, я устрою здесь апокалипсис. Слышишь? Я взорву этот гребаный земной шар. Только посмей их тронуть!
Влетел в приемную, толкая, к дьяволу, каждого, кто попадался на дороге. Но по пути наверх к операционным меня схватили несколько охранников, я яростно пытался растолкать их и ломануться наверх. Я, кажется, что-то орал, но не помню, что именно. Точно знаю, что требовал, чтобы мне дали увидеть жену и дочь. Орал их фамилии и имена. Требовал, чтобы позвали Фаину. Мне сказали, что ко мне сейчас выйдет врач, его вызвал по рации один из верзил, когда я заехал ему в челюсть и выхватил ствол из-за пояса. Он выставил руки вперед.
- Максим Савельевич, вам нельзя наверх. Там операционные. Понимаете? Успокойтесь!
- Насрать! Я хочу их видеть, мать твою, или я сейчас вынесу тебе мозги, и ты сам ляжешь на операционный стол. А-а-а-а-а. Бл**ь! Кто-то пусть скажет, что происходит, или камня на камне здесь не оставлю.
Это была дичайшая паническая истерика. Со мной творилось что-то немыслимое. Я даже думать не мог, что моим девочкам сейчас больно и кто-то из них пострадал. Не мог. Меня всего скручивало, и внутри – там, где сердце, болело так, что я хотел орать от этой дикой боли. И страх. Отвратительно вязкий, неконтролируемый. Настолько оглушительный, что я от него начал задыхаться. Даже думать боялся, что они там… что их режут скальпелем, что их тела утыканы трубками и иглами. Меня всего трясло, как в лихорадке.
Когда из недр коридора, в который меня так и не пустили, вышел один из врачей в заляпанном кровью хирургическом костюме, меня затошнило. Да, я испугался крови. Потому что знал, чья она.
И еще я его узнал. Имя такое лошадиное – Мирон. Они вместе с Фаиной приезжали ко мне в офис несколько раз за чеками на новое оборудование, и как раз вот этот дрыщ, на котором халат болтался, как на вешалке, рассказывал всякую абракадабру о новых технологиях и каких-то позитронных камерах для исследования мозга. Едва он приблизился ко мне, я тут же схватил его за шиворот и впечатал в стену так, что маленькие круглые очки повисли на кончике его длинного веснушчатого носа.
- Я хочу информацию! Всего лишь информацию! У вас в приемной ни одна сука не знает, что с моей женой и ребенком? На что идут деньги? На тупых куриц, сидящих в телефонах?
- Не кричите, Максим Савельевич! Что за бардак вы здесь устроили? Это больница. Не нужно здесь закатывать скандалов и разборок. Это недоразумение, что в приемной не дали вам точной информации. Но вы пациенты иного уровня, и им приказано не разглашать, понимаете? Возможно, вас не узнали и…
- Недоразумение – это ваш персонал. Но об этом точно не сейчас. Что с моими девочками? Где они? Какого хрена меня не пускали сюда?
Врач скинул мои руки с таким невыносимым спокойствием, что мне захотелось его размазать по стене, да так, чтоб от него осталось мокрое пятно и очки со звоном упали на пол. Словно в ответ на мои мысли, он поправил их на переносице и одернул костюм. Ниже меня на полторы головы и смотрит снизу-вверх, как будто он Бог, а я странное и опасное насекомое. Проклятье. И он прав… Он – Бог, а я насекомое, которое зависит от его знаний и опыта. Даже от одного его слова – ведь он мог меня сейчас убить, сказав что-то необратимое, и меня снова прошибло ледяным потом.
- Там, наверху, сейчас по кускам собирают вашу жену и оперируют вашу дочь. А вы орете здесь, как ненормальный. Куда вы собрались? В операционную? Вы можете им помочь вашей бабской паникой? Или тем, что напугаете персонал?
Словно водой ледяной облил или пощечин надавал. Я знал, что он прав. Знал, мать вашу, я успокоиться не мог, дыхание не выравнивалось.
- Что с ними? Я хочу знать, насколько… - я отвел взгляд и с шумом втянул воздух, давясь им, стараясь отдышаться.
- У нас не было времени даже разбираться, что и насколько. Их привезли в тяжелом состоянии и тут же отправили в операционную. Все, что я могу вам сказать – это то, что жизнь ребенка уже вне опасности, и ее скоро переведут в послеоперационную палату. Я принимал участие в операции, и у нее нет серьезных повреждений. Операция прошла успешно.
- Почему операция?
- Потому что вправляли открытый перелом и зашивали рваную рану на бедре.
Я со свистом втянул отравленный воздух и стиснул кулаки до хруста в суставах.