Жорж - иномирец (СИ) - Панченко Сергей Анатольевич. Страница 34

            - Когда мы говорим о существах, похожих на меня, можно опускать, от кого они произошли. Просто люди. – Я придержал лестницу, чтобы она не шаталась.

            - Что, тоже считаешь своих предков недостойными быть ими? А как мне объяснить, на кого они похожи?

            - Говори жоржеобразные, а я буду говорить лялеобразные или антошеобразные. Да, судя по прямым и косвенным признакам, этот мир населяют жоржеобразные люди.

            - А мне как спускаться? – Змей попытался воспользоваться лестницей, но понял, что у него не получается.

            - Антош, а у тебя вообще сломаться что-нибудь может? Просто падай, тут невысоко.

            - Ни за что. Я сегодня уже нападался. Если я кажусь вам гибким, это еще не значит что я бесхребетный.

            - Что ты предлагаешь. Опять взять тебя на ручки?

            - В последний раз. Обещаю.

            Я поднял змея, чтобы он обернулся вокруг моей шеи один раз и свесился противоположными концами тела как шарф. Поставил ногу на лестницу, чтобы проверить, выдержит ли она такой вес. Первая перекладина выдержала, я ступил на вторую.

            - Антош, кажется боливар двоих не вывезет.

            Перекладина хрястнула и мы полетели вниз. Я шмякнулся прямо на Антоша. Змей завыл. Вся живность, что находилась в сарае и на карде подняла жуткий гомон.

            - Черт! Сейчас точно хозяева сбегутся. – Я заметался вокруг стога, не зная, куда спрятаться.

            Со стороны дома раздался звук хлопнувшей двери. Бежать было поздно. Да и страшно. Далеко ли смогли бы убежать от крестьян гигантская кошка и головастая змея? Мой дед точно прихватил бы двустволку, чтобы подстрелить такое чудо.

            - Прижмитесь к сеновалу, я вас прикрою сеном? – Приказал я Антошу и Ляле.

            - А ты? – Испугалась за меня кошка.

            - А я совру что-нибудь.

            Дверь сарая с той стороны распахнулась. Громыхнули пустые ведра, вслед за ними раздалась отборная ругань.

            - Поставит, дура старая, прямо на проходе.

            - Сам дурак, под ноги не смотришь. Лису спугнул теперь.

            Дверь к сеновалу открылась. Крупный коренастый мужчина со свисающими, как у моржа, усами направил в мою сторону ружье.

            - Не, бабка, это не лиса. Это жулик, вор, конокрад. Руки вверх. – Приказал он мне.

            Я поднял.

            - Я не вор, боже упаси взять чужое. Это недоразумение. Я могу вам все объяснить.

            - Это ты – недоразумение. Объяснишь участковому, кто ты такой и что делал в моем сарае, а я пока посчитаю свое хозяйство, не успел ли ты шею моим цесаркам свернуть.

            - Не надо к участковому, я – жертва обстоятельств. Увидел сеновал и решил передохнуть на нем, а ваше бдящее хозяйство подняло такой гвалт.

            - Тю, бабка, смотри, он нам лестницу сломал, гаденыш. Вот и убыток есть. Лети, мухой, к участковому, а я подержу его на прицеле, чтобы не сбежал.

            - Не надо. Я починю лестницу.

            Бабка не стала меня слушать, развернулась и исчезла в сумраке сарая.

            - Мужчина, перестаньте целиться в меня из ружья, вдруг выстрелит? А это будет превышение пределов необходимой самообороны. Я не вооружен, не представляю для вас никакой опасности, мы можем поговорить, выяснить, что нам друг от друга ничего не надо и мирно разойтись.

            - Конечно, а мне потом вся деревня будет пенять, что я вора отпустил. На тебя знаешь уже сколько охотятся? Скажи, это ты у соседа лошадь увел? – Старик понизил голос.

            Я догадался, что он одобряет этот поступок.

            - Нет. Я у вас впервые.

            - Конечно, а то ты признаешься? Участковый из тебя душу вытрясет. А в городе так вообще и почки отобьют, и печень, и морду так подрихтуют, мама родная не узнает.

            Глядя на старика, который, впрочем, по внешнему виду еще не дотянул до этого возраста, я предположил, что это не мой мир. Не носили у нас такие белые сорочки, похожие на ночное белье, с расшитыми отворотами на одну сторону. Не производила наша промышленность таких сапог с загнутыми острыми носами. Да и ружье имело слишком затейливый курок.

            С задов послышался шум.

            - Митрич, я здесь. – Крикнул старик.

            В сеновал ворвался еще более коренастый краснолицый мужчина,  с еще более роскошными усами, в зеленых штанах с красными широкими лампасами, с пистолетом в руке и шашкой на боку.

            - Вот он, конокрад, поймал с поличным. – Старик был горд собой.

            Участковый вытер пот с лица и махнул пистолетом.

            - Руки за голову. Спасибо, Степыч, не медаль, так благодарность тебе обеспечена.

            - Рад стараться. – Ответил старик.

            - Шевелись, давай, ворюга. Прифраерился, штанишки напялил какие-то бабские, тьфу, мерзость.

            - Это обыкновенные джинсы.

            - Джинсы? – Переспросил участковый. – Я в ваших модах ничего не понимаю. Шевелись, рожа.

            Меня повели по деревенской улице, как пленного фашиста. Народ застрял крупными, как на подбор, лицами, промеж штакетин. Детвора что-то кричала нам вслед, но мой конвоир солидно молчал. В уме ему, наверняка, уже грезились штаны с еще более широкими лампасами, медаль и повышение по службе.

            Участковый завел меня во двор. Я догадался, что эта усадьба принадлежит ему. У служителя порядка имелся большой яблоневый сад. Вдоль дорожки, идущей от ворот к дому рос виноград, накрывающей ее на манер беседки. Еще зеленые грозди неспелого винограда свисали вниз.

            - Шевелись. – Приказал участковый.

            - Да шевелюсь я.

            Меня заботила судьба Ляли и Антоша. Как бы и их не замели. Хотя, змей мог сбежать вместе с кошкой в любой мир. В таком случае, мы больше никогда не пересечемся. От этой мысли стало грустно. Я успел прикипеть к этим двум иномирцам.

            К деревянному дому участкового притулился новострой, небольшое кирпичное помещение с зарешеченными окнами. Я решил, что это местное СИЗО.

            - Туда, живее! – Показал участковый на СИЗО.

            - Иду я, иду.

            Внутри обстановка оказалось довольно примитивной. Клетка на две персоны максимум и стол со стулом, для протоколирования допроса. Участковый впихнул меня внутрь клетки, закрыл ее с лязгом и навесил замок. Ключ повесил себе на шею.

            - Какой-то ты тщедушный? Болел в детстве?

            Конечно, напротив него я был раза в два меньше, но только в окружности тела, ростом мы были примерно одинаковым.

            - Как все, не больше и не меньше. Ветрянка, ангина, ОРЗ и так далее. На ночь не ем просто.

            - На ночь он не ест. – Усмехнулся участковый. – А когда есть тогда, с утра? Врачи рекомендуют есть на ночь, чтобы жирок завязывался. А, ну у тебя другие приоритеты, ты поди еще и в форточки лазишь?

            - Я не вор.

            - А кто ты? Гобин Руд? Забрал у богатых и раздал бедным?

            - Я никому ничего не раздаю. Обстоятельства моего появления на сеновале этого человека настолько фантастические, что вы не станете их протоколировать, потому что меня сочтут сумасшедшим и вас тоже.

            - А меня-то за что?

            - За то, что протоколировали.

            - Что ты несешь, гад?

            Участковый достал из-под стола пишущую машинку, вставил в нее лист бумаги и посмотрел на меня.

            - Имя.

            - А? Имя. Жорж – иномирец.

            - Морж женомерец?

            - Нет. Жорж…, иномирец.

            - Житомирец?

            - Нет.

            - Морж – жидомерец.

            - Нет.

            - Жиромерец? Жопомерец?

            - Дайте мне бумажку я сам напишу.