Хирург - Герритсен Тесс. Страница 8

– Налогоплательщики получают то, за что платят, – заметила Риццоли. – Эта машина – сущий хлам.

Мур выключил кондиционер и открыл окно. В салон ворвались запахи раскаленного асфальта и выхлопных газов. Он и без того задыхался. Ему было странно, как это Риццоли выдерживает в пиджаке. Мур снял свой сразу же, как только они вышли из дверей медицинского центра «Пилгрим». Он знал, что ей наверняка жарко, поскольку видел капельки пота, поблескивавшие над ее верхней губой – губой, которой, похоже, никогда не касалась губная помада. Риццоли не была дурнушкой, но, в отличие от других женщин, неравнодушных к макияжу и побрякушкам, казалось, старательно маскировала собственную привлекательность. Она носила мрачные костюмы, которые совершенно не подходили к ее хрупкой фигурке, а вместо прически на голове была бесформенная копна черных кудряшек. Риццоли была такой, какая есть, и окружающим предлагалось либо принимать ее в этом виде, либо убираться ко всем чертям. Мур понимал, в чем причина такой строгости к себе, – возможно, это помогало ей выжить как женщине-полицейскому. Риццоли по мере сил боролась за свое место под солнцем, пытаясь выстоять в жестокой конкуренции с мужчинами.

Точно так же, как Кэтрин Корделл. Но доктор Корделл выбрала иную стратегию: она держала дистанцию. Во время разговора с ней у Мура возникало ощущение, будто он смотрит на нее сквозь матовое стекло – настолько отстраненной и расплывчатой она казалась.

Именно эта отстраненность и раздражала Риццоли.

– С ней что-то не так, – заметила она. – Чего-то не хватает в плане эмоций.

– В конце концов, она же хирург-травматолог. Ей по роду деятельности положено быть хладнокровной, – возразил Мур.

– Есть хладнокровие, а есть лед. Два года тому назад ее связали, изнасиловали, чуть не изуродовали. А она так спокойно говорит об этом. Мне это кажется странным.

Мур остановился на красный сигнал светофора и уставился на запруженный перекресток. Пот струйками стекал у него по спине. Он плохо соображал в жару, становился размякшим и тупым. Он уже мечтал о том, чтобы лето поскорее кончилось и пришла зима с ее белоснежной чистотой...

– Эй, – окликнула его Риццоли. – Вы меня слушаете?

– Она очень выдержанная, – произнес он наконец.

«Но совсем не ледяная», – подумал тут же Мур, вспомнив, как дрожала рука Кэтрин, когда она передавала ему фотографии женщин.

Уже сидя за рабочим столом, он, потягивая теплую колу, стал перечитывать статью, напечатанную несколько недель тому назад в «Бостон глоб»: «Женщины, владеющие ножом». Речь шла о трех женщинах-хирургах из Бостона – их триумфах и поражениях, проблемах, с которыми они сталкиваются в своей профессиональной среде. Фотография Корделл была самой удачной. И дело было не только в ее внешней привлекательности; поражал ее взгляд – такой прямой и гордый, словно Кэтрин бросала вызов фотокамере. Ее портрет, как и статья, убеждал в том, что эта женщина полностью управляет своей жизнью.

Мур отложил статью в сторону и задумался о том, каким обманчивым может быть первое впечатление. Как легко замаскировать боль улыбкой, упрямо вздернутым подбородком...

Он открыл другую папку. Глубоко вздохнув, принялся перечитывать отчет следователей из Саванны по делу Эндрю Капры.

Свое первое убийство, из числа известных полиции, он совершил, будучи студентом медицинского факультета Университета Эмори в Атланте. Жертвой стала Дора Чикконе, двадцатидвухлетняя аспирантка того же университета, которая была найдена привязанной к кровати в ее комнате на съемной квартире. При вскрытии в ее теле были обнаружены следы сильнодействующего лекарства рогипнола. Осмотр квартиры не подтвердил факта насильственного вторжения.

Жертва сама пригласила убийцу к себе домой.

Одурманенную наркотиком Дору Чикконе привязали к кровати нейлоновым шнуром, ее крики заглушала клейкая лента на губах. Сначала убийца изнасиловал ее. Потом взялся за скальпель.

Она была жива во время операции.

Закончив экзекуцию, убийца вырезал матку, которую прихватил с собой в качестве сувенира, и нанес смертельный удар: одним взмахом лезвия глубоко рассек шею слева направо. Хотя полиции удалось взять на анализ ДНК из спермы убийцы, никаких других ниточек к нему не было. Расследование осложнялось тем, что Дора слыла девушкой раскованной, завсегдатаем местных баров и частенько приводила домой мужчин из числа первых встречных.

В ту роковую ночь таким мужчиной оказался студент-медик по имени Эндрю Капра. Но это имя привлекло внимание полиции только после того, как три другие женщины были зверски убиты в Саванне, за двести миль от Атланты.

Наконец душной июньской ночью убийства прекратились.

Кэтрин Корделл, старший хирург больницы «Риверлэнд» в Саванне, была разбужена ночью стуком в дверь. Открыв, она увидела на пороге своего дома Эндрю Капру, молодого хирурга-стажера, работавшего под ее руководством. В тот день в больнице она указала Кап-ре на ошибку, которую тот допустил, и теперь он пришел признать свою вину и покаяться. Вежливо попросил разрешения войти и поговорить о волнующем его деле.

За пивом они долго обсуждали работу Капры как начинающего хирурга. Говорили о допущенных ошибках, о пациентах, которые пострадали из-за его беспечности. Кэтрин не скрывала правды и говорила стажеру в глаза все, что думала: Капра явно не справлялся с работой хирурга, и ему не светило приглашение остаться в клинике. В какой-то момент Кэтрин отлучилась из комнаты в туалет, после чего вернулась, чтобы продолжить разговор и допить свое пиво.

Когда она пришла в сознание, то обнаружила, что лежит совершенно голая, привязанная к кровати нейлоновым шнуром.

Полицейский отчет во всех ужасающих подробностях описывал последовавший за этим кошмар.

С фотографий, сделанных в больнице, куда доставили Кэтрин, смотрела женщина с затравленным взглядом, с огромной гематомой на щеке. Одним словом, жертва.

Волевая и собранная дама, которую он увидел сегодня, производила прямо противоположное впечатление.

Сейчас, перечитывая показания Корделл, Мур словно слышал ее голос. Слова больше не принадлежали анонимной жертве, их произносила женщина, чье лицо было ему знакомо.

"Я не знаю, как мне удалось высвободить одну руку. Судя по тому, как ободрано запястье, я, должно быть, вытащила ее из-под шнура. Простите, но я не слишком хорошо помню подробности. Помню только, что мне нужно было дотянуться до скальпеля. Я знала, что его нужно достать из лотка. Перерезать шнур, прежде чем Эндрю вернется...

Помню, я скатилась к краю кровати. Упала на пол, больно ударилась головой. Потом я пыталась найти пистолет. Это отцовский пистолет. После того как в Саванне была убита третья женщина, он настоял на том, чтобы я держала его у себя дома.

Я помню, как полезла под кровать. Схватила пистолет. И тут же расслышала шаги: Эндрю возвращался в комнату. Потом... не знаю... Должно быть, в этот момент я выстрелила. Да, наверное, так и было. Мне сказали, что я стреляла дважды. Вполне возможно, так оно и было".

Мур прервал чтение, задумавшись над показаниями Корделл. Баллистическая экспертиза подтвердила, что обе пули были выпущены из оружия, зарегистрированного на имя отца Кэтрин, которое было найдено возле кровати. Анализ, сделанный в больнице, показал присутствие в ее крови рогипнола – препарата, вызывающего амнезию, – так что провалы в памяти были вполне естественны. Когда Корделл доставили в отделение скорой помощи, врачи описывали ее состояние как невменяемое, что могло быть следствием как наркотического воздействия, так и контузии от сильного удара. Действительно, только сильный удар по голове мог так изуродовать лицо. Сама Кэтрин не помнила, как и когда она получила тот удар.

Мур принялся рассматривать фотографии с места происшествия. На полу спальни лежал на спине мертвый Эндрю Капра. Выстрелов было два – в живот и в глаз, – и оба с близкого расстояния.

Он долго изучал снимки, отмечая положение тела Капры, разброс кровавых брызг.