Ома Дзидай (СИ) - Коробов Андрей. Страница 56
Затаившись, якудза готовились устроить ливень из пуль, железных осколков и стрел. Рю оставалось только отдать приказ.
Начальник заставы, грубо голося, напоминал, что нам запрещено здесь находиться. Он уже выхватил катану, встретив пренебрежение и чуя неладное.
Рю ответил задорной ухмылкой. Он остановился. Поднял над собой руку и, распрямив кулак, резко вытянул ладонь в сторону противника – дал волю стали и огню.
Приспешники сёгуна заметили якудза только тогда, когда начался обстрел. Было поздно предпринимать что-либо.
Пули пробивали доспехи, заставляя плоть плеваться кровавыми сгустками. Укоренялись внутри тел, втягивая за собой погибель.
Шашки лопались в клочья, сея пламя и вздымая пыль. Железные осколки впивались в растерянных асигару от ног до боков.
Отравленные стрелы точечно входили в броню. Наконечники добирались до внутренностей и вызывали обильное кровотечение наряду с заражением. Выбивали глаза. Проникали в мозг. Бросали наземь тело за телом.
Под градом валились и люди, и ржущие кони, встречая смерть без сопротивления. Бойцы сработали чисто и быстро. Заставу смело́, как не бывало.
Похвалив якудза, кумитё призвал их к себе. Стрелки резво сползали с крыш и вставали за нашими спинами, готовые сражаться за новый Мэйнан дальше.
Времени на воодушевляющие речи у нас не было, бойцы в них и не нуждались. Высвободив Лунный Клинок, Рю просто указал острием катаны на Великаньи Дубы.
Все всё поняли без лишних слов и послушно двинулись вперед.
От Коногава Дзунпея нас отделяли три тысячи шагов вверх. На полпути легкий ход перешёл в стремительный бег, а руки – схватились за оружие, когда из храма смерти донеслись странные звуки.
Вопли мучительно умирающих людей, заглушаемые нечленораздельным звериным рокотом, которому позавидовал сам Малиновый Оскал…
***
Меня не покидали размышления о том, что могло происходить наверху. Предположения отпали сами собой, как я поравнялся с низами исполинских деревьев.
Куда ни глядел, замечал подсказки. Большинство из них… на полу валялись.
Десятки тел утопали в крови. Изувеченные и изуродованные, узнаваемые только по позолоченным доспехам рода Коногава и мешковатым одеяниям шиноби.
Я заметил существо, которое Рю некогда показал мне посредством знака. Именно оно было ответственно за эти жестокие смерти. Чудовище как раз склонилось над последней жертвой, намереваясь забрать и ее жизнь тоже.
Перепуганные до волос дыбом даймё и кугэ тыкали в якудза пальцем, как детвора:
– Эй, поглядите туда!
– Подкрепление?
– Что здесь делает полукровка-они?.. Погодите, якудза?
– Здесь? Почему?..
После всего увиденного им явно хотелось отвлечься, даже если это сеяло смятения.
Какой-то кугэ, отбросив прочь предрассудки, воззвал к нам:
– Умоляю, убейте уже эту тварь!.. Спасите нас!..
Гокудо Дзиротё-гуми теснили толпу. Дзунпей стоял, как истукан, ничего не предпринимая. Это был худший день в его жизни.
На знать я внимания не обращал. Заострил взгляд на существе, не поддающемся должному описанию, и зеленоволосой куноити, которую то вот-вот убьёт.
Старший брат и кумитё тоже следили за Нагисой и Мидори. Лишь я мог положить конец бессмысленной борьбе брата и сестры.
Не одёрни меня Рю за рукав, потрёпанная куноити бы поднялась на загнутых когтях оборотня. Придя в себя, я воззвал к Малиновому Оскалу.
При виде него народ завопил: только исчадья преисподней им не хватало. Мой спутник живо усмирил Нагису.
Оборотень отчаянно верещал, но Ацурами успокоил его. Когда я подошёл к младшему брату, он притих, доверившись мне.
На площадке стало безопасно. Садара бросился к Мидори. Она была на грани потери сознания. Кумитё взял её тихонько на руки и понёс к Рю. Старший брат стоял, скрестив руки, и ждал, когда суета разрешится.
– Что с ней? – бесстрастно полюбопытствовал он.
– Голову ушибла. Вот-вот отключится, – обеспокоенно бормотал сэнсэй. – Не смертельно.
– Хорошо, если так.
– Рю? – предположила куноити.
Тот кивнул.
Его рука коснулась её шеи. Ладонь оставила синий знак – искренность.
– За нас или против нас, Мидори?
Пальцы его спустились ниже, к ключице, куда он поставил бы новую печать – смертельную, если б сестра дала неправильный ответ.
– За…
Сестру подташнивало, иначе она была бы поразговорчивее. Сказывалась слабость. Глаза её закрывались в беспамятстве.
Я вздохнул с облегчением, подслушав разговор краем уха, и обратился к оборотню:
– Ты помнишь меня, Нагиса? Это я, Фудо. Брат твой.
Он был ещё совсем крошкой, когда меня сослали в Отобе. Слёзы стекали по пухлым щёчкам. Нагиса махал ручкой вслед, не понимая, что я сделал не так. Он подозревал, что его брат не вернётся домой никогда.
Минуло немало зим. Внешне я не изменился совсем, разве что в росте. То ли дело малыш Нагиса. Стал совершенно другим человеком.
Покровы чудовища затрещали и начали лопаться, обращаясь в пыль. Ацурами брезгливо отряхнул лапы.
На кровавый пол упала юная, нагая синеволосая девочка – оболочка, принятая Нагисой за единственно истинную, его любимую. Она громко и горько заплакала, будто новорожденный.
– В чём дело, сестрёнка?
Это глубоко раненое жизнью дитя любило, когда его женское самоощущение учитывали. Я сорвал с себя дорожную накидку и прикрыл наготу Нагисы, помогая встать.
– Па-а-па! Па-а-па! – без конца ревела девочка, всхлипывая.
– Тс-с-с, что такое? Что с папой? – шептал я.
Нагиса обняла меня, утыкаясь лицом в грудь.
Она увидела перед собой защитника и утешителя.
Тогда я ещё не знал, насколько мы сблизимся.
Одежда мокла от её слёз. Я повёл новоявленную сестру к остальным.
Семье лучше держаться вместе…
– Отец мёртв, – мрачно объявил Рю.
Щека Мидори сияла золотым светом, вырисовывая знание. Когда брат изъял все воспоминания, печать потухла.
– Мы опоздали. Он… всё-таки убил себя. Нагиса оборотилась Горо. Дзунпей не знал этого и заставил её выступить кайсяку. Она отрубила отцу голову. Его сбросили в трупную яму. – Скривив губы в ненависти, он ткнул в чернеющую дыру посередине пола. – Убийство отца стало ударом для Нагисы. Итоги ты сам видишь, Фудо…
– Хидео-сама… – тихо проронил кумитё.
Он не был Урагами, но потерял бывшего господина и друга. Тоже утрата.
Я еле стерпел, чтобы не выхватить Солнечный Клинок и не броситься на сёгуна, плюнув на всё.
Кто, как не Коногава Дзунпей, повинен во всем случившемся? Кто?! Кто?..
– Ох уж это семейное горе – зарисовка стара, как мир! – язвительно заговорил кто-то поодаль. – Я почти плачу!..
[1] Оябун – другое наименование босса якудза.
Часть восьмая. Конец Прекрасной Эпохи (8-4)
Глава тридцать вторая. Вопль Нэцурасу[1]
Все уставились на Дзунпея. Даймё и кугэ провожали его взглядом, не роняя ни слова. Здесь и сейчас они значили не больше, чем зрители в кабуки.
Урагами и наши союзники встречали сёгуна сухо и осторожно. Никто не знал, что он может выкинуть. Позади трусливо жался дёрганый тэнно Иошинори, но делал вид, будто его тут нет вообще.
Владыка бакуфу остался один. Некому было его защищать. И подмоги ждать неоткуда. Но он по-прежнему держался храбро и властно. Как если бы Дзунпей сохранил уверенность в своей неприкосновенности.
– Кто же тут у нас? Кто эти безумцы? Стервятники, возжелавшие свергнуть меня?
Владыка Омы остановился в десяти шагах от нас. Прищурив глаза, он всмотрелся в лицо каждого Урагами. Вниманием не обделил и Садару.
Во взгляде читались презрение, разочарование и ненависть. Мы отвечали тем же, покуда причин имелось даже больше.
– Предатели! Все как один – предатели! – подытожил он.
В толпе назрели споры шёпотом. Они тонули в пылком потоке сознания вещателя.