День проклятия - Герролд Дэвид. Страница 80

Она прижала палец к моим губам и прошептала:

— Ш-ш. Не волнуйся, отдохни.

Я запустил пятерню в волосы. Они свалялись в колтун. Хорошо же я выгляжу!

— Что ты чувствовал, Джим?

— Трудно передать… — Я посмотрел на Флетчер и ощутил, как по щекам струятся слезы. — Это было чувство… свободы. Словно мой мозг паразитировал в чьем-то теле, и некоторое время спустя я освободился от него. А теперь, когда меня вернули обратно, мне так… жалко и непередаваемо грустно. — Я снова посмотрел на стадо. — Они… такие счастливые.

Флетч крепко обняла меня. Я не ощущал ничего, кроме ее тепла и запаха цветов. Нас окружали какие-то люди, но мне было все равно. Больше я не сдерживался; зарылся лицом в ее грудь и рыдал, сам не зная почему.

Она гладила меня по голове. Я чувствовал, насколько я грязен, но ее это не смущало. Она предложила:

— Хочешь, изложу официальную версию?

— Какую еще версию?

Она обхватила меня руками.

— Согласно официальной версии, мы еще не перестали жалеть о том мире, который потеряли. О годах, что были до эпидемий. Как еще относиться к смерти целой планеты?

Ее вопрос повис в звенящей тишине.

Я снова нащупал кружку. Пойло уже достаточно остыло и вкус почти не чувствовался, да я и привык к нему. Или привыкну за ближайшую сотню лет. Я натянул одеяло.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Флетчер.

— Хорошо. В самом деле. — Я посмотрел в небо, потом на стадо, уходившее в Брукс-Холл, в свой ночной загон. — Мне бы тоже поспать…

Я с надеждой взглянул на Флетчер.

— Да, — согласилась она. — Но только не с ними. Больше ты никогда не придешь сюда.

Кто-то помог мне забраться в машину «Скорой помощи», и мы отправились в Окленд.

В. Какой у хторра национальный вид спорта?

О. Прятки: «Кто не спрятался, я не виноват».

КОФЕ

Что меня радует в самовлюбленности, так это полная взаимность.

Соломон Краткий

Всю ночь мне не давали спать.

Накачали под завязку кофе — нашли-таки настоящий — и продолжали говорить со мной.

Я постоянно канючил, чтобы меня отпустили, но Флетчер неумолимо повторяла:

— Пока нельзя. Потерпите еще немного.

— Зачем? Чего вы ждете? — хныкал я.

В последний раз я хныкал в пятилетнем возрасте. В конце концов Флетч призналась:

— Мы хотим, чтобы вы проснулись человеком, а не животным. Необходимо проверить, как ваш мозг реагирует на слова, а во сне вы лишены языка.

— Я проснусь человеком, — убеждал я. — Ну, верите?

— Можете поручиться головой?

— Головой?

— Если проснетесь завтра невменяемым, мы вас убьем, договорились?

— Что?!

— Я сказала: если проснетесь завтра животным, мы вас убьем.

— Э-э.. — Я протянул кружку: — Можно еще кофе?

Флетчер улыбнулась.

— Ну вот видите — с вами все хорошо. — Тем не менее кофе она налила. — Предполагалось оставить в комнате негромко работающее радио, но тут мнения разделились. Одни считают, что это вернет язык, а другие говорят, что источник невнятных звуков снова выведет вас за границу сознания. — Она вздохнула. — В конечном итоге мы договорились, что вы должны выкарабкиваться самостоятельно. В определенном смысле — должны сделать выбор. — Она заглянула мне в глаза. — Понимаете, о чем я? Я знаю, что вы хотите вернуться и будете сопротивляться зову. Но хватит ли силы воли?

Я опустил глаза. Ее взгляд слишком пронзителен. Мне хотелось от него спрятаться.

— Думаю, что сумею, — сказал я, наконец подняв глаза на Флетч. — Попробую.

— Не надо пробовать, надо сделать. — Она снова взяла меня за подбородок и подняла мое лицо. — Мне бы не хотелось потерять вас.

Я кивнул. Хотя все слова казались мне сейчас ничтожными, но она хотела, чтобы я их произносил. Я почувствовал себя в ловушке.

— Хотите, я вас научу одному приему?

— Какому?

— Повторяйте свое имя как мантру. Как только захочется спать, немедленно произносите нараспев: «Я — Джеймс Эдвард Маккарти. Я — Джеймс Эдвард Маккарти».

— Зачем? Какой от этого толк?

— Пусть это будет своеобразная установка, чтобы завтра проснуться самим собой. С каждым днем будет немного легче. Обещайте.

— Ладно, — согласился я. — Пусть это глупо, но я сделаю.

— Отлично. — Она наклонилась и поцеловала меня в лоб. — Теперь можете заснуть.

Засыпая, я вдруг поймал себя на том, что привычным движением обнимаю подушку. Кто спал со мной в стаде? Я помнил изгиб позвоночника, тепло кожи, прозрачные глаза. Я не мог без него…

Я пробудился, лишившись моего партнера. Обнаружил, что лежу на непривычном белоснежном месте. Накрытый жесткой белой простыней. Я ведь…

— Джеймс Эдвард Маккарти! Меня зовут Джеймс Эдвард Маккарти!

Я расхохотался: сработало!

В тумбочке я нашел комбинезон. Неизменный армейский комбинезон. И пару тапочек. Вполне достаточно для задуманного.

Во-первых, я должен был сообщить Флетчер, что наконец-то вернулся.

И во-вторых, я знал, как танцевать перед червями.

В. Как хторране называют бронетранспортер?

О. Банка тушенки.

ПОД ЗВЕЗДОЧКОЙ

Разве можно отнимать от груди слепых котят? Подождите, пока у них вырастут острые коготки — тогда кошка сделает это сама.

Соломон Краткий

Но не успел я что-либо сделать, как меня вызвал генерал Пул. В комбинезоне я чувствовал себя неловко. Не поднимаясь, он указал пальцем на стул и спросил:

— Чья идея была отправить вас в стадо?

— Моя.

Он покачал головой.

— В мои времена, лейтенант, за эти слова вы загремели бы в штрафную роту. Тогда офицеры не вольничали.

— Да, сэр, — ответил я, с трудом удерживаясь от соблазна сказать, что его времена прошли.

— Но как бы ты ни умничал, — продолжал он, — задание исходит от научного отдела, а там, вероятно, решили, что мнение армейского начальства излишне. Я прав?

— Нет, сэр. — Я пытался понять, куда он клонит. — Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что мой командир, полковник Тирелли, дала разрешение.

Генерал никак не отреагировал. Он водрузил на нос очки и уставился в папку, лежащую на столе.

— Вы офицер научной службы, так? У вас есть диплом?

— Нет, сэр. Пока нет.

— Вам назначен срок экстернатуры?

— Три года, сэр. Я прохожу каждый спецкурс в среднем за шесть-восемь недель. Шесть дней в неделю я работаю по три часа за терминалом. Мне кажется, все идет неплохо. Правда, сейчас немного отстал, но надеюсь наверстать после завершения операции.

— М-да, после операции. — Генерал Пул закрыл папку и поднял голову; за стеклами очков глазки его казались маленькими и злобными. — Скажу вам начистоту, лейтенант: на вашем месте я бы не строил грандиозных планов на будущее.

— Не понял, сэр.

— Ваша завтрашняя операция выглядит самоубийством.

— При всем уважении к вам, сэр, не могу согласиться.

— Я и не ждал, что вы согласитесь. Но факт налицо: эта операция имеет… весьма сомнительную ценность для армии. Вы меня понимаете? Именно поэтому я не возражал против вашего добровольного участия.

— Что?

Он постучал пальцем по папке.

— Вы уже заработали звездочку.

— Ага, — вырвалось у меня. — Серебряную. От вас лично.

И сразу же пожалел о своем глупом каламбуре. Генерал, похоже, начал терять терпение.

— Звездочка — это такая маленькая пометка под строкой. В данном случае она означает, что вас разрешено использовать в смертельно опасных ситуациях.

— Потрясающе! — восхитился я. — И как же я ее заработал?

— Одно из двух. — Он принялся загибать пальцы. — Первое: возможно, вы телепат. Случайно, это не так?