Ома Дзидай (СИ) - Коробов Андрей. Страница 36

– Ты и так сказал достаточно. Просто хочу удостовериться в её мощи на собственной шкуре. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем.

– Как ты знаешь, у меня есть маленькое горе. Оно следует за мной по пятам через всю жизнь. Никто не может меня полноценно ранить и уж тем более убить. Скорее уж старость придет, чем потерплю поражение. Так я думал.

– А тебе и впрямь хочется проиграть?

– Нет. Другое дело – ощутить дух соревнования. Я всегда был заведомо уверен, что не проиграю.

Садаре было неудобно говорить об этом.

– Настаиваешь на поединке, – понял Рю. – Ну и прихоти у тебя, конечно…

– До Собрания Даймё ещё есть время. Я предлагаю завтра утром встретиться за городом и помериться силами. Может, тогда я почувствую себя обычным человеком.

– Ты не понимаешь, о чём просишь. Если я увлекусь, от тебя останутся ножки да рожки. И что мне делать тогда без тебя?

– Просто постарайся не убить. Следи за тем, чтоб мы держались наравне. Когда станет совсем худо, я дам тебе знак прекратить. Если буду в состоянии.

– Я тебя предупредил, – отозвался старший брат. – Будь по-твоему, Садара-сэнсэй.

– Какое счастье, Рю-кун! – искренне воскликнул кумитё, победоносно подняв два кулака вверх. Серое лицо посветлело. – Тогда давайте выбираться. Мне-то здесь хорошо. А вам о сосудах всё-таки следует побеспокоиться.

– И вправду засиделись. Фудо, вылезаем!

– Надо бы отужинать, как вы на это смотрите? Есть неподалёку место, где подают очень вкусный тяха́н[1]. Переночуете у меня дома. – Я сглотнул. – Вы мои гости ведь. В мягкой постели спать всяко лучше, чем в лесу на деревьях. Как вам мысль?

– Лучше и не придумаешь, – ответил за нас двоих Рю.

Нисимото Садара осторожно покинул воду и направился к раздевалке. За ним – Рю.

Я не спешил. Не сразу понял, как пройдёт остаток дня. Со злости ударил по водной глади и только потом покинул горячий источник.

Старший брат оделся быстрее всех и ждал нас на выходе из онсэна.

Находиться наедине с Садарой было страшно. Я спешил накинуть на себя вещи и убраться подальше. Тревога нарастала – и неспроста.

Кумитё лениво натягивал хакаму[2], таби[3] и гэта. Я стоял к нему спиной, сделав вид, будто его не существует. И не заметил, когда он подошёл сзади.

– Фудо, – неловко позвал полукровка.

Я подпрыгнул от неожиданности и обронил накидку – единственное, что оставалось надеть. Нисимото Садара продолжил:

– Без мальчика сегодня я не останусь. Но знай, с ним я буду думать только о тебе.

Признание привело меня в замешательство. Я насупился, закипая. Злость переполнила чашу терпения. Стиснув зубы, я повернулся к нему.

Хотелось высказать всё, что я о нём думаю, пренебрегая мнением брата. Я готов был угрожать, только бы остепенить кумитё. Но встретившись лицом к лицу, я увидел, насколько он был близко, почти дыша в затылок.

Я не успел опомниться. Плюнув на всё, Садара впечатал меня в стену, обхватил ладонями лицо и взял у меня то немногое, что мог по-быстрому, – поцелуй. Тело перестало слушаться, в глазах потух свет.

Все, что я чувствовал, – прикосновение влажных и обжигающе горячих мерзких губ они. Дыхание с запахом копоти, напоминающее об Отобе. Отвращение вернуло мне власть над собой.

Нисимото Садара телосложением напоминал медведя. Но я, изнеможённый от частых недоеданий, смог оттолкнуть его. Похоже, кумитё просто позволил мне.

– Отвали от меня!

В ушах стоял знакомый грохот. Не из-за учащённого сердцебиения, вставшего комом в горле. Я был уверен, что слышал приближение Малинового Оскала.

– Прости, – виновато проронил Садара.

Выглядел он, как неистовый, обезумевший от голода зверь. Мы постепенно успокаивались. Шум внутри головы прекратился.

– Не смог удержаться. – Он судорожно смежил веки и отвратительно облизал губы. Так, будто старательно собирал с них пыльцу или вроде того. – Как я и думал. Ты вкусный. Очень, очень вкусный…

С этими словами он стыдливо выбежал прочь из раздевалки, как женщина, пойманная за купанием голой.

– Больше не прикасайся ко мне! – бросил ему я, только подстегнув, но уже без злобы. Всё вставало на свои места. Нет смысла злиться на человека, если он неуравновешенный, если он… душевнобольной.

[1] Тяхан – японское блюдо, похожее на плов.

[2] Хакама – японские шаровары.

[3] Таби – традиционные японские носки высотой до лодыжки с раздельным большим пальцем для носки гэта.

Часть пятая. Зверь из Масуды (5-4)

Глава двадцатая. Нерушимая Сила

На следующий день

Я, Садара

Ночка оставила поганое послевкусие.

Всё шло, как обычно. Со становлением Дзиротё-гуми я позволил себе менять предмет увлечения ежедневно. Так и на сей раз.

Редко со мной ложились добровольно. Тем более, по любви. Зачастую приходилось платить. Выстроилась целая очередь страждущих. Тому я только рад. Был.

Вечером обнищавший крестьянин привёл старшего сына-девственника. Селянину требовалось быстро достать средств, чтобы его семья не померла с голоду, пока созревает первый урожай. Честная сделка. Оправданные нужды.

Землепашец не врал, лестно отзываясь о чаде. Личико у него было слащавое. Глаза цвета охры, пепельные волосы. Детский ум, но стройное поспевшее тело. Робкий и плаксивый недотрога. Не юноша, а загляденье. И это – моя новая жертва.

Но я не уделил ему и толики внимания, что странно. Налюбовался в миг и совсем не пообщался. Безымянный малец не вызывал ничего, кроме безразличия.

– Раздевайся, – велел я, снимая с себя одежду...

Сопротивление прекратилось, и крестьянский сынок стал податлив, как глина в руках гончара. Взглянув на меня единожды, он понял, куда попал и как больно ему будет в ближайшие два часа. У него имелось время, чтобы подготовиться и напрячь силу воли, но не воспользовался им. И теперь – не стерпев напора, кричал, как резаный, и рыдал в две бадьи.

– Мамочки... мамочки! – вопило тело подо мной, но я не обращал внимания.

Скромные не целованные мальчики всегда заводили меня. Склонять их к сношению было целой игрой, поскольку я никогда не брал силой. Расколовшись и покорно разлёгшись в ожидании, они только придавали задор. Но этот раз отличался от всех предыдущих, словно сам образ жизни приелся.

– Пожалуйста, хватит! Пожалуйста!..

Гости знали, что будет этой ночью, и просто пошли к себе. На крики никто не являлся. Даже отец мальчика…

Меня одолевала неприязнь из-за одного-единственного паренька, что пытался уснуть через пять комнат от меня. Я хотел только Фудо. Но из-за Рю, лежавшего по соседству, он находился вне досягаемости. Ничего не поделаешь.

Чтобы довести дело до конца, в мыслях отпрыск землепашца сменился вожделенным сыном даймё Фурано. Больше никаких воплей и криков. Правильные черты лица не обезображены болью.

Необыкновенные багровые волосы упали на подушку. Водянисто-зеленые глаза, горящие в лунном свете, беспокойно шарят по спальне и иногда встречаются с моими. Он смотрит с желанием. Ноздри вздымаются, будто ему не хватает воздуха.

Верхними зубами мальчик впился в нижнюю губу так сильно, что прокусил до крови. Он морщится и стонет, подвешенный между мучением и наслаждением, которые я дарю ему от чистого сердца.

– Садара... Садара... Садара! – судорожно зовёт Фудо, моля о чём-то, но не определившись, чего хочется – передышки, или чтобы я не останавливался.

Продолговатые ручонки с опрятными, тоненькими, длинными пальчиками елозят по кровати. Его худые ноги держатся в одном положении у меня под мышками. Ступни прыгают.

Плоский животик сдувается-надувается. Вдыхая, ловлю сладкий запах его чистой гладкой кожи. Волос, напоминающий благоухание тростникового сахара и полевых цветов соответственно. Я целую его, вкушая влагу и приятную свежесть, напоминающие о первых весенних вечерах в бурную оттепель.