Между клизмой и харизмой - Аветисян Самвел. Страница 43

— То, что нас не убивает, делает нас сильнее. Ничего, выстоим, — попытался я его приободрить.

— Ладно, прорвемся. А пока слушай сюда, толстый. Дай задание Катцову нарисовать этикетку с жирной свиньей и надписью «Захлебнись, скотина!». И позвони на завод. Пусть срочно разольют тысячу бутылок с этой этикеткой, упакуют красиво и отправят DHL в офис Бендукидзе.

Профессионал

Лето выдалось горячим. За окном тополиный пух, жара, июль. На работе — красные от недосыпа глаза, пятая за день чашка кофе и хронический насморк из-за кондиционеров. Я продолжал получать от Ярдова нагоняи за неутихающий скандал вокруг давней «лесбийской» рекламы, несмотря на сумасшедшие продажи от нее. Но даже они не устраивали Ярдова. Над компанией дамокловым мечом висели кредиты на строительство нового завода, которое затягивалось, как и положено по закону Хаммурапи — Лужкова: ни одна стройка в срок не заканчивается.

Ярдов приходил в офис в образе дикого зверя, по пути каждого встречного выжигал взглядом. Из безвинно пострадавших от гнева его можно было составить город. Он позволял своим связкам все звуки, помимо воя. А получив отчет по продажам за июнь, Ярдов и вовсе стал громовержцем. Я же поневоле сделался громоотводом. Каждое мое утро начиналось с запущенных в меня молний:

— Какой ты, на хуй, профессионал! Ты, сука, баснописец. Я уволю тебя. Ты не маркетолог, ты не дружишь с цифрами.

Это было правдой. Я не любил графики, не любил таблицы, я до сих пор не знаю и ненавижу Excel.

— Возможно, по меркам Pepsi и Nestle я не маркетолог. Уортонов с Гарвардами не кончал. Но мы крошечная компания с мизерными продажами. Что там считать, что анализировать? Мы не корпорация с миллиардными оборотами, где недочет в сотые доли дает серьезные убытки. Мы сильны другим: дерзостью задач, дикостью амбиций и бесстыдством креатива. — Я пытался хоть как-то погасить гнев Ярдова.

Буря не утихала весь июль. Не утихла она и в августе. В начале сентября открывался ресторан в Сочи. Я понимал, что появляться мне там не стоит. Туда развлекать гостей повезут вагон моделей из Белоруссии. Я в свое время их отбирал для съемок в рекламе. И мне совсем не хотелось выглядеть жалким и битым в глазах красавиц. Надо было срочно что-то придумать: внезапно заболеть, попасть в кутузку, как лицо подозрительной национальности, а лучше свалить в Тбилиси, допустим, на похороны вымышленного родственника. Но, на мое счастье, почти ниоткуда образовался куда более изящный предлог.

— Ярдов утвердил новую программу повышения квалификации для топ-менеджеров, — позвонила мне поздним вечером Анастасия Калантарова, наш эйчар-директор. — Вы в первоочередном списке. Вам необходимо до пятницы определиться с бизнес-школой и заполнить анкету с точным указанием названия школы и выбранного курса. Стоимость обучения не может превышать тридцать тысяч евро.

Я выбрал трехнедельный курс по стратегическому маркетингу в школе бизнеса INSEAD, что в Fontainebleau, близ Парижа. Выбрал еще и потому, что от нее до бургундских виноградников рукой подать. Буду ездить туда на выходные, предвкушал я.

Ярдов, пока я учился в Фонтенбло, звонил мне реже обычного:

— Учись-учись! Может, и получится из тебя маркетолог, хотя все равно тебя уволю. Возьму профессионала. Я дал команду хедхантерам искать замену тебе. А может, оставлю. Будешь за креатив отвечать.

Ярдов не блефовал. Amrop International и Ward Howell, известные охотники за головами, подбирали ему топовых кандидатов из больших компаний. Не скрою, сперва я жутко нервничал, но поразмыслив, успокоился:

— И действительно, Родион, а что я так дергаюсь? — У нас с директором продаж была привычка пить пиво после работы.

— Тебе это на руку. Во-первых, новый человек избавит от лишнего геморроя, станет буфером между тобой и шефом, а во-вторых, усилит команду, если он действительно профессионал, — подбодрил меня Родион.

— Ну, и бонус подрастет, если подорожает компания, — согласился я с ним. — а субординация меня не парит. Будет ли новый человек сверху, сбоку или снизу — мне все равно, главное, чтобы он органично вписался в команду.

Не помню, сколько было кандидатов. Три или четыре. Ярдов остановил свой выбор на том, кто меньше других подходил. Некто Степан Раков — суетливый, косноязычный менеджер со скудным словарем, именуемым business English. Да еще и классическим job jumper [84] оказался. Прыгал из компании в компанию. Из его резюме следовало, что он с 1992 года целеустремленно накапливал актуальные маркетинговые знания и ценный опыт практической деятельности сначала в компании Rank Xerox, потом в Pillsbury, Mary Кау, L’Oreal, Johnson & Johnson и Danone, пока не осел в Pepsi, где, с его слов, выводил на рынок Aqua Minerale.

— Чтобы, такскать, добиться реконселейшн, такскать, с нашей таргет-груп мы сделали, такскать, нью экзекьюшн для Aqua Minerale.

— Степан, извините, а что такое «экзекьюшн»? — Про «реконселейшн» я побоялся спросить.

О своих сомнениях относительно Ракова я не стал говорить Ярдову, понимая, что это даст обратный эффект. Сообщил только, что Раков настаивает на том, чтобы должность его называлась «Вице-президент по стратегическому маркетингу».

— А ты как называешься?

— На визитке указано «управляющий идеями», но я обычно представляюсь руководителем службы маркетинга.

— Что за на хуй «управляющий идеями»?

— Это я так забавлял журналистов, придумывая лишний инфоповод. Ты же в курсе? Я рассказывал тебе. Оксана теперь не пиар-директор, а директор по репутации, Михаил — директор путей сообщений, главбух Надежда Ивановна — управляющая счастьем, ибо счастье не в деньгах, ты лучше меня знаешь, а в их количестве. Тебе напечатали визитку, указав должность «управляющий будущим».

— Каким еще будущим, каких «путей сообщений»?

— Реклама — это просто сообщение. Миша как отвечал у нас за каналы коммуникации, то есть за пути сообщения, так и отвечает. Пусть Раков займется планированием, аналитикой и этим самым реконселейшном, а я сосредоточусь на креативе.

— Реконсе… чем?

— Не знаю. Я постеснялся спросить.

Дума в сентябре разродилась законом, запрещающим с нового года образы людей и животных в рекламе. Слуги народа решили, что изображение веселого толстяка и трех медведей вернее спаивает народ, чем скучные «Арсенальное» с «Клинским». Большинство производителей пустились во все тяжкие, чтобы успеть «надышаться» рекламой перед, как им казалось, смертью рынка. Ярдов решил не отставать от них. Собрал совет директоров и принял единогласное решение вывести на рынок новый продукт — текизу. Коктейль из пива и текилы, который прост в производстве: в сорокатонный чан с пивом заливается бутылка текилы и смешивается, но не взбалтывается. Ну, и сироп лаймовый для сладости. В глазах многих членов совета директоров читалось недоумение: один проект приостанавливаем и тут же запускаем новый. Где логика? Зная Ярдова дольше всех, я не искал логики в его решениях. Свои управленческие приемы сам он называл gorilla rules [85]. Это когда чем сумасброднее, тем верней. Я не сразу догонял его. Но догнавши, офигевал: надо же, как верно! Вот и внезапное его решение переименовать рестораны в частные пивоварни я поначалу не воспринял. Мне казалось, новое название принижает рестораны, делает их убогими, местечковыми. А спустя время в интервью газетам я уже с важным видом объяснял переименование тем, что мы не такие, как все, мы такие одни.

За скорой рекламной помощью для текизы мы обратились в дорогую и пафосную студию Тимура Бекмамбетова. Еще одно сумасбродное решение Ярдова:

— Мы не можем рисковать с текизой. Это наш единственный шанс в этом году. И рекламу нам должен делать самый крутой режиссер, сколько бы это ни стоило.