Говорит Альберт Эйнштейн - Гэдни Р. Дж.. Страница 2
– Не обижайтесь, но вы не должны так растрачивать свое время.
– Элен. Kreativitat ist das Resultat Verschwendeter Zeit. Творчество есть результат растраченного времени. Будь добра, выясни, кто такая эта Мими Бофорт. Фамилию найдешь в телефонной книге Гринвича, штат Коннектикут. А сейчас принеси мне, пожалуйста, чашечку горячего шоколада.
По обыкновению, Альберт обут в потертые кожаные шлепанцы на босу ногу. Из-под застиранного ворота рубашки видна поношенная синяя фуфайка.
Фрау Дюкас укутывает ему ноги шерстяным пледом.
– Никогда не видела такого количества поздравительных открыток, – изумляется она.
– Было бы что праздновать. День рождения наступает автоматически. И вообще, это детский праздник. – Он снова вытирает глаза. Их блеск только подчеркивает морщины и складки. – Мне семьдесят пять. Мы не молодеем.
Альберт снова набивает трубку любимой смесью «Ревелейшн» из жестяной банки и закуривает. Вверх улетает облачко дыма.
– Элен, пожалуйста, принеси мне горячего шоколада.
– Всему свое время.
– Да что там у тебя в руках, Элен?
Фрау Дюкас протягивает ему газету с фотографией грибовидного облака, выросшего на месте ядерной бомбардировки Хиросимы 6 августа 1945 года.
– Школьники из Линкольна, штат Небраска, просят вас расписаться под этим снимком. Вы готовы дать им автограф?
Окутанный облаком табачного дыма, Альберт беспомощно разглядывает изображение.
– Если без этого никак….
– Тогда я пошла за горячим шоколадом, – говорит фрау Дюкас, будто суля ему поощрение.
Она оставляет Альберта в одиночестве, чтобы он спокойно расписался под газетной фотографией. «А. Эйнштейн, 14 марта 1954 г.»
Затем он берет лист бумаги и делает следующую запись:
В Хиросиме загублено 140 000 невинных душ. Еще 100 000 получили тягчайшие увечья. В Нагасаки погибло 74 000. В результате ожогов, травм и поражений гамма-радиацией 75 000 человек получили не совместимые с жизнью телесные повреждения. При нападении на Пёрл-Харбор погибло… сколько? Я слышал, 2500. Британский поэт Джон Донн писал: «…смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не посылай узнать, по ком звонит колокол: он звонит по тебе». Западный мир доволен, весьма доволен. Я – нет. Удивительные достижения, о которых вам рассказывают в школе, – продукт самоотверженных усилий и бесконечного труда многих поколений во всем мире. Теперь это наследие передано в ваши руки, с тем чтобы вы чтили его, приумножали и в свой черед вручили, как положено, своим детям. Создавая общими усилиями нечто вечное, мы, смертные, обретаем бессмертие.
Фрау Дюкас возвращается с чашкой горячего шоколада. Альберт тем временем повторно набивает трубку, жестом приглашая фрау Дюкас присесть:
– Записывай, пожалуйста, Элен… письмо к Бертрану Расселу.
И начинает диктовать:
– Я всецело разделяю высказанные вами предостережения о том, что перспективы развития человечества беспредельно мрачны. Человечество столкнулось с необходимостью выбора: либо мы все погибнем, либо должны будем проявить немного здравого смысла.
Старинные часы отбивают четверть часа.
– Поэтому вот вопрос, – продолжает Альберт, – который мы ставим перед вами, – вопрос суровый, ужасный и неизбежный: должны мы уничтожить человеческий род или человечество откажется от войн? Люди не хотят столкнуться с такой альтернативой, так как очень трудно искоренить войну… С сердечным приветом, Альберт Эйнштейн.
Сбросив стоптанный шлепанец, он достает гранитный голыш, зажатый между пальцами, и придавливает им письмо Борна.
– Меня подкупил голосок этой юной особы. Кстати, об относительности. Если человек сидит рядом с милой девушкой, то вечность пролетает, как одна минута. Но посади его на раскаленную плиту – и минута покажется вечностью. Это и есть относительность. Мими Бофорт. Бофорт – примечательная фамилия.
– Чем же? – Тон фрау Дюкас предполагает, что в этой фамилии нет ровным счетом ничего примечательного.
Поворачиваясь к окну, за которым солнечные лучи пляшут в кронах деревьев, Альберт разъясняет:
– Она означает «прекрасная крепость».
На его лице вспыхнула улыбка при виде чернокожих ребятишек, играющих на улице под аккомпанемент собственной песенки.
Запевала начинает:
– А мамочка моя…
Остальные подхватывают:
– Где мамочка твоя?
Покачивая бедрами, они поют хором:
Альберт с трудом поднимается и отплясывает буги-вуги собственного изобретения. Не оборачиваясь к фрау Дюкас, он говорит:
– Будь добра, запиши еще вот что: «Никуда не делись предрассудки, которые я, как еврей, воспринимаю особенно остро; но они не идут ни в какое сравнение с тем, как белые относятся к своим соотечественникам с более темным цветом кожи. Чем больше я чувствую себя американцем, тем больше меня мучает эта ситуация. Только высказавшись, я смогу избавиться от ощущения соучастия».
– Кому это адресовано? – спрашивает фрау Дюкас.
– Мне. Это для меня, Элен. Напоминание самому себе. И еще… то, что я сейчас скажу, должно остаться строго между нами. – Он тяжело вздыхает. – Моя личная жизнь потерпела крах. Нормальный мужчина не бросит даже падчерицу, когда та умирает от рака. А я бросил свою первую жену, и она умерла в Цюрихе. Моя дочь исчезла. Я понятия не имею, где она может быть. Мне даже не известно, жива она или нет.
– Прошу вас… нельзя допускать, чтобы прошлое подтачивало вас изнутри.
– Мой сын, мой сын… Ты же знаешь, Элен, мой младший сын Эдуард почти четверть века находится в психиатрической лечебнице. Психоанализ, лечение электрошоком – все это напрочь разрушило его память и мыслительные способности.
– Но не ваше к нему любовное отношение.
– Любовное отношение сохраняется у меня только к еврейскому народу. Ни с кем я не чувствовал такой прочной человеческой связи. Как-то я написал Елизавете, королеве Бельгии: «У меня очень скверно на душе от излишнего пиетета, который окружает всю мою деятельность. Я поневоле ощущаю себя самозванцем. Ich bin ein Betrüger». Что-то печень разболелась, мне нужен свежий воздух.
Фрау Дюкас распахивает все окна.
Слышно, как из видавшего виды четырехдверного «бьюика» доносится «Тайная любовь» в исполнении Дорис Дэй.
Альберт жестом просит фрау Дюкас поторопиться:
– Проверь по телефонной книге, Элен.
Фрау Дюкас повинуется – и выясняет, что семейство Бофорт проживает в своем родовом поместье Бофорт-Парк, расположенном в округе Фэрфилд, Гринвич, штат Коннектикут. Альберт гадает, как выглядит Мими Бофорт. В ее голосе бесспорно звучит извечное обаяние молодости. Станет ли она ему новой знакомой? А может, наперсницей. Тайной любовью, способной утешить его душу, раздираемую возрастом, болячками и недугами, мрачными предчувствиями. Солнечные лучи падают на его рабочий стол. С чувством полного умиротворения Альберт восторгается этими узорами. И начинает листать потрепанные страницы Сонаты Моцарта для фортепиано и скрипки ми минор, К. 304.
Не каждому дано найти такую нежность, такую чистую красоту и истину. Эти качества неподвластны времени. Подобно Моцарту, он считает, что разгадал все тайны Вселенной. Для нее понятие вечного на порядок выше представлений о руке судьбы и заблуждениях рода людского. С возрастом понимаешь это все отчетливее.
Взглядом он ловит мелькающие на полу тени. В их сплетениях ему видятся лица родных, друзей, близких и любимых. Создается впечатление, что все потаенные и драгоценные узы повторялись по кругу. А почти все другие просто развеялись. Так повелось с самых ранних пор. Еще давным-давно. Декабрьским утром 1944 года, в одиннадцать тридцать, когда в результате одного из самых мощных авианалетов антигитлеровской коалиции был разрушен дом Б135 по Банхофштрассе в его родном Ульме. Как-то раз он написал корреспонденту, чье имя уже не мог вспомнить: «Время обошлось с ним еще более сурово, нежели со мной».