Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит - Мартин Джордж. Страница 23

В конце Шестой авеню они наконец поймали такси и проехали Виллидж и историческую Дамскую милю. На углах там и тут собирались компании, толпа собралась у заброшенной, переделанной в ночной клуб церкви. Лилии показалось, что в одном из переулков мелькнула фигура в плаще. Она заметила, как напрягся Ларри, и поняла, что он тоже это видел.

– Время нового цикла? – пробормотал он.

Лилия промолчала.

– Каждые двадцать пять – тридцать лет, плюс-минус год, начинается новый цикл, – продолжил Ларри, и Лилия кивнула.

Такси свернуло на Двадцать пятую улицу и остановилось у «Гаража». Последний оплот блошиных рынков располагался посреди жилого квартала и тянулся на восток до Двадцать четвертой. Официально рынок открывался в восемь утра, но торговцы уже подтягивались. Фургоны ездили вверх-вниз по рампам гаража, а среди них мелькали и ранние покупатели.

На нижний уровень спустилась худая девушка в компании мускулистого парня в черном. Предоставив Ларри право первым пойти за ними, Лилия задумалась, сработает ли ее план.

В отличие от старого блошиного рынка, вокруг этого места не было ореола таинственности. Здесь пахло бензином и скверным кофе, а освещение отсекало любую необходимость в фонариках. Завсегдатаи терпеливо ждали, пока продавцы распакуют товар. Парочка в черном встретилась в уголке с небольшой группой молодых людей, только что пришедших из баров и клубов. Не оглядываясь на Лилию, Ларри направился к ним. Она шла за ним по пятам, возвращаясь в давно покинутый ими мир.

Она прекрасно знала, что найдет Ларри. Карточки с именами знаменитых гостей клуба «Индиго» – Коула Портера, Уинстона Геста, Дороти Паркер [18]. Расписанные зубастыми кошками изящные веера из клуба «Золотой дворец», когда-то процветавшего в Чайнатауне. И, конечно же, несколько вещей из «Дома Мирны». Все это было содержимым коробки, которую Лилия несколькими днями ранее получила на острове Рузвельт.

Лилия наблюдала, как Ларри осматривает не только товары, но и покупателей. Подошли еще несколько подростков. Это место чем-то напоминало их собственный прилавок тридцатилетней давности. Подростки обратили внимание на салфетку с золотыми клыками, торчащую из кармана Ларри. Он спросил продавщицу, где она достала свой товар, и может ли достать еще.

Торговка была родом откуда-то из Восточной Европы, и плохо говорила по-английски. Она смогла лишь сказать, что купила вещи у какой-то женщины. Нет, та не назвала своего имени. Нет, других вещей у нее не было. Свою роль торговка исполняла хорошо, и ни разу не взглянула в сторону Лилии.

Зеваки зашевелились. Обернувшись, Лилия увидела приближающиеся фигуры в солнцезащитных очках. Создания ночи прибыли. Это было новое, неформальное поколение в шортах и шлепанцах, но некоторые, отдавая дань традиции, все же явились в плащах.

Другие торговцы и покупатели замерли, качая головами. По спине Лилии пробежали мурашки. Она начала сомневаться, стоила ли игра свеч, но тут кое-что увидела, и поняла, что судьба к ней благосклонна.

Создания ночи притащили с собой молодого автора «Алисы и вампиров». Он таращил глаза и выглядел ошеломленным. Рубашка его была расстегнута, а на шее и горле красовались свежие отметины от укусов.

Ларри остолбенел. Лилии сразу стало ясно, что он вновь обрел себя; обрел ту компанию, в которой всегда мечтал находиться. Сейчас в нее принимали молодых и красивых, но, быть может, в ней найдется место и немолодым, но обеспеченным.

Он достал кошелек и спросил торговку, сколько та хочет за все вампирские цацки. Услышав заоблачную цену, которую продавщице сообщила Лилия, он даже не дрогнул. Толпа была встревожена неожиданным вторжением неизвестного богатея.

– Я знаю, где вас ждет настоящий клад с подобными сокровищами, – шепнула Лилия толпе.

Ларри кивнул и раздал вещи тусовщикам и созданиям ночи. Теперь они глядели на незнакомца с интересом. Молодой писатель узнал Ларри, вырвался из рук своих сопровождающих, заключил Ларри в объятия и легонько куснул за шею.

Не переставая сыпать обещаниями, Лилия принялась раздавать потертые визитки «Сокровищницы».

– Заходите на следующей неделе. У нас вы найдете сувениры и модную одежду.

Тут ей пришла в голову идея сшить новые модные футболки. Она знала, что состаренные вещи можно было раздобыть с минимальными вложениями; также стоило вернуть моду на плащи. Ларри был совершенно зачарован, так что вопрос о деньгах не стоял.

Толпа постепенно потекла к выходу. Ларри с Лилией отправились следом, но как только вышли на улицу, то заметили, что клубная молодежь и создания ночи будто сквозь землю провалились.

Лилия знала одно место, которое работало допоздна, и повела туда Ларри. Всю дорогу он выглядел немного растерянным. Лилия решила, что он наконец вспомнил про ихордон, ломки, стоматологические клиники, где врачи спиливали вампирам клыки, и кружки́ групповой терапии, где проходившие курс реабилитации вампиры рассказывали о своих родителях.

– Не волнуйся, клиентов мы найдем, – сказала Лилия.

На шее Ларри проступили капли крови. Заметив это, он промокнул их салфеткой из «Дома Мирны». А когда Лилия назвала сумму, нужную, чтобы возродить «Сокровищницу», лишь кивнул.

Лилия была уверена, что вампиризм не затянет ее вновь. А вот Ларри наверняка потонет с головой. Она вспомнила его маленькую приемную дочь и задумалась.

Но она вспомнила и другое – как тридцать лет назад на блошином рынке пыталась защитить Ларри от созданий ночи, а он без сожалений сдал ее им.

Поэтому мысли Лилии перекочевали от крошки Ай Лин к Бойду. Да, он, вероятно, бросит Ларри, но о дочери того наверняка позаботится. Взяв Ларри под руку, Лилия повела его туда, где можно было спокойно поговорить о деньгах.

История, рассказанная Шляпой, происходит далеко от Нью-Йорка, однако его самого вы можете встретить только в Нью-Йорке.

Питер Страуб

Шляпа-поркпай [19]

Часть первая

Если вы разбираетесь в джазе, то наверняка слышали об этом человеке и должны узнать его по названию моего рассказа. Если музыка вас не интересует, то его имя не имеет значения. Назовем его Шляпа. Имя не важно – важно, чего он стоил. Нет, не для слушателей, тронутых его игрой на дудке («дудкой» в случае Шляпы был старенький тенор-саксофон «Сельмер», с которого слезла почти вся позолота). Я говорю обо всем его жизненном пути, и о том, как продолжительное скольжение от приносящего радость мастерства к тотальному истощению на поверку может оказаться чем-то совершенно иным.

Нет, Шляпа действительно страдал от алкоголизма и депрессии. Последние десять лет жизни он, по сути, морил себя голодом и к моменту смерти в номере отеля, где мы с ним познакомились, стал едва ли не прозрачным. Но играл он почти до самого конца. В дни, когда он работал, он поднимался около семи вечера, слушал пластинки Фрэнка Синатры или Билли Холидей, одевался, приезжал в клуб к девяти, играл три сета, возвращался домой в четвертом часу утра, выпивал и снова слушал пластинки (в записи большинства из которых сам принимал участие). А потом укладывался спать – в то время, когда нормальные люди обычно готовятся обедать. Когда он не работал, то ложился на часик пораньше, просыпался в пять или шесть вечера, слушал пластинки и пил весь свой перевернутый день напролет.

Может показаться, что он влачил жалкое существование, но его жизнь была просто несчастной. Причиной тому была глубокая, неисцелимая печаль. Печаль и горе – разные вещи, по крайней мере в случае Шляпы. Его печаль была обезличенной, она не оставила на нем следа, как способно сделать горе. Печаль Шляпы была вселенских масштабов – ну или по крайней мере превосходила печаль каждого отдельно взятого человека во Вселенной. Внутри нее Шляпа был неизменно мягок, добр и даже весел. Его печаль казалась лишь обратной стороной столь же обезличенной радости, которой было пронизано его раннее творчество. В последние годы его музыка стала тяжелее, а грусть слышалась в каждой музыкальной фразе. Под конец жизни все его творчество оказалось проникнуто разочарованием. Шляпа выглядел человеком, в жизни которого есть великая тайна, и он чувствует себя обязанным поведать о том, что видел, и о том, что видит сейчас.