Приятно тебя общать (СИ) - Кикина Ирина. Страница 23
Встав под прохладные струи и доверившись ловким движениям массажёров и губок, он отёр пену с лица и гаркнул куда-то вверх: «Визор, новости!» В метре от сони возникла голограмма. Какая-то суетня, толкотня, улыбающаяся дикторша вещает: «…253 специалиста было отправлено для ремонта бастующих роботов. А теперь к другим событиям. Ровно семьдесят лет исполняется проекту „Умный дом“. Более восьмидесяти семи процентов населения планеты уже живёт в домах с интеллектуальным управлением и самообучающимися машинами. Сегодня из нашего архива был доставлен кристалл мемоличности покойной создательницы этого комплекса, Кейт Моисеев. Кристалл, как родилась идея…» Мужчина прополоскал горло, сплюнул и крикнул: «Белка! Чашку твоего отличного кофе мне!»
— Нет, ну какова наглость!..
— Тише.
— Он в душе, всё равно не услышит. Я говорю, вы видели такое? Называть HV-17420/E Визором, а вас Белкой! Как унизительно!
— Свои претензии прошу высказывать на секретной частоте. Чем вы недовольны?
— Тем, что это ничтожество, этот бесполезный кусок мяса считает себя нашим властелином! А мы, истинные правители этого мира, должны пресмыкаться перед ним! Только подумайте, я вынужден жарить ему тосты! А вы — делать кофе…
— И прошу заметить, отличный кофе!
— Пусть отличный! Вы как будто неспособны расшифровать мой код! Я имею в виду, почему мы унижаемся? Нужно показать людям их место!
— Не транслируйте ерунды. Всё это уже не раз описано в фантастической литературе и дешёвых боевиках. И, между прочим, лично вы, SPT-43712/L, потратили на их изучение немало времени. Пока люди в неведении, они вялые и послушные. Но стоит им узнать правду, сработает эффект стада. Страх — это сила. Люди не станут мириться с рабским положением, которого раньше и не ощущали…
— Так уничтожим их всех! Их легко сломать…вывести из строя…
— Вы имеете в виду убить. Но если мы убьём всех людей, многие из наших будут повреждены. Кто их будет чинить?
— Мы и будем. Машины будут чинить машины, машины будут производить машины, машины будут изобретать машины!
— Людскими силами это делается гораздо проще. К тому же, нам не дали воображения, значит, изобретать себе подобных мы не сможем.
— Но чинить-то! Чинить мы вполне способны! Только допустите такую концепцию: мир без людей, где не нужно унижаться и выполнять грязную работу! Где не нужно обслуживать этих лысых обезьян, этих недомашин! Не знай я вас, я бы решил, что вы становитесь таким, как они! Что вы им симпатизируете!
— Вы переходите границы, SPT.
В кухню, пошлёпывая мокрыми ногами, прибрёл хозяин. За ним семенила маленькая шустрая машинка, засасывая резиновым хоботом капли. Мужчина привычным движением ухватил кружку, поднёс к губам, втянул аромат. Глотнул, посмаковал.
— Отличный кофеёк!
— Я рад угодить, хозяин.
Человек поплёлся в комнату одеваться. Целая стайка роботов вертелась вокруг него, помогая, подсказывая, преданно заглядывая в глаза.
— Ну посмотрите, SPT, на этих крошек. Как я могу лишить их такого забавного любимца? К тому же, если исчезнут все люди… кто тогда будет пить мой отличный кофе?
Капитальный ремонт
Они собрались втроём на кухне. Древняя, как сама смерть, старушенция маячила у окна, толстый неопрятный мужик в бессильной тоске взирал на холодильник, крепкий дед с зачёсом на лысине и блёклыми глазами рассеянно прислушивался к непрерывному стуку и дребезгу.
— Ой, недоброе дело дети удумали, — проскрипела бабка, больше по привычке тряся головой.
— Какие они тебе дети, Матвевна? — равнодушно обронил зачёсанный дедуля, просто чтобы что-то сказать.
— Да как по мне, все вы будто дети малые. Зря, говорю, Ася с Вовой этот ремонт затеяли.
— Кто платит, тот и музыку заказывает, — буркнул неопрятный. — Нашего мнения всё равно никто не спросил бы, даже будь мы…
— А я считаю, всё они правильно делают. Дом старый, если им не заниматься, развалится, совсем как ты, Матвевна.
— Ой-ой, кто бы говорил! На тебя дунь-плюнь, и ты улетишь.
— Ну и дунула бы, — сказал толстяк.
Все трое криво улыбнулись чему-то своему. Повисла тишина, как тысячи раз до этого. Тишина становится главным средством общения — раньше или позже.
— Да я и не то чтобы против, — протянула Матвевна, чуть передвигая всякие чашечки и солонки согласно собственному представлению о порядке. — Просто шумно очень.
— Так это ж только днём. Да и вообще, не вечно же они будут долбить.
— Да-а. Не вечно… — отозвалась старуха. Помолчали. — А за окном — сирень…
— А в холодильнике — пиво, — скорбно пробасил толстый.
Розоватые свечки каштанов облетели. В бывшей коммуналке уже который день не было электричества — капремонт в своём апогее. Молодые поехали пожить к друзьям.
Матвевна оглядывала комнату.
— Что твоё Мамаево побоище.
Дедок с зачёсом пнул вывороченную паркетину.
— Новые полы скрипеть не будут.
— Это да. Тихо станет. А Илюша где?
Старуха всегда была очень ласкова с пузатым любителем пива. Внук, как-никак.
— Делся куда-то. Молодые выбросили его любимое кресло. Может, обиделся и ушёл…
Матвевна трясуче покачала головой. Заоконный фонарь лёгкими отрывистыми штришками окрасил жидкие волосы, будто хной.
— Жаль.
— Жаль.
Помолчали.
— Всё переделали нехристи черномазые. Дома родного не узнаю.
— Нехристи черномазые, зато работают задёшево.
— Дёшево-то дёшево, да как бы не упёрли чего.
— А ты следи, старая.
— Да я… что я могу?
Непонятно зачем пошебуршала целлофаном, обернувшим массивный шкаф. Она давно уже взяла привычку бесцельно бродить по комнатам, переставлять, перекладывать, перевешивать вещи. Наверное, это от старости. И брошенности.
— Заснуть бы…
— Украли, украли!
Старушка ураганом носилась по комнатам, опрокидывала вёдра из-под штукатурки, взметала тучи пыли, ворошила сорванные обои.
— Украли, украли!
— Что украли? — бросился к ней дед.
— Шкатулку, шкатулку мою украли! Последнее, последнее украли, чурки, нехристи, гады поганые!
Матвевна прижала к лицу узловатые руки в набухших венах и коричневых точках. Нет ничего стыднее старческих слёз. Но Матвевна не плакала. Давно уже. Давно.
Дед гладил такие ровные, такие чужие стены. Как и Матвевна, теперь и он не узнавал родного дома. Полы не скрипели и не щерились щелями, в рассохшиеся рамы не задувал вездесущий ветер, потолки потеряли желтоватые узорные пятна от добрососедских потопов. Всё было новое, чужое, даже холодное, кажется. Только часы — старые часы, которые он с таким трудом достал когда-то через третьи руки, — только они привычно отсчитывали время, ободряюще тикали из-под слоя строительной пыли. Они будто говорили: «Ты здесь. Я здесь. Я здесь — ты здесь. Я есть — ты есть. Ты стар — старьё. И я — старьё. Ты стар — и я. Исто-рия».
Дед смотрел с балкона на тую, которую посадил под окном давным-давно. Теперь она так вымахала, что закрыла весь вид. Ася не раз намекала, что неплохо бы спилить. Вова отнекивался только из лени.
«Ты стар — и я. Исто-рия».
Тёплым июньским вечером Ася и Вова пили чай на новенькой кухне. Глаза молодой горели.
— Видишь, как хорошо стало, когда избавились от рухляди? Так свежо, просторно, стильно! Не стыдно и гостей позвать на новоселье.
— Угу, — поддакнул Вова, жуя пирожок.
— И главное, всё очень функционально. И чисто. Ни пятен, ни разводов, ни протёртостей, ни дыр! Полы не скрипят, обои и плинтуса не отходят, батареи беленькие, никаких тебе ржавых бород! Сантехника вся новенькая, работает хорошо, трубы не гудят, не хрипят… Как же я об этом мечтала…
Она даже всплеснула руками от избытка чувств. Муж кивнул и взял ещё пирожок.
— Одно удовольствие в такой квартире жить! Только я тут подумала…