Ярость мщения - Герролд Дэвид. Страница 124

Они должны были обеспечить нас пространством, потому что оно нам понадобится. Они ожидали этого.

Возможно даже, что наши действия были в точности тем самым результатом, которого они добивались.

А это означало, что за нами наблюдают.

Я посмотрел вверх – камеры были на месте, причем одна смотрела прямо на меня. Я бы поставил на то, что она работает. Улыбнувшись, я помахал рукой.

– Вы что-то знаете, да? – Это опять женщина с озабоченным лицом.

Я продолжал улыбаться. Понимал, что она не поверит мне, но все-таки сказал: – Я знаю не больше вашего, честное слово. Просто радуюсь шутке. О'кей?

– Какой шутке? Это не смешно!

– Очень смешно. Все. В целом. Жизнь – это большая шутка, которую мы разыгрываем сами с собой. И сегодня становится ясно, в чем здесь юмор.

Она покачала головой.

– Какой-то вы странный. – И отошла.

Она права. Я странный. Я улыбнулся другой камере, тоже направленной на меня, и помахал рукой, потом стал осматриваться, куда бы сесть.

Большинство мест было занято. Закончив расставлять стулья, люди стали садиться. Что это – привычка? Групповой эффект? Стадное поведение?

Или они начали понимать, в чем соль шутки?

Я не знал.

Единственное, что я знал, – в данный момент мы должны сесть.

Это был очень тщательно спланированный процесс – но процесс, который изобретали мы сами, по ходу дела.

От нас ждали этого. В этом и заключался смысл.

Последние слушатели расселись по местам, смущенные и неуверенные. Но вокруг совершенно явно что-то происходило, поэтому они сели и стали ждать.

То, что происходило, было последним днем тренировки. Только теперь мы проводили ее сами, потому что от нас ждали этого.

Понимаете… Форман говорил: – Вы существуете в модусах. Двигаясь по жизни, вы переходите из одного модуса в другой. Вот вы в модусе родителя, а вот в модусе ребенка. Сексуальном модусе. Модусе агрессии. Каждый из них существует, потому что в какой-то момент вы обнаруживаете, что именно он необходим для вашего выживания. Ваша личность – коллекция стереотипов поведения. Например, сейчас вы "пребываете в модусе скептического студента. Форман говорил: – Наш курс посвящен тому, как выходить за рамки этих маленьких модусов и попадать в больший контекст, где они и создаются. Зовите его источником. Я понимаю, что это звучит почти как жаргон, но не судите строго. То, к чему мы стремимся, – научить компьютер самопрограммироваться. Вы научитесь создавать адекватные модусы по мере необходимости. Таким образом, то, к чему мы стремимся, – это модус нахождения вне модусов, где вы сможете конструировать любые варианты. Форман говорил: – Что вы делаете, когда у вас ничего нет? Созидаете.

Он говорил: – В этом вся штука. До сих пор все ваши модусы возникали по необходимости. Вы создавали их, потому что считали, что они связаны с вашим выживанием. Теперь вы можете создавать модусы, не имеющие с выживанием ничего общего, – и только потому, что вам хочется их создать. Вы выбираете.

И вот сейчас мы выбирали, каким сделать себе последний день тренировки. Просто выбирали, без конкретной цели. Это не касалось ни выживания, ни правоты. Мы выдумывали по ходу дела. Мы изобретали.

В этом и заключался юмор.

Так мы и жили, не зная, что можем сделать жизнь такой, какой нам хочется, Вместо этого мы шли по жизни, делая то, что, казалось, обязаны делать, – и ненавидели себя за то, что не можем разорвать порочный круг. Но здесь тоже существовал выбор; мы сами выбрали такую жизнь.

Но ведь существует другой, лучший выбор.

Например, сидеть в комнате вместе с пятью сотнями людей, которые раньше казались тебе чужими, и смеяться, и улыбаться друг другу.

Наверное, мы выглядели идиотами.

Сторонний наблюдатель решил бы, что мы сошли с ума. Это напоминало сборище в психушке: сесть в кружок, хихикать, смеяться и строить друг другу рожи.

Смех набирал силу. Он прокатывался по залу волнами. Теперь мы все начинали понимать соль шутки. Мы сидели, смотрели друг на друга и радовались самим себе и тому, что все осталось позади. Теперь мы были семьей.

Человеческой семьей.

Посторонних больше не существовало.

Это было замечательное ощущение – окончательно принадлежать к чему-то; и это что-то было всем.

Когда смех замер, возник короткий миг неловкости. Мы стали переглядываться.

Все это хорошо. Но что дальше?

Встала одна женщина. Она была смущена, но лицо ее светилось.

– Я просто хочу сказать спасибо каждому. Вы – прекрасны.

Мы зааплодировали.

На другом конце круга встал мужчина и тоже начал благодарить. А после него другой. Потом еще женщина. Никакой очередности не существовало, и говорить-то было не обязательно. Ты говорил, если был готов к этому. Мы тренировались функционировать в этом режиме – режиме уважения к взаимному общению. Никто никого не перебивал. Мы выслушивали каждого и аплодировали, и хотя, наверное, прошло ужасно много времени, мы оставались на своих местах, пока каждый не получил возможность высказать то, что хотел.

Процесс назывался завершением общения. Форман рассказывал о нем: – Большинство всю жизнь повторяет: «Это я должен сказать». Вы таскаете с собой повсюду ношу незавершенных разговоров и удивляетесь, откуда голоса в вашей голове. Хуже того – при первом удобном случае вы норовите высказать то, что торчит костью в вашем горле. Вы вываливаете весь свой гнев, или разочарование, или страх на первого попавшегося безответного бедолагу, вместо того чтобы обратиться по истинному адресу. А потом еще удивляетесь, почему у вас не складываются отношения с людьми. Вы ходите и сообщаете свои новости тем, кому они не предназначены. Попробуйте сказать человеку то, что ему в данный момент необходимо услышать. Например, «спасибо», «простите меня» или «я люблю вас», и вы увидите, что произойдет…

Моего выступления никто не ждал. Не думаю, что у меня вообще было что сказать. Но в беседе возникла пауза, и на меня смотрели люди. Я встал, огляделся и покраснел.

– Спасибо вам. Простите меня. – И добавил: – Я люблю вас.

Но это были только слова.

Однако появилось и что-то более глубокое. Такое чувство родства, и радости, и единения, которому еще не придумали названия. Ощущение было необычайное. Я не знал, как донести его до всех – и начал аплодировать.

Я медленно поворачивался вокруг, глядя на всех, встречался взглядом с каждым и аплодировал их человечности. Мы такие глупые, такие жалкие, такие гордые и такие храбрые – маленькие голые розовые обезьянки, бросающие вызов Вселенной.

Мы – не пища червей! Мы – боги!

Они начали хлопать мне. Зал взорвался аплодисментами. Все встали. Мы ликовали, вопили и хлопали в ладоши все вместе.

Тренировка подошла к концу! Мы победили! Мы брали на себя ответственность за судьбу всего нашего вида – и тот, кто не хочет присоединиться к нам, пусть остается позади и дает червям сожрать себя. Мы собирались дать кое-кому хорошего пинка в волосатый красный зад!

Я чувствовал себя потрясающе!

Но когда аплодисменты стихли, мы по-прежнему оставались одни в этом зале.

Можно было не сомневаться: те, кто наблюдал за нами, поняли, что мы закончили. Тренировка завершилась.

Что бы сейчас ни произошло, мы ждали.

Мы продолжали ждать.

А через какое-то время настроение начало падать.

Да, душевный настрой мы получили, но процесс не закончился. Должно произойти еще что-то.

Мы переглядывались. Мы нравились себе. Мы все делали правильно: убрались, расставили стулья, придумали тренировку, завершили общение, поздравили себя…

Что же еще?

Я вспомнил, что когда-то говорил мне Форман – казалось, прошли годы.

– Наша тренировка – игра, Джим, но мы играем не ради выигрыша, а для того, чтобы играть. И то, чему мы учимся во время игры – где не бывает наказания за проигрыш, – помогает в тех играх, где мы не можем позволить себе проиграть. Главное – понять, в чем состоит смысл любой игры, и тогда можно ставить на выигрыш.