Зеркало надежды (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 50

Вот и правили в гаремах старухи, родственницы кагана, матери, тетки и прочие… и следили за наложницами они пуще глаза. А что интриговали… а кто не стал бы на их-то месте? Тут по разному бывало, кто и помирал до времени, кто и наперсницей каганши становился…

– Что тебе?

– Мой каган, – старуха поклонилась, – новая наложница успокоилась и ждет ваших приказаний.

Новая наложница… ах, да!

Шарлиз Ролейнская!

Хурмах медленно опустил веки, прислушался к себе.

Он, конечно, устал, но женщина в постели – это хорошо. А принцесса… это удача. Его сын с королевской кровью будет иметь серьезные права на землю, да и тестя-короля тоже хорошо бы получить. Надо, надо закрепить свой успех, и в постели – тоже.

– Она готова разделить со мной ложе?

– Если на то будет ваша воля, мой каган. Вы позовете ее сегодня? Или кого-то еще из девочек? Может быть, двоих-троих?

Хурмах кивнул. Но на троих не решился – он тоже не железный, хотя пожаловаться ни одна не осмелится, но сегодня… сегодня у него в меню принцесса, а такое блюдо…

Дорогое вино с дешевкой не мешают.

- Через час приведешь новую наложницу в мой шатер, одну, и чтобы она была готова. Без слез и соплей, иначе выпорю и ее, и тебя.

Старуха поклонилась.

– Слушаюсь, мой господин.

И вышла, чтобы направиться в шатер с наложницами.

* * *

Шарлиз была очаровательна.

И иначе тут не скажешь. Роскошную фигуру подчеркивал изящный наряд из шаровар и коротенькой кофточки, глубокий вырез открывал грудь, животик соблазнительно показывался из-под бахромы, светлые волосы, расчесанные и богато украшенные драгоценностями, лежали на покатых плечах. Голубой цвет был ей к лицу и гаремный наряд тоже. И сама гаремная жизнь… здесь она была на своем месте. Именно здесь, а не при дворе Самдия, где требовалось блюсти правила и приличия.

К ней и направилась Бурсай.

– Сегодня господин желает видеть тебя на своем ложе.

К чести Шарлиз, она не стала кричать, плакать или сопротивляться. Всесторонне обдумав за эти несколько дней свое положение, она решила, что все не так плохо. Разве нет?

Она жива, здорова, а что в руках у кагана… убивать ее тут не будет, определенно. А остальное… она не девушка. Было бы чего бояться.

Каган разгневается, что она досталась ему уже початой? Шарлиз знала, что в Степи с этим строго, но и на тот случай свои уловки есть. По счастью, повитухи здесь не было, а доверяться маркитанткам? Или солдатским лекарям?

Девственность Шарлиз не освидетельствовали, побоялись нанести кагану оскорбление. И тем самым развязали женщине руки.

Вот сколько мужчинам нужна была девственность, столько женщины ее и подделывали. Конечно, достать кровь Шарлиз не могла, и приготовленный для первой брачной ночи рыбий пузырь пропал вместе со всеми ее вещами, но притворяться и лицедействовать – сколько угодно. Хоть от заката до рассвета. А кровь…

По-разному бывает. Иногда она и вовсе не идет, а иногда ее столько, что кажется, поросенка резали. Она знает…

И шпилька есть на всякий случай, если что – воткнуть ее в запястье, простыню измазать. Но тут главное, чтобы каган поверил, что именно он – первый. Нарушитель ее нетронутости…

Но чтобы лицедействовать, хорошо бы знать сценарий и декорации.

– Когда это будет? И как?

Бурсай одобрительно кивнула. Да, в этот раз обойдется без слез и соплей.

Мужчин Шарлиз могла провести, но женщины распознавали в ней шлюху раньше, чем она рот открывала. А чего шлюхе бояться еще одного клиента?

Уж что она там кагану расскажет – это не дело Бурсай, какой к ней девка поступила, ту она и господину приведет. А остальное ее не касается.

– Через час тебя закутают и мы пойдем в шатер господина. Там ты встанешь на колени, а я тебя раздену и уйду. Смотреть в землю, молчать, глаз на господина не поднимать, обращаться только после его разрешения, делать все, что он велит. Поняла?

Бурсай дождалась кивка и довольно улыбнулась.

– Не споришь, это правильно. Мне бы не хотелось отдавать тебя солдатам, если не угодишь господину. А пока тебя надо приготовить.

– Хорошо, – Шарлиз медленно поднялась с дивана, на котором и лежала все это время. – Готовьте…

Следующий час для Шарлиз оказался сложным.

Ее намазали глиной, чтобы удалить все волосы на теле, ее скребли какими-то пилочками и терли жесткими щетками, ей расчесывали волосы и полировали ногти, красили глаза и соски грудей…

Но к концу часа Шарлиз узнала себя в большой металлической пластине. Никогда она не была такой очаровательной. Никогда…

Служанки искусно подчеркнули ее достоинства, а недостатки… их у Шарлиз просто не было. Никаких!

Каган не устоит. А дальше дело техники.

С этой мыслью она и отправилась к Хурмаху.

* * *

Полог шатра откинулся, повинуясь старческой высохшей руке. Шарлиз вошла внутрь, опустилась на колени и замерла. Бурсай освободила ее от черного глухого химара, доходящего до пят, поклонилась и замерла рядом молчаливым изваянием. Хурмах взмахнул рукой, отпуская старуху, и обратил свое внимание на Шарлиз.

– Подойди поближе, девушка.

Шарлиз повиновалась. Она встала с колен, изящно поклонилась – и направилась к роскошному ложу, на котором возлежал каган, по женскому обыкновению разглядывая его из-под опущенных ресниц. Остановилась совсем рядом, так, что ноги по щиколотку утонули в пушистом ворсе ковра, и продолжила разглядывать кагана.

Нравился ли ей этот вид?

Нет. И снова – нет.

Кому-то каган, может, и грозный, и страшный, но на кровати… на роскошном ложе устроился мужчина лет сорока, пузатый, начинающий лысеть, зато с роскошными усами и бородой. Кстати, сейчас в ней несколько крошек застряло, фу…

Нос прямой, губ за бородой не видно, подбородка тоже… глаза умные, ясные, черные. Волосы тоже черные, и на груди, и на спине, наверное… снова – фу.

Шарлиз предпочитала мужчин с хорошими телами, лучше чтобы волос было поменьше… для кагана она сделала бы исключение, только если он хорош в постели.

А внешность… пузико слишком круглое, ноги коротковаты, плечи узковаты… этакий мужичок. Не рыцарь, нет… на коне он может выглядеть замечательно, а вблизи…

Не в ее вкусе.

Но на лице Шарлиз эти мысли не отразились. Она «трепетала от страха», старательно, серьезно, стараясь даже мыслями соответствовать происходящему… ей страшно, ей очень страшно, она никогда не была с мужчиной, она с ума сходит от страха, но старается его не показать – и от этого только больше боится…

И боялась. За свою жизнь.

– Не бойся, – обратил на это внимание каган, – я не причиню тебе вреда.

Шарлиз упала на колени, отлично зная, что в таком ракурсе ее прелести смотрятся неотразимо. Кто из любовников сказал ей, что на коленях она соблазнительнее всего? Уже не вспомнить, да и не надо… у нее никого не было, она боится… по щеке сбежала одна слезинка, не больше. А то краска поплывет, а у нее тут трагедия, не бродячий цирк с клоунами.

– Не губите меня, господин! Умоляю!

Хурмах вскинул брови, и женщина продолжила спектакль.

– Если вы вернете меня отцу, он щедро вознаградит вас. И мой жених тоже. Умоляю, позвольте мне вернуться к нему нетронутой! Не губите меня! Господин, умоляю!!!

– И кто же твой жених, девушка? – Хурмах спрашивал из любопытства, но оказался не готов к ответу.

– Маркиз Торнейский.

– Что?!

Полетел в сторону поднос с фруктами. Хурмах воздвигся с кровати – и Шарлиз впервые испугалась. Вот сейчас перед ней был каган, и плевать, какое у него пузо. Глаза у него были… с такими – не просто убивают, с такими убивают мучительно.

– Господин… – пискнула она.

Каган притянул ее к себе за волосы так, что слезы брызнули от боли уже непритворно.

– Кто твой жених?

– Маркиз Торнейский…

Рука разжалась, Шарлиз упала рядом с кроватью, неловко, ударилась о столбик плечом, вскрикнула от боли, но Хурмах не обратил внимания на ее мучения, расхаживая по шатру.